— Да. Надо скорее убираться отсюда. Не на Лимбу, как вы уже, наверное, поняли.
— Сколько еще времени надо для сборки?
— Не знаю. Самое основное я сделал и проверил. Все работает. Мелочи остались. Тяжелые и громоздкие мелочи. Зато простые.
— Давайте я завтра...
— Нет.
— Послушайте, Карелла, я не идиот и гвозди забивать могу. По крайней мере.
— Послушайте, Питер, — передразнил меня Карелла, — вы идиот и гвозди здесь забивать не надо. Если очень уж хочется, то я вам кусок алюминия завтра принесу — забивайте сколько влезет.
— Если не гвозди, то...
— Нет.
— Тогда давайте...
— Вот объясните мне, Питер, какое слово из того единственного слова, что я сказал, вы не поняли? Я, в общем-то, догадываюсь, но хотелось бы от вас услышать. Сами же говорили — давайте заниматься тем, чему учились.
— Как скажете, Виктор. Как скажете.
* * *
Выбраться с базы мы смогли только через две недели, Смогли бы, конечно и немного раньше, но тут уж я уперся, заявив, что до тех пор, пока мы не опробуем все, как следует, не обкатаем корабль, то ни на какую Терру мы не поедем. Так что пока будем гулять только возле дома. Карелла орал, ругался, вначале пытался меня подкупить, а потом шантажировать... Я сказал, что он лично может отправляться, куда его безумной душеньке заблагорассудится. Может крутить штурвал, поднимать паруса, свистать всех наверх и устраивать полундру... Может даже завести себе попугая. Я, со своей стороны, обещаю ему только отрезать ногу и выстругать вместо нее деревяшку. Могу еще и глаз выбить, если сильно попросит. Карелла успокоился и неделю мы катались на "Отчаяном", не удаляясь от прохода.
Кораблик получился, что надо. Я-то в пустыне эти корабли видел неоднократно, но наш "Отчаяный" походил на них только в общих чертах. Это было нечто... не из этого мира. Эльфийское. Сверкающий алюминий добавлял нереальности в общую картину. Будто огромные пауки из паутины сплели что-то такое... непонятное, но красивое.
Наконец-то мы загрузили все необходимое и стояли возле "Отчаяного", глядя на восходящее солнце. Было жарко. Не так нестерпимо жарко, как здесь бывало обычно, но очень жарко.
— Ну что, отправляемся?
— Виктор, а вы твердо уверены, что хотите этого?
— Да. А вы?
— Я — нет. У меня из головы все не идет это непонятное оружие. Если вы правы, то в этих песках должны быть люди, у которых такое же есть. И они могут с ним управляться. И меня это сильно беспокоит.
— С собой его не захватили?
— Нет.
— Почему?
— Виктор, никогда не таскайте с собой меч, если не умеете им владеть. Да, большинство прохожих не рискнут связываться с вооруженным человеком. Но рано или поздно вы встретитесь с парнем, который разбирается в оружии. Он заберет вашу цацку, а вас накажет. Проще говоря — убьет. Лучше уж ходите без оружия. Об этом вы будете помнить даже во сне. И вести себя будете соответственно — осмотрительно и осторожно. Так что и мы себя будем вести осмотрительно и осторожно. Понятно? Осмотрительно и осторожно. Я достаточно ясно выражаюсь?
— Да понял я.
— Вы себе даже не представляете, как я в этом сомневаюсь. Я тот чудо-арбалет тоже не взял, а он скорострельнее, легче и убойная сила у него выше.
— Его-то почему?
— Потому что мой арбалет у меня восемь лет, и я знаю, чего от него ждать и как с ним управиться. С новым арбалетом я знаком меньше месяца. Не хотелось бы узнать о его плохих качествах в самый ответственный момент.
— Вы никак на войну собираетесь?
— Навроде того. И вам советую вести себя так же. Ни вы, ни я понятия не имеем, что там находится. Потому будем исходить из того, что там живу наши враги. Они жестоки, опасны и постоянно начеку.
Карелла зло плюнул на песок:
— Вы с ума сошли.
— Ну, один из нас точно сошел с ума, а поскольку вы у нас, вроде как, главный, то искренне надеюсь, что с ума сошел я.
