Рус. Заговор богов (Рус - 4)

Спешить-то Рус не спешил, но Адыгея, поселившегося, разумеется, в офисе будущего банка, в покое не оставлял. Еще за два месяца до отказа больших меняльных домов открыть общее с князем дело, бывший "степной волк" гулял по крупным городам ойкумены, прикупая или арендуя подходящие здания, нанимал охрану для будущей "меняльной лавки".

Рус оправлял его по старым координатам, когда-то стоившие тогда еще простому секретарю Пирку — а теперь фактическому наместнику князя или как здесь называли "райгойду" Кушинара, — приступов сердечной жабы и седых волос. Хвала богам, все обошлось: неосторожно данная клятва не нарушилась и все карты с координатами незаметно вернулись в гильдейский архив, будто и не пропадали вовсе.

Адыгей, верхом на спокойной серой кобыле по имени Крупинка, обычно уходил под утро, после быстрой проверки безопасности выхода из "ямы" лично Русом. "Степной волк" изображал раннего путника — приказчика богатого кушинарского купца и вместе с первыми солнечными лучами проникал сквозь городские врата, по всем местным правилам честно заплатив пошлину. Кое-где приходилось пристраивать Крупинку в специальных, для того и предназначенных конюшнях и покорять город пешим ходом; в иных городах предлагали свои услуги многочисленные кули — ничем неотличимые от своих земных азиатских коллег, а в некоторых полисах разрешалось передвигаться верхом на животных. Ойкумена оказалась большой и разнообразной — это поразило молодого тиренца, ранее не покидавшего родных пределов. Если о Месхитии, Галатии, Гроппонте, Кафарии; естественно, о соседней Эндогории, о Фракии — родине любимой женщины, — он знал или слышал, то об иных странах, объединенных, пожалуй, только верой в "общепризнанных" богов, зачастую за вычетом одного-двух (да простится им святотатство!), да распространением гелинского языка — и в потаенных мыслях не подозревал.

В первом же городе, в Гиркатласе — столице Гириканского царства, затерявшегося в восточных болотах ойкумены, имеющего в своем составе одноименное альганское пятно (размерами меньше кафарского) и на севере граничащего с каганским обиталищем по имени "Проклятое", не оказалась храма почитаемого бывшим "волком" Эола. Пришлось ему найти храм всех богов и помолиться в нем. И удовлетворенно отметить: "Вот оно — просвещение. Если есть за что благодарить коварных эндогорцев, то только за приобщение нас к общим божествам", — и Адыгей, обходя центральную колонну, еле сдерживая слезу от нахлынувшего экстаза, с удовольствием восхвалил все двенадцать общегеянских богов — месяцев: Селена, Эос, Гидрос, Эскулап, Эребус, Гелион, Гея, Пирений, Меркурий, Лоос, Эол, Аресилий. Шел от начала года — "холодной" Селены, до конца — чуть менее холодного Аресилия, который в военной хитрости своей держал у себя самую длинную в году ночь.

Адыгей, почитавший Предков больше, чем непредсказуемого Сильнейшего Эола, сам не ожидал от себя такой полноты чувств. Где-то на краю ойкумены, даже в большем захолустье, чем его родной Тир, эти общие Боги словно сплели его со всей землей, со всеми жившими на ней людьми. Тиренец тогда впервые заметил, что черты лика Эребуса размазались, а Лоос — изменились. Причем он не мог сказать, как именно, но изменились — это точно. Какой-то глубиной своей, да, пожалуй, постарше стала.

"Ой, верно говорил Рус — Лоос не погибла, а сменила сущность. Это же видно!", — впрочем, бывший "ночник" недолго предавался непривычной для него ностальгии. Она в принципе появилась исключительно из-за того, что молодой степняк впервые оказался на краю земли, в каких-то дарковых болотах, в забытых предками далях, в проклятом гнилыми гулями месте. Через полстатера тиренец вздохнул, помотав головой стряхнул наваждение и весь религиозный экстаз пропал. Еще раз вздохнул и пошел прочь из храма. Пора было приступать к выполнению поручений Руса.

