После Пламени. Ангбанд

5

— Айа, Аркалимо!

Я обернулся и встретился взглядом с невысоким черноволосым подростком.

— Айа! — я вгляделся в смутно знакомое лицо.

— Я Коркион, — паренек смущенно улыбнулся.

Вот оно что! Коркион, сын Тэрэ и Алассиэли.

— Как ты вырос! — вырвалось у меня.

А ведь прошло не больше десяти лет по новому счету с тех пор, как я видел его в последний раз. Тогда он был ребенком. Теперь — почти юношей.

Они все поначалу казались намного младше своего возраста — дети, прошедшие через Лед. А теперь как будто наверстывали упущенное. Словно время для них текло быстрее, чем для остальных.

— Возьми меня с собой, Аркалимо, — неожиданно попросил Коркион. — Я тоже хочу воевать с Морготом.

Я посмотрел на него внимательнее. Хрупкий, узкоплечий. Слишком юный. Конечно, его ровесники попадались среди дозорных, но они были явно крепче.

— Разве время сейчас думать о войне? — попробовал я сменить тему, чтобы не обижать паренька. — Праздник вот-вот начнется. Даже Маэдрос и Маглор приедут — слышал?

— Праздник Воссоединения, — он криво усмехнулся. — Нолдор — единый народ. Синдар — наши союзники. Тропы от Хифлума и почти до самых Синих гор свободны. Орки разбежались, а Враг забился в свою Железную крепость, как зверь в нору. Да, все только об этом и говорят.

— Конечно, — я сделал вид, что не заметил его иронии. — И это — всего за двадцать лет, Коркион! За двадцать лет Эндорэ.

— Враг еще не побежден, — не отступил мальчишка. — А у меня с ним свои счеты!

— У каждого из нас есть причины, чтобы мстить Морготу, — осадил его я. — Но для этого необязательно идти в дозорные.

— Я стрелять умею, — насупился он. — И с мечом... немного. Меня Альмо учил.

— Альмо воин серьезный, — уважительно сказал я.

— Я тоже! — выпалил паренек.

И тут же смутился:

— То есть — я тоже буду. Возьми меня в свой отряд.

— Охотно. Но через несколько лет.

— Я не останусь в Хифлуме! — Коркион упрямо наклонил голову, глядя на меня исподлобья блестящими глазами.

Действительно на вороненка похож. Не зря его так назвали.

— Не возьмешь к себе — сам пойду орков бить!

— А вот об этом даже не помышляй, — велел я сурово. — Ты их когда-нибудь вблизи видел, храбрец?

Он мотнул головой.

— Знаешь, что они делают с теми, кого удается поймать?

— Слышал, — неожиданно спокойно ответил парень. — Это страшно, Аркалимо, но не страшнее Льда. Не страшнее, чем потерять родителей. Они снятся мне — отец, мама. Все чаще и чаще. Я должен отомстить за их смерть!

— Ладно, — решил я. — Проверю, как ты владеешь оружием, тогда и решу.

6

Двое орков, сидевших чуть поодаль от феаноровой двери, при появлении Властелина поспешно вскочили и вытянулись. У их ног осталось лежать несколько обломков костей, которые незадачливые стражники не успели спрятать. Играли, значит.

Дети Диссонанса умели придумывать и бескровные забавы. Мелькор считал это очень полезным. Хорошо, когда рядовые бойцы хоть иногда шевелят мозгами, а не только конечностями.

Игры в Ангбанде не поощрялись, но и не были запрещены. Зато если орк придумывал новые правила или чаще других побеждал, он вскоре получал задание лично от Повелителя Саурона, а то и от самого Властелина. И тому, кто справлялся, повышение по службе было обеспечено.

Мелькор покосился на кости. Воины заметно напряглись: одно дело развлекаться в казармах, другое — на посту. За такое шкуру спускают, если попадешься. И ведь остерегались же поначалу, а потом увлеклись так, что шаги на лестнице не услышали.

Вала окинул провинившихся стражников цепким взглядом: надо будет сказать Саурону, чтобы разобрался с ними. Феанор недолюбливал орков, и те, кто дежурил в северной башне, чтобы выполнять его поручения, как правило, оставались без дела. Что, однако, не было оправданием для нарушителей дисциплины.