— Просто поразительно, Питер, насколько вы можете изгадить хорошее начинание, если беретесь за дело с душой.
— Не поверите, Виктор, — сам не перестаю удивляться.
— Ладно, — Карелла махнул рукой. — Поехали. Надеюсь, что все будет хорошо. А если... если не будет хорошо, то нам хотя бы на том свете воздастся.
Теперь на песок плюнул я:
— Свинца б вам расплавленного в глотку, Виктор. Да я даже предположить боюсь, КАК мне на том свете за все воздаваться будет
И мы отправились.
* * *
Путешествие было далеко не из приятных. Я это предполагал и не ждал каких-то пряников, но действительность была просто изматывающе-отвратительной. Здесь даже небо было голубым только по ранним утрам, когда солнце только-только начинало показываться. Затем оно просто переставало существовать, превращалось в раскаленную добела пластину, которая прижимала двух несчастных людишек к другой раскаленной пластине, вгоняя их по уши в буро-желто-грязную пыль.Песка было много, но распределялся он как-то крайне неравномерно. Наверное из-за ветра. В основном под днищем нашего корабля была... видимо, земля. Только она была неживая. Мертвая земля. Чтобы определить это, даже крестьянином не надо быть. Из такой земли ничего и никогда не вырастет.
Самыми тяжелыми были первые два дня. Мы считали, что решили проблему с солнцем — на базе Виктор нашел очки. Ничем другим, кроме очков, это быть не могло. Они очень плотно охватывали голову и со всех сторон закрывали глаза. На Лимбе такие носить было бы невозможно — они были настолько темными, что сквозь них просто ничего не было видно. Так, движение какое-то угадывалось. А вот для тутошнего климата они были в самый раз. Скорее всего у местных ребят уже давно были проблемы с освещением. Очки предохраняли глаза и от солнца и от пыли. Минут через двадцать после начала нашего путешествия, я разодрал одну из своих рубашек и плотно обмотал нижнюю часть лица куском материи. Так же поступил и Карелла. Но это было только начало.
Нагреваться "Отчаяный" стал практически сразу. Через два часа он раскалился как сковорода. А мы с Виктором были, соответственно, двумя карасями на этой сковороде. Предусмотрительный Карелла прихватил с базы пару десятков пар перчаток, но это, конечно, не могло спасти положения, а просто предохраняло от ожогов. Мы забрались под какое-то подобие навеса в носовой части.
— Похоже, мы тут сдохнем молодыми и красивыми.
— Похоже на то.
— Надо возвращаться, пока еще не поздно.
Карелла угрюмо промолчал.
— Виктор, если у нас что-нибудь сломается, порвется парус, застрянем в каком-нибудь бархане, то нам просто конец. Пешим ходом мы не дойдем.
— Согласен. Вот черт! Моя вина...
— Да бросьте, причем тут вы?
— Я должен был предусмотреть...
— Все предусмотреть нельзя. Обязательно найдется какая-нибудь гадость, о которой все забыли. А в наших обстоятельствах предусмотреть все просто невозможно, потому что неизвестно, что именно надо предусматривать. Так что давайте возвращаться, пока живы. Пошляетесь по базе, может чего найдете полезного или придумаете, как обустроить следующий поход.
— Ладно. Вы правы.
Он помолчал.
— Слушайте, Питер... только... давайте завтра повернем назад. А пока все-таки посмотрим, что там впереди. Может, мы почти добрались? Может через пару часов уже будет город?
— Наша песня хороша — начинай сначала. Еще через пару часов у нас мясо от костей отвалится.
— Давайте попробуем все же. Вы про паруса сказали... У нас есть парусина — вон тюк стоит. Давайте попробуем накрыть "Отчаяный" через борт. Вроде палубного настила. Должно стать прохладнее. По крайней мере, от этого суховея можно будет укрыться.
— Шут с вами, давайте попробуем, но если через час станет хуже, то мы поворачиваем назад. Не завтра, а через час.
— Идет.
Когда мы распечатали тюк, я просто выпал в осадок. Подумал, что у меня от жары галлюцинации начались. Так называемая "парусина" стоила, ну, пусть не как бриг, но как яхта, это точно.
— Виктор, скажите, у меня мозг вскипел, или это действительно ткань из эльфьих ателье?
— Да.
