Только что звонил генерал Трощинский. Сразу обеспокоился Дед, как только узнал, что Голубев до сих пор не вернулся. Дед вообще удивился, что Голубев сам в окно полез. Да, а ведь он, Черемных, вполне мог оказаться на месте Голубева. По идее, ведь он и помоложе, и должность пониже. Но... в инструкции не указано, что на ту сторону обязательно должен отправляться более молодой и ниже стоящий в ранге сотрудник Спецотдела. А Голубеву видать самому захотелось отправиться ТУДА. Вот поэтому они и устроили здесь эти дурацкие "камень, ножницы, бумага". И слепой жребий отправил в прошлое начальника группы — майора Голубева.

"Начальнику сейчас по любому сложнее, чем мне", — думал Черемных. — "Я-то здесь просто в ожидании маюсь, без дела, а он там за "попаданцами" охотится. И неизвестно еще, удачно ли эта "охота" закончится".

Николай и Александр вышли из подъезда. Дядя Гена уже сидел на лавочке и курил. Николай помнил, что дядя Гена предпочитал крепкие папиросы типа "Беломорканал" или "Казбек". Сейчас такие уже мало кто курит.

— Мужики, а может мы, это самое, на троих сообразим? — вдруг спросил дядя Гена. — Что вам до вечера-то без дела болтаться? Магазин здесь рядом.

— Нет, мы не можем. Мы на работе, — резко возразил Александр.

Дядя Гена скривил губы:

— На работе, — он сплюнул на асфальт. — Ну так и идите тогда на работу. К этому Петровичу вашему. Какого лешего вы тогда здесь околачиваетесь?

— Да, спасибо, мы прямо сейчас и поедем на работу к Валерию Петровичу, — поспешил успокоить своего бывшего соседа Николай...

Во дворе на качелях раскачивался какой-то мальчуган лет десяти, в рваных штанах, в свитере с заплатками и с внушительным синяком под глазом. В одной руке у мальчугана был зажат популярный в те годы кубик Рубика. Увидев Александра и Николая, мальчуган чего-то испугался и дал деру.

— Ты помнишь его? — спросил Николай Александра.

Тот пожал плечами:

— Не помню такого. Наверно запомнил бы, если б раньше встречал — уж больно "заметная" личность. Наверное паренек из неблагополучной семьи. Возможно, не из нашего микрорайона, а какой-то пришлый. А кубик наверняка спер у кого-нибудь. Эх, помню, как я как раз где-то в этом году увлекся кубиком Рубика. Два месяца пытался его собрать, да как-то не получалось. Так и забросил я его.

Качели продолжали по инерции раскачиваться и довольно надрывно скрипеть. На этих качелях Николай, естественно, катался не один раз, будучи пацаном. А сейчас ему вспомнились слова из старой доброй песни: "Все невзгоды непогоды улетели. Лишь поскрипывают старые качели. Качели, качели, лишь поскрипывают старые качели"...

Бывшие одноклассники завернули за угол дома. Там, рядом с заборчиком, огораживающим бывший детский сад Николая (в настоящее время сохранившийся), все еще стояла старая голубятня. Правда, голубей в ней уже давно не было. Да и голубятню саму скоро разберут.

— Сказали мы дядьке этому, соседу твоему, что на работу к твоему отцу поедем в министерство, — усмехнулся Александр. — Да только вот одеты мы с тобой так, что не в министерство, а в колхоз впору ехать... Ну ладно, теперь ко мне? — Александру тоже не терпелось посмотреть на свой дом, который также уже не существовал в настоящем времени.

— Теперь к тебе, — согласился Николай, В ПОСЛЕДНИЙ РАЗ окинув прощальным взглядом дом своего детства и юности.

Через скверик, в котором пока еще стоял зеленый деревянный домик, где хранился всякий дворницкий инвентарь, они вышли на Новорогожскую улицу. На месте современной двадцатипятиэтажки, где сейчас жил Николай, стояла хрущевка. А на первом этаже хрущевки еще работал молочный магазин (и Николай и Александр в детстве ходили сюда за молочными продуктами). В соседнем доме, такой же хрущевке, находилась галантерея, а чуть подальше — опять же в хрущевке — аптека, единственная на всю округу, в очереди которой можно было отстоять битый час (сейчас, когда аптек в Москве стало неимоверное количество, в это просто невозможно поверить). По соседству с аптекой сберегательная касса (пока еще не сбербанк). И естественно на домах ни одного пластикового окна, ни одного кондиционера, ни одной антенны спутникового телевидения.