Не верил Адыгей в эту глупую затею — "банк!": "Солидные состояния и так в надежных подвалах хранятся, даже более надежных, чем те, которые Рус предлагает в банках устроить. Средние деньги дома в тайники прячут и добровольно с ними ни за что не расстанутся, а у бедных людей и денег-то особых не бывает, им бы из декады в декаду прожить", — рассуждал он, но распоряжения исполнял в точности. Потом выезжал из города к месту прибытия, "звонил" и отправлялся домой — под крылышко Эльвирии. Если повезет, конечно. Сильно они не наглели — спали все же в разных комнатах.

Но сначала, конечно, подробно отчитывался. Рус узнавал точное расположение снятого дома — будущего банка, обязательное наличие в нем подвала, отмахивался от нелицеприятной оценки качеств нанятых охранников и всегда интересовался "и как там?..". Адыгей прекрасно понимал о чем он.

— Рабство отменено царским указом, археи сильно не возмущались. — рассказывал он о первом путешествии, в Гирикан. — Там все равно пятно рядом, туда почти все убежали. Как и везде — цепи терялись, колодки раскалывались. Да! Там каторга крупная, в болотах недалеко от столицы, железо выкуривают, — так оттуда узники не освободились почти никто. Видать, по делам сидели. И вообще, порядок у них в столице, не смотри, что край земли.

— Да уж не дальше Тира! — усмехнулся Рус, но сразу поправился. — Нет, конечно, еще большая глушь, добраться туда трудно... альганское пятно признали?

— Хм. — Адыгей ненадолго задумался и выдал очень уверенно. — Полгода не пройдет — признают! Понимаешь, оттуда рабы, в смысле уже не рабы, свободно в город заходят и, представляешь, хлебом торгуют! В Гиркатласе, как и везде, цены до небес взлетели, простите, боги, за такое сравнение. Там же все привозное. Вот и получается, что невольники, считай, своих хозяев кормят, как в старые времена! Только теперь уже за деньги, на равных. Вот на это археи бесятся. А больше, Рус, купцы. Потому что цену у них сбивают. А царь там башковитый — по всему видно — хоть завтра то царство... как его...

— Республика Эледриалия, — подсказал Рус. Бывший "волк" уже не удивлялся его осведомленности, особенно во всем, что касается пятен. — Но это у них ненадолго. Поиграются в демократию и царя изберут. Боги не жалуют эти игрища, им нужен помазанник, который... ладно, продолжай, — но сам все же додумал: "...не даст народу отойти от веры. И Эледриас с царской помощью прижмет жрецов, а то распоясались они там совсем, деньги за агитацию с кандидатов тянут", — и сквозь эту мысль слышал Адыгея:

— Нет, Рус! — тиренец даже обрадовался ошибке князя. — Та республика с декаду как кончилась! Царство там. Отстал ты, Каган. — и внимательно проследил за реакцией Руса. На его лице не дрогнул ни один мускул, но Адыгей каким-то образом понял, что больше "ночного князя" не существует: "ночь" ушла окончательно... так же, как от него самого. — Поэтому я и даю самое долгое — полгода до признания. Могу поспорить!

— Ишь ты! А давай, ради интереса!.. — Рус весело подмигнул и сразу посерьезнел. — Нет, Адыгей, прав ты. Скоро там банк заработает, это все ускорит. Ладно, пора спать расходиться. Завтра в Рению* пойдешь...

Смышленый Адыгей сразу догадался и о следующих трех маршрутах: Кафария — к последнему альганскому пятну, Гроппонт и снова в Гирикан, только на север, к границе с варварами племен Понгов и Струров, — к Гроппонтскому и Проклятому каганским пятнам. Рус зачем-то хотел расположить свои банки неподалеку от новых государств, которые во всех шести пятнах уже появились или в скором времени возникнут. Эндогорское пятно, для Адыгея почти родное, не считается: в нем Рус обосновался ранее.