— Что за черт! Где вы ее взяли?
— Купил, — Карелла равнодушно пожал плечами.
— Они что, ее продают?
— Они костюмы продают, платья, плащи... любую одежду. Естественно они и ткань продают.
Да уж. Виктор вообще-то был прав. Мне такое и в голову не приходило. Не думал просто никогда над этим вопросом.
— Я даже не спрашиваю, во сколько это вам обошлось.
— Не спрашивайте. Но, кстати, дешевле, чем я думал — мне ведь просто ткань нужна была без всех этих узоров, цветов, единорогов... А что вы так завелись-то? Этот материал намного прочнее парусины и гораздо легче.
— И почему ж это никому, кроме вас, в голову не пришло из эльфьего материала паруса шить?
— Оставьте свой сарказм, Питер. Я мог себе это позволить и позволил. Не надо искать в моих поступках двойное дно.
— Да я и не ищу. Просто пытаюсь мысли до кучи собрать. У вас эльфьи костюмы были?
— Нет. Они даже пончо сошьют с максимально возможной вычурностью и помпезностью. Кроме того, они настолько неприкрыто презирают людей, что я не могу избавиться от навязчивой мысли, что пока костюм шьется, они на него мочатся. По очереди.
— Не исключаю такой вариант. А вы никогда не задавали себе вопрос — почему они и зимой и летом, носят одно и то же. Не, ну вещи меняются, конечно. Но стиль один — штаны, рубашка, пиджак или куртка. В северных городах зимой одевают плащи. Легкие плащи.
— Да я как-то даже внимания на это не обращал.
— А зря. В противном случае вы бы из этого паруса нам какую-нибудь одежду заказали. Навроде комбинезонов.
— Объясните-ка подробнее.
— А обьяснить внятно я не смогу. У нас служил один парень, не помню уже, как его звали, но до того, как попасть к нам, он ходил в школу при гильдии колдунов. Магиком должен был стать, но что-то там не срослось... способности утратил... запутанная история, но не в ней суть. В школе он успел чего-то нахвататься, так рассказывал. Колдовства в эльфьих шмотках нет, а вот ткань необычная. Все заинтересованные лица знают из чего и как ее ткут. Только соткать никто не может. Эльфы могут, остальные — нет. Пробовали даже полуэльфов к этому делу привлечь. Все равно не выходит.
— А на кой ляд мне знать эту бесполезную историю? В ней что, заключена какая-то вековая мудрость предков?
— Эта ткань... Она не то, чтобы хранит температуру... Она ее вроде как создает.
— Не понял.
— Да я и сам не понимаю. Просто воспримите это, как данность.
— И что вы предлагаете? Вернуться на Лимбу и сшить себе по смокингу?
— Может быть. И тогда уж сделать корабль из дерева с минимумом металла. Деревянный не будет настолько раскаляться.
Мысль о возвращении на Лимбу Виктору крайне не понравилась. Однако он сдержался и только буркнул:
— Посмотрим. Давайте пока завесим нос корабля до мачты.
* * *
— А вы знаете, Карелла, под этим балдахином все-таки прохладнее, — я заполз под импровизированный навес и потрогал ладонью борт. — И металл, вроде остывает.
— Ага. Как же. Это у вас просто начинаются галлюцинации от этой жары. Кровь скоро закипит.
— А вы на солнышко выползите, а потом сюда вернитесь. Разницу почувствуете сразу.
Когда Виктор вернулся, то некоторое время он озадаченно молчал и внимательно смотрел на меня.
— Похоже, вы правы. Так что, покатим дальше?
— Дудки. Еще немного — и разворачиваемся. Теперь-то мы знаем уже немного больше, так что и обустроить средство передвижения сможем лучше. Не дергайтесь, Карелла. Курочка по зернышку клюет.
— Хорошо. Но давайте все-таки двигаться до ночи. Переночуем здесь, а завтра — обратно.
То ли у меня настроение было чересчур благодушное, то ли подумал, что ночь в этих песках добавит нам опыта, но я согласился.
* * *
Я протянул руку вбок и коснулся плеча Виктора.
— Слышите?
— Да.
