Взгляд в будущее

— Ну и как ты себе это объясняешь? — Вот же глазастый черт!

— Нет, Макс, не я. Ты мне это объяснишь. — Корень усмехнулся. — Хотя, если хочешь выслушать мою версию — изволь. Время есть. Мне кажется, ты здесь бывал. Не в Антарктике, а здесь ты прятался от меня. Да?

— Ты реально параноик, Корень! Затащил меня в эту жопу и еще я же ему и виноват, что в жопе воняет. Ничего плохого с ним не случилось! Собаки тебя сожрать ни разу не пытались? Кровососа не ты грохнул? Аномалии не попались? Лучше было бы, чтоб кто-нибудь из нас сдох? Правдоподобнее было бы? Радоваться нужно! А не в следователя играть!

— Параноик. Параноик... — Корень затянулся последний раз и потушил сигарету о торец стола. — Что ж, может быть, прав ты, а не я. Но я буду посматривать за тобой, Макс. И молиться.

— Давай, Петрович, посматривай. Смотрелки не сломай.

— Угу. — Он отвернулся к барной стойке. — Эй, хозяин, нас тут кормить будут?

Что ответил ему Скулл, я не видел. Напряженно думал о том, как до поры избавить Петровича от подозрений. Потом-то все равно будет, но до точки его довести, если уж так все неожиданно хорошо получилось, я просто обязан! Ладно, чего бы я сейчас не надумал, а прежде всего — нужен проводник, тогда можно будет и дальше ваньку повалять.

Он опять смотрел мне точно в переносицу.

— Петрович, — собравшись с мыслями, сказал я, — может, я пока по столам пройдусь, проводника поищу?

— Нет, Макс, извини, проводника поищу я. Мне спокойнее будет.

— Как хочешь, — я откинулся на спинку скамьи, с независимым видом оглядывая помещение, а Корень поднялся из-за стола и направился к ближайшей паре сталкеров. — Только вот, Петрович...

— Что? — он вернулся к своему месту.

— Я просто подумал, что если Бар на базе "Долга", то бармен обязательно стучит кому-нибудь из них. Поэтому с проводником надо аккуратнее, чтоб легенда про племянника не рассыпалась.

Корень задумчиво пожевал губами, глядя куда-то поверх меня. Потом поднялся и сказал:

— Учту.

Бродил он долго. Подручный Скулла успел поставить на стол поднос с шашлыками (не дай бог, из какого-нибудь снорка!), с красновато-коричневыми хорошо прожаренными боками, истекающие прозрачным желтоватым соком, присыпанные колечками тонко нарезанного лука; глубокую миску с вареной картошкой, политой постным маслом и обсыпанную мелкой крошкой рубленной петрушки и укропа; рыбницу с круглыми дольками маринованных огурцов; непрозрачный стеклянный графин, на матовом стекле которого какой-то умник маркером старательно вывел "Lalique"; две стопки по пятьдесят граммов, вилки, ложки, по паре картонных тарелок с логотипом "Тегусигальпа", солонку и перечницу. Ножи у сталкеров были у всех свои, поэтому в заведении на стол ничего режущего не подавалось.

Сказать, что потекли слюнки, значит слукавить, на самом деле случился настоящий приступ слюноотделения на фоне продолжительной консервно-баночной диеты. И, когда я уже схватил шампур, наплевав на возможное происхождение мяса, ко мне подсел сталкер, недавно одиноко пускавший пузыри за соседним столом.

— Привет, — от него ощутимо пахло псиной и хвоей, — приятного аппетита.

— Шпасибо, — прошамкал я, быстро пережевывая застрявший в зубах кусок.

— Да вы кушайте, кушайте. Не обращайте на меня внимания.

— Вы хотите что-то спросить? Если нет — идите за свой столик; мне для обеда зрители не нужны, я не Людовик Четырнадцатый.

— Я сейчас уйду, — он поднялся со скамейки, но снова сел. — Про баксы вы зря здесь заговорили. Опасно это. Теперь обязательно кому-нибудь захочется точно узнать количество баксов.

— И что?

— Что — "И что"?

— Я уже понял, что про баксы зря заговорили. Вы сейчас меня предостерегаете, хотите помочь, предложить какие-то услуги? К чему этот разговор?