Дверь распахнулась, повинуясь воле одного из двоих, способных отпереть ее. Мелькор переступил порог, скорее ощутив, чем услышав за спиной осторожный орочий вздох.

Феанор был в мастерской. Вала вошел и устроился на свободном стуле. Оба молчали: один сосредоточенно трудился над будущим светильником, второй следил за каждым движением пальцев друга.

Говорить не хотелось. Заговоришь — и разрушится хрупкая гармония, рассыплется пылью. Сидеть бы вот так и дальше, следя за рождением нового узора. Просто сидеть рядом — как будто нет боев на границах, вопросов, которые необходимо задать, решений, которых от тебя ждут.

Да, конечно, бесполезно прятаться от действительности. Но ведь можно немного помедлить? Только до тех пор, пока мастер не закончит очередной завиток. Ведь от этого ничего не изменится, правда?

— Ты видел Маэдроса, — Мелькор заставил себя заговорить.

От войны нельзя скрыться. Но управлять ею — вполне возможно.

Руки Феанора замерли.

— Ты видел Маэдроса, — с нажимом повторил Вала. — Ты проводишь много времени на Шестой Южной вершине. Ты научился пользоваться Венцом и смотришь на своих сыновей. Так ведь?

— Да, — нолдо нехотя отложил инструменты. — Но я вижу не всё. Только те места, где сильна твоя Тема. И тех, чьи чувства созвучны ей.

Мастер помолчал.

— Мои сыновья ненавидят тебя.

— Это не новость, — усмехнулся Мелькор.— Как по-твоему, они скоро надумают атаковать?

— Вряд ли. Если бы Маэдрос решился пойти против меня, он бы уже сделал это.

— А Келегорм? Допустим, твой старший сын откажется от войны с Ангбандом. Но ведь младшие братья могут ее начать вопреки его воле.

— Нет, — мастер твердо посмотрел в глаза Восставшему. — Они попытаются переубедить его. Но действовать за его спиной не станут. И приказа послушаются. Я знаю своих сыновей, Мелькор.

— Ты знал своих сыновей, — возразил Вала. — В Амане. И когда высаживался на берегу Эндорэ. Но знаешь ли ты их теперь? Потерявших отца. Прошедших через войну. Ожесточившихся. Ты видел, что они вытворяли на Сосновом Нагорье?

— Видел, — спокойно ответил нолдо. — Они убивали своих врагов. Ничего нового. Но я видел не только то, что делали они.

Мелькор сжал зубы. Вцепился взглядом в заготовку светильника. Если Феанор как-то узнал, что случилось с орками, бежавшими с Нагорья, пусть. Обсуждать это Восставший не собирался в любом случае. Ни с Пламенным, ни с кем-либо еще.

— Мальчики не нарушат приказ Маэдроса, — мастер сделал вид, что ничего не заметил. — Старший брат заменил им отца: меня же считают погибшим. Верность ему — последнее, что осталось у них от прежней жизни.

7

Мелькор ушел. Сейчас я был рад этому. Бесконечные разговоры о войне раздражали и выматывали. Я понимал, что без них нельзя, что от них зависит судьба моих нолдор. Но одно дело сражаться самому и вести в бой соратников, и совсем другое — обсуждать это, когда не можешь ничего предпринять. Я всегда предпочитал действовать, а теперь оказался вынужден наблюдать, не вмешиваясь. Невыносимо!

Я взялся было за светильник, но никак не мог сосредоточиться на работе. Пришлось отложить инструменты: я не чувствовал металл и боялся искалечить его.

Мелькор, Мелькор, ты перестал быть мастером сам, а теперь еще и мне мешаешь! Да нет, я понимаю, конечно. Ты хочешь, как лучше. Посоветоваться пришел. О моем народе заботишься. Но ведь выбрал же неудачное время, отвлек от дела! В Амане ты был более чутким.

Ладно. Лучше сейчас прогуляться немного. Успокоиться. Выкинуть из головы посторонние мысли, всмотреться в воображаемые линии будущего узора. Увидеть их так ясно, как будто... Нет, но надо же! Усомниться, что я знаю своих сыновей! Словно мы с Мелькором вчера познакомились!