Карелла тоже не спал. Заснуть после такой жары было просто невозможно, как бы сильно ты не устал. Сейчас стало значительно прохладнее, но организм еще не успел перестроиться. Минут через тридцать мы бы уснули, а пока бодрствовали. А за бортом нашего корабля что-то происходило. И это было жутковато, потому что там ничего происходить не могло. Там нечему было происходить. За весь очень долгий день я даже ни одной птицы не увидел. А сейчас снаружи доносились какие-то звуки. Это был не ветер, который уже успел стать для нас общим звуковым фоном. Я вытащил меч и пожалел, что еще засветло не снарядил арбалет. Не то, чтобы забыл, просто здесь было тесновато, и я побоялся, чтобы он не разрядился в кого-нибудь из нас от неловкого движения.
— Есть идеи, что это может быть? — шепотом спросил я. — Или кто?
— Ни одной. Может песок остывает? Земля? Камни?
— Что-то чересчур громко остывает... Дрожь чувствуете?
— Чувствую.
Это была даже не дрожь. Рябь... Волнение... Дыхание? Создавалось ощущение, что под "Отчаянным" роет землю крот. Очень, о-чень большой крот.
— Надо глянуть.
Не представляю, что там можно было увидеть. Темень стояла такая, что о своих пальцах на вытянутой руке, я скорее догадывался, чем видел их. Но просто лежать и гадать, что ж это такое шумит там, было невыносимо. Потому я выполз из-под навеса, стараясь ничего не задеть. Задел таки. Звук был негромкий, но мне показалось, что пехотная дивизия бросилась в атаку, топоча ногами и разрывая глотки в крике. Я ощутил, как тело покрывается коркой льда и замер, забыв о необходимости дышать. А вот снаружи ничего не произошло. Вернее, там постоянно происходило что-то, но шорох и шуршание не прекратились и даже не прервались. Очень хорошо. Значит там не "кто-то", а "что-то". Мне значительно полегчало и поэтому, перегнувшись через борт, я уже не испытывал такой звенящей тревоги. Здесь звук был громче. И было светлее. Не светло, а просто светлее. Я напряженно вглядывался в место, откуда исходил звук. Виктор подошел и стал рядом. Наконец мне почудилось какое-то шевеление. В первую секунду я подумал, что это просто глаза устали и на самом деле шевеление происходит только в моей голове, но Карелла внезапно вздрогнул. Он тоже увидел. Спрашивать "что это?" было бессмысленно. Виктор знал не больше моего.
— Зажгите фонарь и принесите сюда.
С Лимбы Карелла прихватил несколько масляных фонарей. Я считал, что они не нужны, но, видимо, ошибался. Силуэт Виктора растворился и под покрывалом зажегся свет. Лампа была маленькая, хреновенькая и тусклая, но тут она сияла, как карманное солнце. Я перегнулся через борт, пытаясь разглядеть, что творится внизу. Но туда свет не достигал. Я видел только общее колыхание. Создавалось впечатление, что или мы движемся или колышется вся земля, а наш корабль застыл, будто пришпиленный к пространству.
Появился Карелла с фонарем. Я забрал у него светильник и снова перегнулся через борт. Что сказать? Я видел много отвратительного. Война на газетных картинках и война в реальной жизни — две абсолютно разные вещи. Они вообще никак между собой не соприкасаются. А если в этом еще и участие принимаешь... Но вот такого отвращения я не испытывал никогда. Вначале мне показалось, что это змеи. Однако я еще мысль до конца не успел додумать, как понял, что ошибаюсь. Это были черви. Много червей. Десятки. Сотни. Тысячи. Самых разных размеров: от маленьких, полуметровых, диаметром с толстый прут, и до огромных — метров по десять, толщиной с двухлетнее дерево. Все они шевелились, извивались, ползали и производили то шуршание, которое не дало нам уснуть. Казалось бы — что тут такого? Черви и черви. Все видели червей. Многие и рыбу на них ловили. А эти... Ну, большие... Ну, черного цвета... Ну, покрыты какими-то ворсинками... По отдельности — ничего особенного. Да и в комплексе — тоже. Но это было какое-то настолько невыносимо-мерзкое зрелище, что меня даже стало подташнивать. Искоса взглянув на Карелла, я понял, что его не просто подташнивает — он изо всех сил борется с желанием расстаться со своим ужином. А он ведь тоже не был брезгливым парнем.