— Я вас видел на Свалке через оптику. — Сталкер прищурил один глаз, показывая, как следует пользоваться прицелом.

Наверное, это он о том случае, когда Петрович симулировал инфаркт.

— Нас многие видели, — мне всё еще было непонятно чего ему нужно.

— С вами мужик пожилой. Это Корнеев? Иван Петрович?

Интересно как! Он тоже вышел на охоту на Петровича?

Шашлык остывал, безумно хотелось есть. Я посмотрел — куда делся Корень? А он уже переместился за стол, за которым что-то праздновала большая группа сталкеров, размахивал чужим стаканом и произносил витиеватый тост, в котором слышалось что-то вроде: "...возле горной реки... сказал аксакал...не будет больше... остался один... большой и сильный орел... убил негодяя острым... выпьем... ни один сталкер...". Дальше я не расслышал, потому что вновь заговорил носитель псино-хвойного запаха:

— Меня зовут Тачкин.

Такое прозвище я слышал. Его упоминал Зайцев, когда я спросил о возможных контактах. Пришлось внимательнее присмотреться к собеседнику: тускло-желтые глаза, соломенные, слегка отдающие зеленым, волосы, трехдневная щетина, растущая клочками, круглые, некогда сверкавшие фальшивой позолотой, а теперь истертые до матовой белизны, очки; на вид лет сорок, может быть, чуть старше. Из особых примет — детский полосатый шарфик с мохнатыми бубенчиками, закрученный вокруг немытой шеи, на правой стороне потертой коричневой кожанки темное пятно, оставшееся от оторванного нагрудного кармана. Рукава куртки замазаны чем-то черно-маслянистым. Машинное масло? Не было бы рядом Корнеева! Можно было бы и поговорить о нем, а щеголять сейчас перед Петровичем своими знакомствами в Зоне не стоит. Какие бы выгоды это не сулило. Ладно, поговорим, может, удастся узнать что-то новенькое, ведь что-то происходило здесь, пока я на Большой земле "отдыхал"? Я со вздохом отчаяния отодвинул от себя поднос с шашлыком, которому не суждено уже было быть съеденным в горячем виде.

— И что угодно от меня господину Тачкину?

Он удивился. Видно было, что удивился.

— Извините, я, кажется, обознался, — недоумение было написано на его невзрачном лице, — еще раз приятного аппетита, — он встал, — извините. Я здесь до завтрашнего вечера буду.

— Подождите, Тачкин.

Степень его удивления выросла еще выше — до открытого рта.

— Присядьте. Вы же, как я понял, старожил здесь?

— Да.

— Людей, которые здесь сейчас, всех знаете?

— Людей? — он осмотрелся вокруг, — Да, всех знаю. Кроме вас с компаньоном.

— Расскажете?

Он потер переносицу, положил очки на стол.

— Это длинно получится, — сказал сталкер, я кивнул, соглашаясь с таким предположением, — а мне на работу нужно.

Понятно, денег хочется. Чего ж ему предложить? Я ведь пуст как Сахара днем.

— Давайте так, господин Тачкин: вы мне рассказываете, а я рассчитываюсь, если найду в ваших рассказах что-то полезное. Вы же все равно хотели мне бесплатно что-то предложить?

— Ну, я же обознался!

— Это я вам об этом сказал. А если б промолчал, вы бы все мне выложили. И, возможно, это стоило бы вам дороже, чем наша невинная беседа.

— Логично, — он достал сигареты "Ватра", овальные! Где ж это такой раритет продают?! Ларек какой-нибудь в Припяти разграбили? — Но глупо как-то. Вы меня обмануть хотите?

— Помилуйте, уважаемый! Какой обман? Мы ж с вами не государственную тайну обсуждаем! Не цену поставок газа "Газпромом"! И не узлы какого-нибудь "Типтроника"? Просто дружеская беседа. Выпить хотите? Не стесняйтесь. — Я поставил перед ним стопку Корня. — Заодно и разговор живее пойдет.

Он налил себе полную рюмку, и, не дожидаясь меня, опрокинул в рот. Вытер губы рукавом и заметил:

— Вы много наливаете. Пить неудобно.

