Степное солнце

— Они для нас приговор. Они — смерть всего живого. Их тьма пожрет, в конце концов, и нас.

Элкоид выдохнул чуть облегченно, и это не укрылось от его друга.

— Ты знаешь, что Вольные города взбунтовались?

Друг едва различимо кивнул.

-Знаешь, что степняки встали на сторону самопровозглашенного изменника.

Помедлив несколько ударов сердца, Элкоид посмотрел прямо в глаза другу.

— Лукий верен Империи, он все сделал так, как надо. И если все будет идти согласно плану, мы получим то, что даст нам возможность противостоять ордену, контролировать его.

Ксетр приподнялся на руках, пораженный.

— Ты отдал города ради Копья?

Элкоид прикрыл глаза. Его наставник, предыдущий Император, был человеком прозорливым, он предвидел усиление ордена, и то, что рано или поздно Темные будут угрожать всем и станут новой силой, силой превосходящей людей, с которой потом не будет сладу. Именно он предложил идею того, что Копье степняков должно находиться в руках Императора, дабы не дать Темным править. Но для Элкоида дело было не только в этом.

Домэна...

Все больше печалилась императрица, глядя на жизнерадостную девочку. Все больше замыкалась и уходила в себя. Все чаще просыпался сам Элкоид в холодном поту, мучаясь видением того, что его дитя обращается монстром не способным ни чувствовать, ни сопереживать, а только так способны были существовать те, кто обретал дар, только так они способны были убивать по щелчку пальцев сотни и тысячи.

Ксетр был проницательным человеком.

— Неужели?

— Да, — Элкоид спрятал на секунду лицо в ладонях, превратившись из сильного Императора в безутешного отца.

Он встал, не в силах сдерживать обуревавшие его чувства, и подошел к парапету.

— Жена видит в ней тень. Она способна на это. Если я не получу Копье, то потеряю дочь. Она станет вечно алчущей смерти марионеткой богов.

— Но ведь... — Ксетр зашелся в кашле. — Ведь... если она обреет силу вне ордена, она может причинить вред самой себе и окружающим. Темные учат сдерживать дар. И на них это страшное колдунство не действует.

— Если я обрету Копье, ее сила никому не будет угрожать. Ее просто не будет.

Ксетр прижал руку к сердцу.

— Целую страну за дочь... Ты всегда был таким. Не власть, не богатство. Может, поэтому тебе везет.

Друг сказал это едва слышно, но Элкоид почувствовал что сердце, сжатое тисками страха и бессилия, вдруг чуть отпустило.

Умирающий редко ошибается.

Лукий был прекрасным стратегом и актером. Верные люди поддержали весь тот грандиозный спектакль с восстанием Вольных городов, население которых радостно последовало за предводителем, которому не надо платить. Но это все временно. Это того стоит. Осталось дождаться того момента, когда степняки, охраняющие свое сокровище — Копьеносца, пуще глазу, уверятся, что Империя ушла, и войдут в города (а кому не захочется еще земли, еще богатства?), считая их своими, вместе с тем, кто должен сделать Императора повелителем и всего живого и самой смерти. И, если боги оценят то, что задумал Император, Элкоид убьет трех зайцев одной стрелой: покорит Степь, заставит орден починяться ему и, самое главное, спасет Домэну.

— Говорят, копье дается лишь достойному воину. Оно может не подчиниться.

— У меня есть единственный шанс узнать это, и я его не упущу!

* * *

Вторая жена арада проснулась до рассвета, разбудив северянку и Ару, раздав каждой поручений и заданий, сама занялась приготовлением чего-то необычного, подняв для этого в помощь двух воинов.

Движения ее были резкими, глаза холодными, две тугие косы увешаны украшениями, позвякивающими при любом движении, были похожи на толстые плети. Штаны и длинная безрукавка все в вышивке мелькали то тут, то там, да так быстро, что заспанная Манат не раз потирала кулачками глаза, удивляясь скорости, с которой двигалась Самсара.

