Дикий дракон Сандеррина

На всё это нужно время, и лучше поторопиться...

Дракон, словно услышав мои мысли, ткнул меня мордой в спину, да так, что я едва устоял на ногах.

— Я не могу взять тебя с собой! — повторил я. — Мне не нужен дракон! Ты помог мне, я помог тебе, вот и... Тьфу ты, ты опять помог мне, даже, наверно, жизнь спас, так что я твой должник... Хорошо, я попробую вывести тебя в какое-нибудь дикое место... но не сию минуту. Нет тут таких дорог! Даже в моей глуши тебя спрятать не выйдет!

"Я что, всерьез собираюсь искать дракону новый дом? — подумал я. — Заняться больше нечем, Санди?"

— Жди здесь, — приказал я. — Вода... снега натопишь, а без еды за пару дней не умрешь. Я вернусь, как только смогу.

Признаюсь, я вовсе не собирался возвращаться. Мне только такой обузы и не хватало! Но я надеялся, что в этом пустынном месте дракон сумеет выжить и прокормиться. Насчет дичи я не солгал — ее тут хватало. Правда, другие провожатые с их клиентами явно не скажут мне спасибо за такой сюрприз на дороге, но... Собственная шкура всегда была мне дороже чужой. Да и не так часто тут кто-то появляется, есть шанс, что не столкнутся.

Дракон не двигался. Я пару раз взглянул через плечо — он сидел и смотрел мне вслед.

Расстояние между нами увеличивалось слишком медленно. Я вяз в снегу, словно искалеченный зверь удерживал меня взглядом и не пускал вперед. Воображение, будь оно неладно...

— А так? — спросил вдруг кто-то.

Я даже головой потряс: бывает, от пресловутого белого безмолвия начинает мерещиться всякое, но я не настолько долго в нем находился, чтобы начать слышать голоса.

— Так получится спрятать? — повторил этот кто-то. Голосок был слабенький, тонкий и хриплый.

Я обернулся. Дракона не было, и я невольно взглянул вверх — вдруг он оскорбился настолько, что сумел-таки взлететь и теперь чешет со всех своих дырявых крыльев куда глаза глядят? Но нет, и в небе никого и ничего... Не испарился же он? А говорил-то кто?

Я невольно сделал несколько шагов назад по уже проложенной колее. Плохая примета: если уж начал путь, не возвращайся, а возвращаешься — так не по своим следам, а хотя бы немного в стороне. Но мне не хотелось снова бороздить эти клятые снега высотой мне по шею (а кое-где и с маковкой), так что приметами я решил пренебречь.

Лучше бы не возвращался, честное слово.

Там, среди проталины, образовавшейся под тушей дракона, съежилась на земле девчонка. Совершенно голая, тощая, она обхватила плечи руками и смотрела на меня в упор. Ярко-желтыми драконьими глазами.

Должно быть, правду говорят ученые люди, что у человека есть своего рода защитный механизм: он не может сразу осознать какое-то кошмарное событие вроде гибели всей семьи или полного разорения, потому что тогда наверняка сойдет с ума. Поэтому мозги отключаются и позволяют думать только о чем-то простом, насущном — о том, как бы приготовить поесть или там подбросить дров в огонь. Потом, конечно, всё дойдет, но только оно не обрушится сразу, а станет просачиваться понемногу. Тоже будет и больно, и страшно, но хотя бы останется шанс не рехнуться сразу. С другой стороны, в иных случаях лучше бы и правда сразу сдвинуться крышей и не вспоминать о том, о чем положено думать здоровому человеку...

Видимо, мне тоже частично отшибло рассудок (хотя я вроде бы не собирался бежать сломя голову через сугробы, куда глаза глядят, дико при этом хохоча), поскольку первым делом я стащил с себя куртку и накинул девчонке на плечи, а потом поднял ее на ноги, чтобы не сидела на стылой земле. Правда, она была босой, но в тот момент такая мелочь меня не смутила.