— Пятьдесят грамм — много?

— В стандартном глотке около двадцати граммов, — пояснил сталкер, — когда в посуду налито больше, приходится пить в два глотка. А это, при мерзком качестве здешнего продукта, не всегда приятно.

Надо же, на эстета тонкого нарвался! Теперь я почти точно знал, кто на графине намалевал "Lalique". Я сочувствующе покачал головой:

— Надо же! А мужики и не знают! Ладно, вернемся к нашим... сталкерам.

— С кого начать?

— А с себя и начните.

— С себя? Что ж, какая разница? — Произнес Тачкин, закуривая свою вонючую "Ватру". — Я не очень удачливый сталкер. Далеко не хожу, а близко уже все давным-давно все выгребли. Так по мелочи перебиваюсь: если кого к яйцеголовым сопроводить, мутанта не слишком опасного поймать или застрелить. Раньше далеко ходил. Даже до Припяти пробирался. А теперь словно боюсь чего-то. Знаете, как высотобоязнь бывает? Это не когда голова кружится от высоты, а когда сердце на самом деле останавливается, дышать невозможно, руки-ноги не слушаются и в голове пустота абсолютная? Вот так и у меня с некоторых пор. И главное, понять не могу — почему? Ничего особенного не случалось, а стоит хоть подумать серьезно о Радаре или там Рыжем лесе, и все! Приступ обеспечен.

— Понятно, — я слышал, так бывает с некоторыми не в меру любопытными, совавшими свой нос в сомнительные места, — а про бармена что скажете?

— Про Скулла-то? А что про него говорить? Из новичков он, от силы две-три ходки сделал по окрестностям. Жертва аномалии. Слышал я, что его из подземного комплекса долговцы вытащили. Обожженного, да мертвого почти. Выходили вот, поставили сюда. Бар держит, хозяевам стучит помаленьку.

— Ладно, давайте про остальных, — я налил ему еще половину стопки.

— Вон там, — Тачкин показал давно немытым пальцем, и, пока я смотрел, незаметно залил в себя предложенную водку, — два сталкера сидят. Тот, что с бородой — Архангел, а второй, стало быть, Макимот. У него АКМ с белым прикладом — говорит навроде талисмана. Так, ничего особенного. Нормальные ходоки, звезд с неба не хватают. Артефактами промышляют средненькими.

— А что за имена такие странные — Архангел, Макимот?

— Ну, с Макимотом просто все: у него присказка такая есть — "не по-нашему это, не по-макимотовски". Это когда он в чем-то сомневается. А с Архангелом забавно. Там целая история. Но она еще на Большой земле произошла. Рассказать?

— Мы ж никуда не торопимся?

— Верно. Так, значит, лет шесть назад работал наш Архангел патологоанатомом в морге. И друг у него был — больничный системный администратор. Представляете эту смесь адскую — полумедик-полупрограммист? И друг — патологоанатом? Но мало этого, в то время подсели они оба на какую-то химию..., нет, не помню уже названия. И вот как-то раз во время настройки больничной сети у администратора случилось просветление, может от работы своеобразной, а может от химии. И засел он в морге у Архангела на пару недель, даже отпуск взял за свой счет. Оказалось, собирает и классифицирует базу данных по покойникам.

— Зачем? Выморочные квартиры искал?

— Нет! Какие квартиры! Я ж говорю: на химии оба сидели. Собрал он таки свою базу, видел я ее — четыреста тысяч человек за десяток лет в разных регионах! Стал вертеть ее так и эдак, и выяснил одну штуку... — Тачкин замолчал, выразительно глядя на графин.

— Дальше-то что? — пришлось налить ему еще раз.

— А дальше: выяснил он, что среди случаев с подтвержденным... — он запрокинул голову, уничтожая очередную порцию лекарства от радиации. — С подтвержденным временем смерти, нет ни одного в промежутке между четырьмя утра и четырьмя ноль двумя. Стал копать дальше и нашел. В общем, на всей планете никто не умирал за последние десять лет в определенном временном промежутке. Там всего секунд двенадцать, но тем не менее — ни одной смерти!

— Ошибка статистическая?