Хитрый тиренец угадал ровно на одну треть: он действительно посетил Кафарскую Горгону, но после отправился по богатым столицам центральных стран ойкумены: той же Кафарии, Месхитии, Галатии, Фракии и тройке других: "Наконец-то я в денежных местах побывал, — восторгался прагматичный степняк, — богато живут! И это они еще жалуются на взлет цен после бегства рабов?! Вот кого обмануть не грех! Простите Предки и Сильнейший". Бывшие каганские пятна в то время Руса не заинтересовали и сообразительный Адыгей предположил: "Князю, видят боги, и Кальвариона — вотчины его супружницы — до судорог в щиколотках хватает", — и в общем-то он был прав.

"Степняк — южанин" у Адыгея было на лице написано, но никто не удивлялся тому, что он служит северянину — кушингу. Кушинарские купцы "гремели" по всей ойкумене: в редких странах не ступала нога этого пронырливого народа, по слухам — невероятно богатого. Поучиться торговому делу у них мечтали многие начинающие купцы и во всех странах молодому Адыгею завидовали. Разве только в Месхитополе произошел один казус:

— Значит ты, уважаемый, тиренец, но служишь кушинарскому Торговому дому? — с подозрительным прищуром уточнил хозяин одноэтажного дома с подвалом.

Мужчина средних лет типично месхитинской смуглой внешности оказался неудачливым купцом. На чем-то погорел и теперь вынужден был распродавать все, что у него имелось. Конкретно этот домик, его первую собственность, где прошли его лучшие годы, он старался сохранить себе как память и как талисман для привлечения удачи. И надо же! Капризная богиня (хвала тебе, безымянная!) в первую же декаду после начала распродажи имущества слышит его — появляется незнакомый парень и предлагает выгодную аренду. Только...

— Да, уважаемый, — как можно степенней ответил Адыгей, — один кушинарский купец привез в Далор войско этрусков и я к нему напросился. Давно мечтал поучиться торговому делу.

— Поучиться у кушингов... — хозяин словно вторил ему и вдруг взорвался. — А знаешь ли ты, что я продаю все, что нажил за всю свою честную жизнь именно благодаря купцу — кушингу! Да чтоб Тартар добрался до него еще живого!

Покрасневший месхитинец в сердцах потрясал руками, а спокойный тиренец скрытно зажал в ладони метательный нож и незаметно просчитывал пути бегства. Но весь его облик выражал только искреннее сочувствие к обманутому человеку.

Давно, более двух лет назад это произошло, через месяц после Ссоры Богов. Коварный кушинг убедил тогда честного месхитинца купить по дешевке партию рабов, которую хотел отправить в Кушинар, но Звездные врата перестали работать. Месхитинец поверил:

— Ты бы видел тех дев, тиренец! — воскликнул купец и его глаза на мгновенье заволокло поволокой. — В гаремы северных варваров предназначались. И Звездные врата окупились бы, я поверил.

— Он наверняка торопился, — нейтрально произнес Адыгей, не понимая в какую сторону повернется гнев хозяина. — Кушинги очень трепетно относятся к обороту денег.

— Вот! Вот, уважаемый! Точно так он мне и сказал! Убедил, что я могу их не торопясь по морю доставить.

— Так в чем обман, уважаемый? — осторожно поинтересовался тиренец, с облегчением замечая, как остывает накал месхитинца.

— А то ты не понял?! Сбежали все девы буквально через пару декад! Кстати, здесь, в этом доме сидели. — Хозяин оглянул обстановку и Адыгей уловил в его взоре нечто большее, чем сожаление о потерянных деньгах. "Ого! А он наверняка женат, а девы на то и девы, чтобы ими же и оставаться перед продажей. Любил поиграть, хозяин? Тогда ты сам был рад обмануться, кушинг ни при чем".

— Так кто бы мог знать... — начал было говорить Адыгей, но купец его бесцеремонно перебил:

— Он знал точно! Я в этом уверен и сейчас тебе докажу. — С этими словами хозяин дома забежал в соседнюю комнату. Адыгей, звеняще-расслабленно, готовый к чему угодно, даже, как ему показалось, уйти от стрелы, как это легко проделывал Рус, прождал десять ударов сердца, а увидел то, чего не ожидал встретить ни при каких обстоятельствах: пергаментный свиток, перевитый красным шелковым шнурком с тремя кисточками, сшитыми в виде лилии — обычно так оформлялись поэмы.