— Так получится спрятать? — повторила она, глядя на меня. Взгляд ее казался странно расфокусированным (я не сразу догадался, что она не смотрит мне в глаза, нет, а старается схватить выражение лица в целом и еще отслеживать малейшие его изменения).

— Ну... да, — сказал я. А что еще я мог ответить?

Я ее даже не разглядел, запомнил только, что чумазая. А может, смуглая, поди разбери. Мне смотреть-то на нее холодно было — в одной моей куртке на голое тело... А вот прикасаться — очень даже горячо. Но куда деваться, пришлось, потому что на двух конечностях она передвигалась, прямо скажу, очень скверно. Они у нее попросту заплетались, и девчонка норовила полететь носом вперед, вот я и волок ее практически на себе, обхватив поверх одежды за талию. И на плечо бы закинул — она была легкая, — но не рискнул так фамильярничать. Превратится обратно — и останется от Рока Сандеррина лепешка. Поджаристая.

А руки... Признаюсь, на ее руки я смотрел с содроганием. Неправду рассказывают в сказках: дескать, превратившись, оборотень способен залечить раны. Ничего подобного. Конечно, они уменьшились пропорционально размерам тела, но... Я еще раз искренне пожелал изуверу, придумавшему те "крепления", заполучить раскаленный металлический трос в задницу с выходом через рот, а еще десяток гвоздей между костями ладони на закуску.

Крови не было, только сукровица сочилась, но кисти распухли, пальцы почти не двигались, и я подумал, что без лечения девчонка вполне может умереть от заражения крови или еще какой-нибудь заразы. Потом вспомнил о том, как в настоящей своей форме она довольно шустро размахивала крыльями, и немного успокоился. Затем снова заволновался: может, я и впрямь уже двинулся? Или брежу, замерзая под снегом? Вон, уже голые девчонки мерещатся, и ладно бы красивые, так ведь у этой даже взяться не за что...

Поворот оказался передо мной, словно по заказу.

— Только не вздумай превратиться, — сказал я сквозь зубы и шагнул с заснеженной пустоши в душистый сосновый лес. — Эй... Эй!..

Тщетно — девчонка обмякла и рухнула бы на слежавшуюся хвою, если б я ее не держал. Чего доброго, устроила бы пожар — очень уж она была горячей. Тут уж пришлось взвалить ее на плечо — веса в ней оказалось всего ничего, мне показалось, что моя поклажа весит больше. Забавно: драконы ведь действительно очень легкие для своих размеров, так выходит, они и в человеческом облике сохраняют такие же свойства? Судя по исходящему от девчонки жару, так и было... Лишь бы не начала дышать огнем! С другой стороны, этак ее можно выдавать за фокусницу...

"Санди, — сказал себе я и залепил мысленную оплеуху. Мысленную потому, что руки были заняты. — Прекрати нести околесицу. Доберись до дома, приведи эту подстреленную в чувство и выясни, что происходит. Сходить с ума после будешь. Если будет это после".

Вскоре показалась моя так называемая хижина — крепкий домик, спрятанный в чащобе, — чужак не найдет, случайный охотник не наткнется. Разве что другой провожатый забредет случайно, но такого за много лет ни разу не случалось. Мне же это лесное убежище служило верой и правдой, и я надеялся, оно и на этот раз не подведет. В конце концов, прятал я тут контрабандистов, беглую невесту (ту самую, одну из трех), наследного герцога, бежавшего от другого претендента на титул (его, правда, все равно убили в итоге, но я к этому отношения не имел) и разный странный подорожный люд, но вот дракона — впервые.

7.

"Что мне с ней делать-то? — спросил я сам себя, сгрузив ношу на земляной пол. — Не помешало бы отмыть, но это уж пускай сама... А вот жрать она наверняка захочет. Хорошо, что кладовую недавно обновил..."

Я полез проверять, что у меня там имеется из съестного, а когда вернулся, девчонка уже очнулась, сидела, озиралась по сторонам с явным испугом и выдохнула с облегчением, только увидев меня.

— Спрятались? — спросила она.