Девочка сначала решила, что улянка будет готовить большой обед. Но когда один из воинов привел упирающегося барашка, стало ясно, что не о вкусном вареве будет идти речь.

Самсара сама вырыла углубление и обложила принесенными воинами небольшими камнями, образовав внутри жертвенный круг.

Она давно скинула мягкие сапожки и теперь босые ноги кололись о камни и сухую утоптанную траву, но мало внимания обращала на то вторая жена.

Едва первый луч солнца блеснул над горизонтом, как на пороге шатра появились арад Нур и Заур, и у обоих мелькнуло на лицах удивление.

Имк приодетый и готовый к подвигам, который вчера все же получил подзатыльник от брата за любопытство, и теперь дулся на него неимоверно, появился из шатра последним и сразу же подскочил к Манат.

— Мать готовится отдать жертву богам? — мальчик удивлено присел на корточки.

Девочка, в это время перебиравшая зерна проса от грязи и шелухи для каши, пожала плечами. Она была удивлена не меньше.

— Вчера тут была жрица Божана, может быть она велела? — северянка кинула встревоженный взгляд в сторону костра, возле которого вчера восседала говорящая с богами.

Самсара велела перенести очаг на новое место, но вытоптанный, усеянный золой круг от старого остался, напоминая о жрице.

— Божана? — Имк от удивления сел на траву.

-Да, — закивала головой Манат, — она очень ... страшная... — смутилась девочка, стараясь подобрать слова, которые не обидят богов.

Арад Нур направился ко второй жене и, похоже, расположение духа у него было не лучшим.

Он остановился у самого края круга и что-то сказал женщине, ползавшей на коленях внутри неглубокой ямы.

Самсара на секунду замерла, но головы не повернула, продолжая делать то, что делала.

Они долго обменивались короткими фразами, которые с такого расстояния слышно не было, как вдруг Самсара вся вдруг вскипела, вспыхнула, как сухая трава. И, вскочив на ноги, вторая жена направилась к очагу, где сидели дети. Муж последовал за ней, смотря вслед улянке, чуть встревожено.

-Ты не понимаешь, мой арад! — голос Самсара не поднимала, но от страха, которым было полно каждое ее слова, все, кто сидел у очага, поежились. Они не привыкли видеть Самсару такой. — Она говорит с богами, и боги отвечают ей. Она настояла на своем не просто так и не просто так появилась вчера. Время пришло, начинают сбываться ее пророчества. Ее приход лишь подтвердил это.

— Нам угрожает беда? — Нур поджал губы.

— Нам? — Самсара прикрыла глаза. — Не просто нам, а НАМ! Всей Степи. Божана любит Степь, она ее мать, ее отец, муж и дети. Чтобы защитить ее, она не поскупится. Она положит сотни жизней к ногам богов ради спасения Степи.

— Эту женщину впору делать царицей, — заметил муж.

— Твой долг не только твоя семья и арад, но и Степь. Мой долг — наши дети. Божана может ошибиться в своих видениях, — Самсара зачерпнула ладонью уже отобранное Манат зерно. — Она предрекла мне четверых отпрысков. Но тебе ли не знать, муж мой, как она ошиблась, — крохотные зернышки-камушки побежали ручейком между пальцев второй жены, осыпаюсь в глиняную миску.

Нур промолчал. А когда солнце поднялось над горизонтом, кровь жертвенного барана окропила выложенный Самсарой круг, и к небу потянулся дым. Налетевший ветер сбил его, безжалостно прижал к земле, отчего на глазах всех, кого он коснулся, появились слезы.

* * *

За целый день Самсара не присела. Муж и сыновья ушли на Большой Совет, и когда они уходили, каждого их них она проверила лично, каждого коснулась ее рука, будто защищая, плела и рисовала узоры, у каждого под рубахой спрятался оберег.