— Смотри, уважаемый тиренец, — быстро говорил хозяин, раскручивая свиток, — это модная поэма Агриппы "Приключения..." точно не помню, но про этрусского принца. Жена обожает такие истории. Нашел. Читай. Нет, сам прочту, — переменил решение, бестактно указывая на возможную неграмотность варвара-тиренца. — "И попросил Рус своего приемного отца, Великого Френома, бога всех этрусков, распространить свою волю на всю Гею; волю свободолюбия, волю силы...". Понятно, тиренец? — прочитав текст, месхитинец успокоился, как после молитвы и спросил с открытой усмешкой, ожидая ответа что ни дарка не ясно.

Адыгей не разочаровал: не в силах оставаться невозмутимым, молча покачал головой: "Кто такой этот Агриппа?! Непременно достану такой свиток".

— А то, степняк, что Рус тогда уже победил в гражданской войне и Этрусия пошла завоевывать Кушинар, — справедливости ради, надо поправить: в то время о завоевании кушингов речи еще не шло, но послезнаниями мы все сильны. — Купец об этом был прекрасно осведомлен, он же был из Дома председателя их гильдии, как его... не подскажешь?

— Сейчас Рид, а раньше...

— Гранк! Вспомнил! А рабынь я у его родственника Ланта покупал, чтоб и он и они провалились к Тартару непременно живыми! — Адыгей впервые слышал ругательство с таким оригинальным пожеланием.

— Уважаемый! — тиренец неожиданно для себя разволновался. — И борки, бывают, с рогами рождаются! Я учусь у кушингов и до твоего не очень доказательного рассказа, обмана в торговле у них не встречал. — Адыгей не кривил душой. Просто он "учился" всего лишь месяц.

— Как недоказательный?! — хозяин снова возмутился не на шутку. — Еще прочесть?!

— Мне бы, не в обиду тебе, уважаемый, с собой свиток забрать и дома изучить. Любопытство меня пробрало.

— А насколько сильно твое любопытство? — месхитинец так резко перескочил на торг, что Адыгей, надо признать, растерялся.

В конце концов сговорились и оформили аренду "удачно расположенного дома с великолепным, глубоким, сухим подвалом" за цену гораздо больше первоначальной. Довольный хозяин наконец представился:

— Аграфений. Слово сказано! Хоть сейчас идем в любую писчую, в любой храм, — месхитинец чуть ли не пританцовывал.

— Адыгей. Слово сказано. — Хмуро ответил степняк, впервые почувствовавший себя обведенным вокруг пальца. — Обязательно пойдем, сейчас же. За тобой еще та даркова поэма.

— Закажу, друг Адыгей, и заходи дня через два, передам. Это ничего, что я с тобой так запросто? Адрес ты знаешь. Или записать? — опытный купец не выдержал, язвительно ухмыльнулся. Бывший "степной волк" и только-только начинающий купец стерпел, не ответил.

—

* Княжество Рения — запад ойкумены, между Гроппонтом на юге и пустыней Тартарол на севере. Небольшое альганское пятно "Сикионское" лежит большей частью в пустыне, но граничит с Сикинией — провинцией Рении.

Глава 6

В одну из редких ночевок в Кальварионском дворце, Рус предложил:

— Гель. Давай-ка рожай. Пора. — Сказал и по сердцу растеклось тепло, будто гулящий младенец уже пускал пузыри, нелепо шевеля умильными ручонками с многочисленными пухлыми перевязками.

Гелиния удивленно подняла голову с груди Руса. Они расслабленно блаженствовали после горячей близости.

— Да не могу я сейчас! — слова сорвались быстрее, чем успела подумать. Сразу поправилась. — Я еще даже не беременна.

И вспомнила, что и Отиг ей говорил о растянутых каналах, достаточных для хорошего подмастерья, что можно бросать упражнения, а значит, беременеть стало безопасно; и как отец неоднократно намекал, что неплохо бы наследника, а то по всем законам сейчас это звание носит её супруг — человек для Пиренгула со всех сторон уважаемый, но далеко не родной. Да и вообще, мысленно оглядев все свое двухгодовое княжение, Гелинии вдруг явно расслышала, как "весь народ", каждая служанка за её спиной шепчутся на эту тему.