— На время, — ответил я, в который раз решив ничему не удивляться, и принялся разводить огонь в очаге. — Ты голодная, наверно?

Она покивала, не сводя с меня глаз.

— Я сейчас что-нибудь сготовлю. А ты пойди вымойся пока. Там за домом ручей и бочки стоят с дождевой водой, — я заметил недоумение в ее глазах и пояснил: — Ты грязная. Смой с себя грязь... или копоть, неважно. С тела и волос. Сейчас мыло дам и ветошь... хотя тебя впору песком драить, как чугунок.

Тут я подумал, как она будет оттираться такими руками, но... Не предлагать же было ее искупать? То есть я бы не переломился, но не уверен, что она оценила бы.

— А пить там можно? — спросила вдруг она.

— Конечно. Ручей чистый, так что не баламуть его особенно. И не вздумай превращаться! — в который раз повторил я.

— Я не буду. Я деревья поломаю, — кивнула она и неуверенно встала на ноги.

До ручья я ее проводил, оставил мыло, жесткую губку (нашлась в сундуке) и полотенце, и ушел в дом. Небось, не утонет. А вот одеть ее необходимо, и не потому что я лишаюсь разума при виде этаких прелестей. Как раз наоборот — ужасаюсь и думаю, что нужно прикрыть хоть чем-нибудь эту кожу да кости. Да и, честно говоря, смотреть на нее было просто холодно, даже если сама она не мерзла.

У меня нашлась пара смен одежды: девчонке всё было велико, конечно, но велико не мало. Штанины и рукава можно подвернуть, подпоясаться потуже — и сойдет. Надо будет — подошью, это не сложно.

Ее не было довольно долго, и я уже собрался идти проверять, не утонула ли. Но нет — пришла, неуверенно перешагнула через порог и уселась на пол перед очагом, в чем мать родила. Все-таки она была смуглой, примерно как я, не от загара, а от природы, это я мог рассмотреть в деталях. Темные волосы — недлинные, по плечи, — от воды завились колечками и заблестели.

— Оденься, — сказал я, даже не спросив, куда она подевала мою куртку и полотенце. Если утопила, туда им и дорога, а если на берегу оставила, я потом подберу.

— Зачем? — не поняла она и сунула руки почти что в самый огонь. — Тепло.

— Верю, но у людей в наших краях не принято ходить голыми, — терпеливо объяснил я. — Даже если очень жарко.

Она пожала плечами, но возражать не стала, покорно подставила голову и позволила натянуть на себя рубаху. Вот со штанами было сложнее, но мы справились.

Ей явно никогда не приходилось одеваться — так не притворишься. Но вот сами вещи особенного удивления не вызвали. Логично, она ведь видела людей, одетых по-разному, и вряд ли думала, будто это у нас шкуры такие разноцветные, которые мы меняем в зависимости от погоды. Хотя кто ее разберет, вдруг решила, что люди линяют? И меняют окраску, ага, когда заблагорассудится...

— Покажи руки, — велел я.

— Зачем?

Похоже, это был ее любимый вопрос.

— Затем, что у тебя дырки в ладонях. Затащишь грязь — умрешь.

"Она уже занесла туда всё, что только могла, и по дороге, и когда плескалась в ручье, — сказал я себе мысленно. — Остается надеяться, что драконы от такой мелочи не дохнут. С другой стороны, это был бы неплохой выход лично для меня: прикопал ее под деревом, и дело с концом".

Девчонка опять-таки не стала спорить, протянула мне обе руки и даже не дрогнула, пока я пытался понять, скверно выглядят ее раны или все-таки не слишком. Я не лекарь. Могу, конечно, остановить кровь, сделать перевязку, наложить шину, и даже худо-бедно заштопать рану, вот только после всего этого постараюсь как можно скорее дотащить пострадавшего до настоящего врача или чародея.

Но когда хлещет кровь или торчат осколки кости, определить, всё ли плохо или еще терпимо, намного легче, чем при виде не особенно свежей раны. Как по мне — человек уже должен был свалиться с горячкой и бредом, но девчонка что так, что этак была горячее некуда, а бредить вроде бы не порывалась.