— Вот там, где "молочка", теперь я живу, — Николай направил указательный палец в сторону молочного магазина. — Прямо рядом с нашей школой.

— А пойдем, прогуляемся к нашей школе.

— Пойдем, а оттуда — к тебе. Как раз по пути будет...

Общеобразовательная школа номер 396 (теперь школа номер 1468) в 1985 году выглядела более строго. Если в настоящее время ее фасад заиграл красками разных цветов, то здесь она была еще вся выкрашена в казенный белый цвет. Нет еще красивых скамеек рядом с центральным входом. И нет забора, огораживающего периметр школы. В те годы к школе можно было подойти с разных сторон, поэтому понятие "центральный вход" было вовсе не номинальным.

На месте еще старые баскетбольная и футбольная площадки, а также "уголок НВП" с размеченным белой краской плацом, полосой препятствий, окопами и "грибком" часового. В саму школу тогда можно было войти, что называется, с улицы. Никаких охранников в штатном расписании школы не существовало. Безусловно, в этом были свои огромные минусы.

— Слушай, Саш, а сейчас же июнь — учеба закончилась вроде?

— Выпускные экзамены еще должны идти. Где-то через неделю у десятиклассников должен быть выпускной вечер. А, кстати, ты помнишь НАШ выпускной?

— Еще бы. Разве такое забудешь? — Николай вздохнул. — Я тогда в первый раз в жизни напился. А потом, когда на теплоходе катались, все хотел в воду сигануть — духота страшная стояла, как сейчас помню.

— А я знаешь только после того выпускного осознал, что ДЕТСТВО ЗАКОНЧИЛОСЬ. Закончилось, и теперь уже начинается взрослая жизнь. А ты помнишь нашу первую учительницу — Раису Яковлевну?

— Помню конечно. Она из школы давно уже ушла. Может быть даже как раз в 85-м.

— А по-моему чуть позже. А физрука нашего Владимира Ильича помнишь? Ну он еще частенько уроки вел пьяненьким. И газету "Советский спорт" читал постоянно. А потом у него еще язва открылась. Он вообще же вроде футболистом раньше был?

— Да вроде бы, — пожал плечами Николай. — В каком-то клубе второй лиги играл... А трудовик наш, Игорь Семенович. Какая личность колоритная была. Помнишь, как в Серегу Горностаева киянкой запустил, когда тот на уроке со сверлильным станком баловался?

— Да, добрейший был человек. А учительница музыки Татьяна Ивановна? У нее еще сын в параллельном классе учился. Отличная была училка, редко когда кому ниже четверки ставила. А вот математичка была стервозина.

— Это Валентина Олеговна-то? Да, суровая тетка была. А помнишь, как мы ей мышку в кабинет запустили?

— О-о-о, — лицо Александра расплылось в улыбке. — Она тогда визжала так, что стекла в окнах вибрировали. А "химичка" Александра Сергеевна? Тоже строга была.

— Ну она была хотя бы справедливая. А буфетчицу тетю Машу помнишь?

— Это вообще была золотая женщина. А муж у нее вроде даже был Героем Советского Союза. А ты, кстати, вообще с нашими бывшими одноклассниками общаешься?

— Ну, в принципе, да. Некоторые до сих пор живут здесь, в этом районе, с ними я пересекаюсь даже иногда. С некоторыми общаюсь через "Одноклассников", через "В контакте".

— А с учителями?

— Первое время довольно часто встречал на улице. Потом, все реже, реже. А потом и вовсе перестал встречать. Ты же помнишь наш учительский состав: там же почти всем в 91-м году было уже в районе пятидесяти — шестидесяти лет. А той же Александре Сергеевне вообще под семьдесят. Естественно, все они постепенно из школы уходили. А сейчас там, скорее всего, вообще ни одного знакомого лица не осталось. Шутка ли — тридцать два года прошло.