К вечеру, когда уставшая Манат едва ходила и едва держала большую мису с кашей для охранников, Самсара бросила взгляд на северянку, отобрала тяжелую ношу, усадила девочку перед костром, вручив ей бурдюк с молоком, и принялась толстым черепаховым гребнем, привезенным Нуром с торга с Вольными городами, расчесывать волосы девочки.

Нежные прикосновения и теплое только что сдоенное кобылье молоко вогнали Манат в мягкую уютную дрему, которая быстро слетела, едва появился у входа в становище арад с сыновьями.

Самсара вскочила. Взгляд ее следил, не мигая за мужем, она даже не дышала, обратилась каменным изваянием.

Нур, а за ним оба сына и охранники-первые воины, оставив лошадей на попечение подоспевшим воинам, проследовали к костру, на котором уже томилась в огромном бронзовом котле каша с мясом и травами, ведь никто не смел прикасаться к еде пока не пришел хозяин.

Арад отстегнул фибулу, удерживающую тяжелый плащ, и пригубил вина, поднесенного Арой.

Все замерли, ожидая, когда вождь утолит жажду и скажет свое слово.

Манат по-детски нетерпеливая, сумевшая кое-как заплести косу, покосилась на Имка, но друг молчал. Сейчас он был похож на отца — непроницаемое выражение на лице, жесткость в глазах. Манат вдруг подумалось, что рядом с ней стоит маленький Нур.

— Встреча с новым правителем Вольных городов состоится. Царь подтвердил согласие на брак между его дочерью Ругой и Лукием, правящим Пересекшими.

Гребень готов был проткнуть ладонь Самсары, так крепко она его обхватила.

— Объединить степняков все равно, что поймать ветер, — тихо произнес Нур.

А Манат вспомнилось, что Дор говорил так тогда у костра.

— Если у наших границ или у границ земель Логов, Итура, Мадруша, Волюты будут стоять враги, другие арады не останутся в стороне, как и царь. Мы решим, способны ли мы прийти к общему решению и объединиться, и возможно, к тому времени Вольные города починятся нам. Следующий Большой Сход будет решающим.

— А северные? — Самсара не хотела прерывать мужа, но была сейчас столь же нетерпелива сколь и Манат.

— Разве что презренные копатели в земле могут думать о том, чтобы сбиться в кучу, как стадо баранов. Так сказал Еврон, тот, что еще скалит зубы и не забыл как махать дубиной вместо меча. Остальные промолчали. Они слышали о силе с Востока, они хотят богатств и свободы. Их глаза горели, когда они увидели наше оружие. Они будут думать.

— Если племена объединятся, — подал голос Заур, — мы станем как Империя. Свобода ради выживания, цена высока, но если Степь станет единой силой под одной рукой то, как говорит Имков учитель, это изменит мир.

Самсара вдруг прижала ладони к губам и бросилась прочь от костра к шатру. Никто не преградил ей путь.

Манат вскочила, испуганная поведением всегда такой спокойной второй жены арада.

— Сядь, девочка, и ты не дергайся, — бросил Нур Аре.

— С хозяйкой что-то не так! — рабыня-помощница кинула обеспокоенный взгляд на шатер.

— Да, — кивнул Нур. — Все идет слишком хорошо. Так хорошо, как и не предполагалось. Она боится, что за это боги потребуют отдельную плату.

* * *

О, как интересен был Большой Арад в последние дни.

Когда закончились приготовления, знакомства, советы, начался большой праздник. Настоящий. На который пошла и Манат.

И не переставала она удивляться, широко глаза открывать.

Были гонки на верблюдах, которых девочка недолюбливала. А ведь они считались самыми добрыми животными. Те же козы и бараны могли бодаться и драться, а эти великаны с горбами обожали хозяйскую ласку. Но воспоминания о первом знакомстве с этим зверем до сих пор были живы. Едва попав в арад, крошечная Манат отправилась исследовать новые "земли" и наткнулась на это удивительное животное, у которого челюсти жили независимо от остальной головы. Но самым неприятным воспоминанием был плевок, которым наградил малышку дружелюбный житель арада на потеху другим детям. Манат тогда долго ревела на руках у матери.