— Наверное, не знаю. Кто ищет, тот всегда найдет. А в головы нашим друзьям втемяшилось, что кому-то из них нужно обязательно в этом промежутке ласты склеить. Бросили жребий, выпало программисту, а Архангел, стало быть, должен ему в этом поспособствовать. Но он-то, как человек сведущий, знал, что люди существа странные — иной раз от какашки птичьей, на голову упавшей, мрут, а иного бульдозером давишь-давишь, а все без толку. А им уложиться нужно в строго отведенное время — двенадцать секунд. Архангел перебрал сотни способов и ни один не признал удовлетворительным. Ничто из доступного (атомной бомбы у них не было, да и там возможны варианты — самолет опоздает, бомба медленно упадет...) не давало гарантию стопроцентной мгновенной смерти. А если чуть раньше или позже, то... вроде как и просто убийство получается, безо всякой научной пользы. Но, пытливый ум человеку для того и даден, чтоб пытать. Нашли они все-таки такой способ и Архангел дружка своего завалил. В нужное время.

— И что?

— Про научную пользу не знаю, но прокуратура им сильно заинтересовалась. Они ведь программиста не первого замочили. Там с десяток трупов посторонних людей — всё способ искали. Вот и пришлось ему быстро ноги делать от карающей руки правосудия. А я в той прокуратуре водителем был. Потому и знаю историю его. Так за ним в Зону и влетели на тачке. Следственной бригаде, что со мной была, сразу кирдык пришел, а я вот шесть лет уже мучаюсь. Но мы с ним друг на друга не в обиде. Здороваемся всегда. Года три назад даже в паре ходили. Как к химии доступа не стало — вполне нормальный человек оказался. Только иногда как засвербит что-то в заднице, вынь ему и положь!

— А Архангел-то почему?

— Архангел?...А! Они с программистом этим мистическую платформу под свои изыскания подвели. Не знаю уж, где такого понабрались! Дескать, кто в положенные секунды умрет — сразу в раю окажется. А сопровождает душу в рай архангел. Что-то такое. И так у них башни на этом деле сдвинулись, что патологоанатом наш заключения о смерти так и стал подписывать — "Архангел". О! Вон ваш компаньон возвращается. Я пойду, пожалуй. Вы, если надумаете меня узнавать, обращайтесь. Я здесь до завтрашнего вечера буду. Я, кажется, говорил уже? До свидания.

Я кивнул, принимая к сведению его последние слова.

Странный персонаж. Вообще не похожий на большинство сталкеров. Словно скрипач в альпинистской связке. Ладно, потом выясню, чего ему от меня надо было.

Пока я беседовал с Тачкиным, Петрович успел пересесть за стол к трем мрачным личностям, в которых без труда угадывались бывшие военные: одинаковые разгрузки, берцы, прямые спины, характерные взгляды... Словом, те еще волки.

Еще раз лениво оглядев зал, я принялся за вожделенный шашлык. И опять мне помешали

Корнеев вернулся не один, а с одним из тех бывших военных, с которыми я видел его последний раз. Причем, похоже, по пути они успели навестить Скулла, потому что следом за ними явился его подручный, нагруженный еще одним комплектом еды и посуды.

— Знакомьтесь, — усаживаясь, сказал Корень, — это мой спутник и племянник Макс, а это, соответственно, наш проводник. Зовут его Белыч. Человек во всех отношениях достойный и согласился поспособствовать нам в нашем предприятии. Знает здешние места как свои пять пальцев; до недавнего времени обретался в составе российских миротворцев, а теперь уже год сам бороздит просторы Зоны.

— Здравия желаю, — поздоровался со мной проводник, смущенно улыбаясь от рекламы Петровича.

Лет около тридцати — ровесник, значит. Пропорционального сложения. На полинявшей разгрузке — значок с мечтательным ликом Че Гевары. Высокий белый лоб под короткой стрижкой, широкие кустистые брови, карие, светящиеся глубоким пониманием, глаза, тонкий нос, губы, слегка полноватые, постоянно свернутые в озабоченную трубочку, острый подбородок, покрытый редкой трехдневной щетиной. Таких бабы любят. Немного картавит, почти незаметно.