— Тридцать два, — задумчиво повторил Александр. — Мы с тобой волею судеб опустились на отметку МИНУС ТРИДЦАТЬ ДВА ГОДА.

— Ну а ты-то ни с кем из наших бывших не общаешься?

— Увы, — Александр развел руками. — Я наверно нехороший человек, редиска. Как отсюда уехал в другой район Москвы, так и с концами. Место жительства стало другим, место учебы другим, ну и круг общения тоже стал другим. Ты спросишь, почему у меня нет страничек в социальных сетях? Знаешь, мое мнение — негоже сотруднику спецслужбы в этих соцсетях "светиться".

— И с Танькой Кругловой не общаешься?

Александр покраснел:

— А почему я именно с ней должен общаться?

— Ладно, замяли, — Николай еле сдержался, чтобы не засмеяться. Он-то помнил о лирических отношениях между Александром Голубевым и Татьяной Кругловой. Кстати, Танька тоже уехала из района, и тоже ни в каких социальных сетях замечена не была. — Ой, смотри, а это случайно не Борис Михалыч идет?

Действительно, по дорожке, ведущей к центральному входу школы, шел Борис Михайлович Пудышев, учитель географии, через пару лет ставший директором школы. Его Николай последний раз встречал где-то году в 1999-м. Сейчас он был еще относительно молод и бодр. В руках у него как всегда был неизменный коричневый кожаный портфель. Борис Михайлович довольно резво поднялся по ступенькам на школьное крыльцо и скрылся за входной дверью.

— А ты говорил, что в школе ни одного знакомого лица не осталось, — проговорил Александр.

— А ты говорил, что детство закончилось. Да вот оно, наше детство. Здесь и сейчас.

— Да уж, голова кругом от всего идет. А знаешь, скорее всего, я сейчас нахожусь дома. Ну я имею в виду себя образца 85-го года.

— Ты уверен?

— Я помню, что в пионерлагерь меня отдавали обычно в июле-августе. На вторую, третью смены. А июнь я обычно в Москве проводил. Так мы сейчас это проверим.

За территорией школы располагались гаражи. А рядом с гаражами находилась телефонная будка. Она-то и была целью Александра.

— Дай две копейки, — попросил он Николая.

Тот достал бумажник и из отделения для мелочи достал желтенькую монетку достоинством в две копейки.

— Куда будешь звонить?

— Себе домой.

— А номер помнишь?

— Наизусть, как таблицу умножения.

Александр зашел в телефонную будку

— Ты посмотри, забытая надпись. "Бесплатно вызываются пожарная охрана — 01, милиция — 02, скорая помощь — 03, служба газа — 04". Телефончик дисковый, я уже забыл, когда таким пользовался в последний раз, — он снял трубку, сунул монетку в специальную прорезь и стал набирать номер, произнося вслух цифры. — Восемь, четыре, девять, пять...

— Стоп, — Николай схватил Александра за свободную руку. — Какие "восемь, четыре, девять, пять"? Ты чего? Раньше же этого не было. Набирали только семь цифр номера без кода.

— Тьфу, ты, действительно, вот что значит привычка. Семь цифр, правильно... Два, семь, восемь, один...

В трубке послышались длинные гудки. Александр замер, почувствовав, что сердце в груди заколотилось с бешеной частотой. Один гудок, второй, третий, четвертый. Видимо, никого нет дома. Но вдруг послышался щелчок, монета провалилась внутрь монетоприемника, и на том конце провода послышался детский мальчишеский голос:

— Алло, — это был голос Саши Голубева, тогда еще школьника.

— Здравствуйте, — Александр постарался придать своему голосу уверенность и спокойствие. — А можно услышать Веру Павловну?

— Вы ошиблись, здесь нет таких.

— Извините пожалуйста, — Александр положил трубку на рычаг и вышел из телефонной будки. Несмотря на довольно прохладную погоду, ему стало жарко. Он расстегнул куртку.

— Ну как тебе ощущения от разговора с самим собой?

— Это... Это... Коль, это нельзя передать словами. Это выше человеческого понимания.