Может, и обойдется, решил я, щедро полил ее руки обеззараживающим средством (продавший мне его аптекарь уверял, что это зелье убивает всю известную заразу, а неизвестную разыскивает и тоже убивает с особой жестокостью) и перебинтовал.

— Сильно болит?

Девчонка подумала и покачала головой. Ну да, я поверил... С другой стороны, что я знаю о драконах? После боев, я слышал, кто-то ухитрялся дотянуть до базы с распоротым брюхом, и ничего. Заштопали и снова поставили в строй.

— Посиди тут, — велел я ей. — Я за водой. Поставлю вариться похлебку — поговорим. Если очень голодная — вот окорок.

Куртку и полотенце я нашел на берегу ручья, как и думал. Мыло с мочалкой пропали бесследно. Надеюсь, она их не съела...

Зачерпнув воды из бочки, я посмотрел на нее с сожалением: очень хотелось опустить голову в эту самую бочку и как следует прополоскать. Но я не рискнул — вода холодная, а голове моей и так выпало слишком много испытаний за последние пару дней. Или больше? Сколько времени я дрых под крылом дракона? Кто скажет, не она же... Хотя почему нет? Даже если она не умеет считать, то смену дня и ночи наверняка отличает, сможет показать на пальцах, сутки прошли или больше!

Когда я вернулся в хижину, девчонка догладывала окорок, устроив его у себя на коленях и придерживая запястьями, чтобы не запачкать бинты. Зубы у нее оказались что надо: на кости остались отпечатки — я рассмотрел, когда забрал у нее остатки. Ругать не стал — толку-то? Сказал только:

— Неудобно же так. Я бы отрезал, сколько нужно.

— Тебе не оставила, — неожиданно сконфузившись, ответила она. — Забыла.

— У меня еще есть. Но если ты и дальше будешь так жрать, скоро всё закончится.

— Охота? — спросила она, заметно оживившись.

— Из меня охотник, как из тебя певчая птичка.

— Ты ужасно поёшь, — заявила вдруг она.

— Спасибо, я знаю. Я нарочно это делал.

— Я поняла. Иначе бы...

Я не стал уточнять, что именно она бы сделала, но догадывался — меня не ждало ничего хорошего. Даже надежно скованный дракон вполне может учинить пакость человеку, оказавшемуся у него под боком. Так вот повернется немного — и поминай, как звали.

Повесив котелок над огнем и засыпав в него крупу, я сел напротив девчонки и попытался придумать, с чего начать разговор. Пока он как-то не клеился.

— Как тебя зовут?

— Как хочешь, — был ответ.

— Не понял, — нахмурился я. — У тебя нет имени или ты просто не желаешь называть его невесть кому?

— Имя есть, — подумав, сказала девчонка. — Только я его не скажу. Даже если захочу. И ты не повторишь.

— А, ты имеешь в виду, что человек его просто не выговорит?

Она покивала и добавила:

— Поэтому зови, как хочешь. До этого люди звали меня Буркой. Иногда Бурушкой.

— Как?! — оторопел я. — Я понимаю, что по масти назвали, но... Это же для коровы имя... или для лошади. Для скотины, одним словом! Кто тебя так обласкал?

— Там... — она неопределенно махнула рукой. — Старые люди.

— Ладно, — сказал я. — Обо всем по порядку. Для начала... Мне нужно как-то к тебе обращаться. Ты не будешь возражать, если я стану называть тебя... скажем, Кьяррой?

— Нет, — подумав, ответила она. — А это что-то означает?

— На одном малоизвестном наречии — "огонь-девка", — усмехнулся я. — Как раз для тебя.

"Хотя бы в одном смысле слова", — добавил я про себя.

— Пускай, — после паузы сказала девчонка. — Мне нравится. Звонко.

Я уже заметил: она всегда подолгу думает, прежде чем заговорить. Может быть, не очень хорошо понимает обращенную к ней речь, а может, подбирает нужные слова. Я склонялся ко второму варианту.