Были и игрища воинские, когда на лошадях без седел схлестывались противники, орудуя деревянными палками, валили наземь соперников, и дрались уже на земле, поблескивая обнаженными телами на ярком солнце. Показывали воинскую удаль и женщины и мужчины.

Были и гонки на лошадях, когда уносились в Степь широкогрудые жеребцы под крики и улюлюкание толпы.

Несметное число стрел взмывало в воздух, чтобы поразить мишени.

Манат восхищалась всем: лошадьми и людьми, проворством и грацией, силой и мастерством. О,как она мечтала скакать верхом подобно прославленной Урике или матери Заура. Они стреляли, повернувшись спиной к лошадиному бегу и попадали. Они мягко, как кошки, уходили от сверкающего железа в руках противника. Они не боялись самой смерти, а может даже смерть сама боялась их.

Урика все-таки схлестнулась с дочерью арада, той, с которой не поделила мужчину. Хороши были обе. Учитель Имка рассказывал другу про богиню-воительницу у его народа. Вооруженная, одетая в броню она могла противостоять богам-мужчинам и никому не уступала она, кроме отца их — великого бога. Она опекала воинство Империи, ей поклонялись мужчины, как мастеру и воину, с которым никто из них не хотел бы схлестнуться в бою.

Урика была похожа на эту воительницу. Девочка не сомневалась в том, что их соплеменница победит. И она победила, вызвав волну приветственных криков.

Бился и Заур. Да так это было красиво, что Манат и Имк, которого до такого еще не допускали, наблюдали, разинув рты. Отточенные движения, ловкость и грациозность, хотя он и не был столь гибок на первый взгляд как уляны, но то было обманчиво. Интересно стало Манат, а Кудаг может так драться?! Не казался он слабее названого брата, да и летами они были схожи. И Самсара сказала, что род его даже больше привычен к тому чтобы драться, нежели Нуров.

Может, выйдя против него Заур бы и проиграл. Но Манат бы того не хотелось. Она восхищалась названным братом, его победами и тем, что он за нее вступился, когда решил, что Кудаг обидел сестру.

Но жениха видно не было. Значит, и правда, уехал молодой воин в свой арад, хотя Логов видела девочка и не раз. Седовласого вождя сопровождали старшие сыновья, иногда с женами, и даже детьми. С почтением и суровыми лицами следовали они по становищу, и все старались им на пути не встать. Раз даже девочка наткнулась на них. Но те едва ли удостоили ее взглядом. Да и зачем? Пятый сын не получит ничего кроме благословения, места в араде и меча.

Однако,не все были столь неприветливы к хромой северянке.

Одна из девочек, что носила знак Логов на куртке, идущая в самом хвосте колонны своего арада, остановилась возле отковылявшей в сторону Манат.

— Ты жена моего брата?

Манат удивленно вскинула голову.

— Я? — северянка никак не могла понять того, что она чья-то жена.

Это было как-то совсем не по-настоящему, но девочка перед ней явно носила черты присущие всему роду Логов, и Кудагу.

— Ну да, ты же Манат. Тебя трудно с кем-то перепутать.

Она улыбнулась, закусив нижнюю губу.

— Я...— запнулась северянка. — Ну да. Наверное. А Кудаг твой брат?

— Да, — кивнула головой девочка, она была чуть младше на вид самой Манат. — Значит, мы с тобой теперь сестры?

— Наверное, — опять пожала плечами северянка.

— Я Курса. Десятая дочь арада. Я сюда тоже приехала, чтоб женихи выбрали, но в этом году никто мне кубок не протянул.

— Курса! — окрик из толпы, окружившей отца жениха Манат, заставил девочку съежиться.

— Первая жена зовет! Будешь мне сестрой? — огромные карие глаза с интересом и мольбой смотрели на Манат, отчего та кивнула, не задумываясь.