— Ну, ты-то сам с собой только по телефону поговорил. А вот я вживую с собой беседовал. Это еще хлеще... Ну мы пойдем, наконец, к тебе?

Они завернули за гаражи, и сразу за гаражами Николай едва не налетел на какой-то металлический штырь, торчащий из-под земли. Вообще непонятно было, каким образом здесь этот штырь оказался.

— Черт, чуть себе брюхо не распорол, — воскликнул Николай. — Это же надо прямо за поворотом. И как это до сих пор не убрали. Все-таки в советской Москве тоже не все было идеально... Ты чего, Саш? — он заметил, что Александр резко переменился в лице.

— Я вспомнил одного паренька, который как раз где-то в это время, именно на этом месте, напоролся именно на этот самый штырь. НАСМЕРТЬ.

— Да ты что?

— Да, насмерть. Это был Леша Концевой, где-то на год-два младше нас. Ты его возможно и не знал. Он учился не в нашей школе, а в 455-й. Произошло это прямо на моих глазах. Мы в салочки с ребятами играли, Мишка Павлов был "водящим", но возле школы настиг Леху. Леха стал "водящим" и погнался за мной. А я сюда свернул, за эти самые гаражи, у которых мы с тобой сейчас стоим. Леха — за мной. Но я-то штырь обогнул, а Леха прямо на него напоролся... Потом конечно же штырь этот несчастный из земли вытащили. Но Леху-то уже вернуть было нельзя. А он был моим хорошим другом. Был, — Александр на мгновение задумался и вдруг... улыбнулся. — Не был, а ЕСТЬ. И будет жить! Да, Леха будет жить!

Александр под недоуменным взглядом Николая снял рюкзак с плеч и поставил его на землю. Открыл рюкзак и достал из него... саперную лопатку.

— Ни одному тебе, Николай, менять историю. Я тоже вложу свои десять копеек. Пусть штырь исчезнет отсюда немного раньше, чем это было в предыдущем варианте развития событий...

Слежку за собой Нефедов почувствовал еще, когда вышел из подъезда. Уж больно подозрительным ему показался невзрачный на вид мужичок средних лет в сером пуловере. Мужичок неожиданно вынырнул откуда-то (видимо из одного из многочисленных автомобилей, припаркованных у дома профессора), едва только за Нефедовым захлопнулась подъездная дверь.

Профессор шел в "Пятерочку", находящуюся через дорогу напротив его дома. Мужичок вместе с ним перешел дорогу. Перед "Пятерочкой" Нефедов специально остановился и оглянулся. Мужичок тоже остановился и стал шарить по карманам своих брюк, будто бы что-то ища там. Когда Нефедов все же вошел в магазин, мужичок прошмыгнул вслед за ним.

В магазине Нефедов взял корзинку для покупок и, как обычно, уже проторенной тропой пошел по отделам "Пятерочки": овощной, хлебный, молочный, кондитерский. Мужичок поначалу терся где-то неподалеку от него, но затем вдруг пошел на кассу, купил пачку сигарет и пошел на улицу.

"Может, мне после встречи с теми двумя, уже слежка мерещиться стала?", — подумал Нефедов и немного успокоился.

Однако, на выходе из "Пятерочки", он вновь заметил небритого мужичка. Тот стоял на тротуаре в нескольких шагах от дверей универсама и с невероятно сосредоточенным видом "ковырялся" в своем смартфоне.

"Сейчас проверим, "хвост" это или нет", — решил Нефедов и, ускорив шаг, пошел по направлению к станции метро. Не доходя до вестибюля станции несколько метров, остановился и обернулся. Мужичок следовал за ним. Профессор пропустил мужичка вперед себя. Мужичок дошел до вестибюля, но в метро не зашел, а остановился и обернулся назад.

Нефедов же уже шел в обратном направлении, в сторону "Пятерочки". Дойдя до "зебры", где он обычно переходил дорогу, возвращаясь домой, опять обернулся. Мужичок, почти перешедший на бег, так как Нефедов, несмотря на то, что у него в обеих руках были сумки с продуктами, шел довольно резво, следовал за ним.