Впрочем, насчет Маэдроса он прав, пожалуй. Старший мой всегда был себе на уме. Но остальных-то я вижу насквозь. Хотя... Мог ли я когда-либо представить, что рассеянный мечтатель Маглор сумеет на десятилетия возглавить нолдор? Что Келегорм, больше всего ценящий стремительность погони и схватку со зверем один на один, станет хладнокровно травить дымом загнанных в пещеры орков? Что из легкомысленных и беспечных близнецов получатся неплохие командиры?

Да и в братьях своих я ошибался, надо признать. Оба оказались сильнее, чем я ожидал. И упрямее.

Что ж, раз я все равно собрался пройтись, поднимусь заодно на Орлиный Клюв. Скорее всего, я прав, и никакое наступление не готовится. Но проверить все-таки не помешает.

8

Ты знал своих сыновей прежде, Феанор. Точнее — думал, что знаешь. Но сколько мне довелось наблюдать, тебя гораздо больше интересовала работа, чем они. Так что едва ли стоит всерьез полагаться на твое суждение — лишь принять его в расчет вместе со сведениями от разведчиков.

Думаешь, Маэдрос не решится пойти против тебя? После всего, что ему пришлось вынести? Я бы не был так уверен в этом, друг мой. Спорить с тобой я не стал, разумеется. К чему? Тебе легче верить, что твой старший сын хоть в глубине души относится к тебе по-прежнему. Что он не станет врагом тебе, как бы ты ни поступал. Вот и верь, пока есть возможность.

Маэдрос считает тебя предателем, Феанор. Неважно, прав ли он. Важно то, что предателей не прощают. Им мстят. И мстят тем более жестоко, чем крепче была привязанность. Насколько сильно любил тебя старший сын? Насколько он ненавидит тебя теперь?

Больше всего меня тревожит молчание Маэдроса. Он спокоен и потому опасен. Сколько я ни следил за ним, ни разу не слышал ни угроз, ни проклятий, ни клятв. Похоже, твой отпрыск намерен действовать, Феанор. Вот только как? И когда?

Финголфин сейчас пирует. Не в Хифлуме — с южной стороны Эред Вэтрин, у истоков Нарога. Место там красивое. А главное — эти земли пока никто не занял. Только мелкие кочевые племена синдар бродят. Именно то, что нужно для Праздника Воссоединения, на котором вожди квенди станут хвалиться победами и заключать союзы. И строить планы.

Маэдрос с Маглором уже там. И Кирдан из Гаваней. И Ленвэ из Оссирианда. И посланцы Тингола из Дориата. И, само собой, Алаг из Ангбанда. Он, правда, без приглашения и незримо.

9

— Почему ты хочешь уехать, Маэдрос? Праздник едва начался.

— Не хочу, Фингон. Должен.

Они сидели вдвоем на невысоком холме к югу от озера Иврин. На северном берегу заканчивались приготовления к пиру. Женщины и подростки расстилали вышитые скатерти, расставляли узкогорлые серебряные кувшины с винами, резные чаши с медом и орехами, узорчатые блюда с фруктами и сладкими лепешками. Мужчины жарили над кострами дичь.

— Моргота опасаешься? — напрямик спросил Фингон.

Маэдрос невесело усмехнулся:

— Нет. Враг пока не собирается нападать.

— Откуда ты знаешь? Разведчикам не пробраться дальше отрогов Железных гор.

— Палантир, — коротко бросил сын Феанора.

— Рискованно, — нахмурился Фингон.

— Я несколько раз видел Моргота так близко, как тебя сейчас, — пожал плечами Высокий. — И говорил с ним. От того, что я иногда гляжу на него теперь, ничего не изменится.

Фингон стиснул зубы, представив, чего стоило другу заглядывать в Ангбанд через палантир. И не имело смысла спрашивать, почему тот не поручил наблюдение кому-то из братьев. Маэдрос всегда оберегал младших. А способны ли они выдержать взгляд Моргота, если тот почувствует слежку, кто знает?

Некоторое время оба молчали, следя за стайкой уток, неспешно плывущей вдоль берега.

— Так что тревожит тебя? — снова спросил Фингон. — Или кто?

— Келегорм.

— С ним что-то случилось?

— С ним — нет.

— Не понимаю, — сын Финголфина изумленно посмотрел на друга. — Ты же его оставил за старшего?

— Верно, — сдержанно подтвердил Маэдрос. — Но его нельзя оставлять надолго.

Фингон вздохнул. Вот оно, проклятие Намо! Как будто мало было сожженных кораблей! Теперь даже Высокий не может положиться на брата, которому прежде полностью доверял. А чего ждать дальше? И если узы родства, дружбы, любви ослабнут, в чем искать опору?

— Они все хотят войны, — снова заговорил Маэдрос. — Пятеро моих братьев.

— Пятеро? А Маглор что?

— Колеблется. Я не хочу, чтобы он стал шестым.

— Рано или поздно война начнется, — осторожно сказал Фингон.

— Да. Я развяжу ее сам, если потребуется. Но не раньше, чем мы будем готовы.

10

"Они все хотят войны". Все мои сыновья. Маглор не в счет, он последует за старшим братом. А Маэдрос... Он разве что спешить не желает, в отличие от остальных. Как будто от времени стены Ангбанда исчезнут, балроги остынут, а Мелькор станет слабее!

Значит, мой первенец все же готов пойти против собственного отца. Немыслимо! Хотя нет, как раз предсказуемо. К сожалению. Сначала он просто был дерзок и непокорен, затем посмел обвинить меня в предательстве, не попытавшись даже разобраться в происходящем. Потом он передал корону моему врагу, и ему не было никакого дела ни до возражений братьев, ни до недовольства и разочарования верных нам нолдор. Еще бы! Ведь настоящей его целью было причинить боль мне! И теперь ради этого он готов подставить наш народ под бичи балрогов.

Не знал, что ты настолько ненавидишь меня, Маэдрос. Не ожидал, что ты так низко падешь. Ну, что же, буду иметь в виду. Рано или поздно ты снова окажешься под ударом, и тогда я уже не стану просить Восставшего за тебя. А попадешься мне лично — тем более пощады не жди!

Мелькор... Надо бы рассказать ему. Только вот остальные мои сыновья не виноваты в глупости и подлости старшего. Как и наши воины. Выдать их я не могу даже ради дружбы с тобой, Вала. Но лгать тебе я тоже не хочу и не стану.

Я промолчу, Мелькор. Тебе это ничем не грозит: ты намного сильнее нолдор. И о безумных планах моих сыновей ты все равно узнаешь. Лишь бы не от меня.

11

— Благодарю, Алаг. Это очень ценные сведения. Ты хорошо потрудился.

Ветер всколыхнул занавеси, заметался между светильниками, играя пламенем, то заставляя его подняться выше, то почти задувая. Ну, еще бы! Столько времени сдерживаться, подслушивать разговоры нолдорских вождей и ничем не выдать своего присутствия — нелегкая задача для этого непоседы. Почти подвиг.

— Не надо гасить огонь, — мягко остановил я майа. — Лучше погоняй облака над крепостью. У тебя выходят замечательные узоры.

Обрадованный похвалой Алаг налетел на меня с такой силой, что пришлось сделать шаг назад.

— Развлекайся, — я с улыбкой показал на распахнутое окно. — Ты заслужил отдых. А мне надо подумать.

Дважды предлагать не пришлось — ветер со свистом вырвался на свободу. К счастью, Таринвитис уже вернулась с охоты: вряд ли ей понравилась бы встреча в небе с резвящимся Алагом.

Закрывать окно нужды не было: если этот майа отправлялся на поиски приключений, сам он редко возвращался. На зов и то откликался не сразу. Впрочем, если бы Алаг и решил изменить своим привычкам, он уже не нашел бы дорогу к центральной башне. Ни он, ни кто-либо другой.

Я устроился в кресле, опершись локтями на колени и глядя в огонь.

Итак, Маэдрос не хочет войны — во всяком случае, в ближайшее время открыто нападать не собирается. Братья с ним не согласны, и старшему принцу приходится за ними присматривать. А значит, рано или поздно он вынужден будет сам возглавить наступление, чтобы избежать раскола. Если только не придумает для младших какое-нибудь задание. Очень важное и ни в коем случае не допускающее спешки.