Другой путь

— Хороший вопрос, Сергей, — одобрил мои размышления Изотов. — И будь на дворе какой-нибудь пятый век до рождества Христова, я бы тебе сказал — шансов нет. Но нынче на дворе двадцатый век. Теперь для научного открытия недостаточно поковырять палкой в песке. Нужна технологическая база для проведения экспериментов. Дай обычному человеку инструменты и восемь из десяти испытуемых сделают тебе стул. Кто-то кривой и неустойчивый, но большинство представят вполне пригодные образцы. И отбери все инструменты у дипломированного краснодеревщика — и можешь быть уверен: лучшее, что он сможет предложить — проект стула. Нарисованный палкой на песке. А зарплатами и инструментом обеспечить их всех — и есть твоя задача. Такая же как и кадровый отбор достойных получать эту зарплату и работать с этими инструментами.

— Я не смогу все делать один. Вернее, вдвоем с Захаром, — поправился я и оглянулся на своего друга.

— Значит, ты согласен реализовать такой план?

— Ничего другого у нас нет. Ведь так же, Захар?

Майцев сидел, открыв рот. Между губ его виднелся кусок сушки, которую он никак не мог разжевать. Он растерянно кивнул.

— Ты видишь будущее, Сергей. Тебе должно хватить этого умения, чтобы подобрать достойных помощников. Я тебе тоже кое-чем помогу. Сам, к сожалению, я уже не тот боевой конь, что покорял Вену, Гамбург и смоленский облфин, да и возможности у меня не те. Но вот с одним человеком, который вам обязательно поможет, я сведу. Только учтите одно — Геннадий Иванович такой стопроцентный коммунист, хотя и не у дел теперь, что лучшим выходом для вас будет убедить его, что все, что вы задумали — будет делаться для сохранения СССР.

— Как это сделать, если уже через пять-семь лет от Союза останутся рожки да ножки? — Возмутился предложением Захар.

Ему всегда трудно давалась ложь, наверное, поэтому его любили девушки? Когда он говорил комплимент — он был предельно искренен. А они чувствовали этот посыл и таяли и млели.

— А вы, если поднимется такая тема, не говорите, что все будет вот так скоро, — подмигнул Захару Валентин Аркадьевич. — Отнесите еще лет на десять в будущее. Или предложите использовать капиталы для реставрации Союза и Интернационала. Важно, чтобы он помог сейчас, а ко времени реализации вашего плана либо ишак сдохнет, либо падишах. Геннадий Иванович в годах уже преклонных, главное, чтобы он поверил.

Мудрость Ходжи Насреддина показалась мне уместной.

— Когда вы устроите нам встречу?

Изотов встал из-за стола и прошелся по комнате, сложив руки в замок и похрустывая пальцами.

— А вот это, молодые мои друзья, дело пока непонятное. Болеет мой бывший начальник. Так что нужно будет подстраиваться. Впрочем, позвонить ему можно и сейчас, — он скрылся в соседней комнате, чем-то там шуршал и скрипел, потом появился с телефоном в руках.

За аппаратом тянулся черный гибкий провод, которому, казалось, не будет конца.

Изотов сел и поставил телефон на колени.

— Но прежде, дай-ка мне руку, Сережа.

Я протянул ему вспотевшую ладонь.

Он зажал ее в своей руке и спросил, глядя прямо в глаза:

— Что произойдет в ближайшие две недели? Я должен быть уверен в том, кого рекомендую Воронову.

— Наше правительство откажется от Олимпиады в Лос-Анджелесе. Сегодня или завтра.

— Понятно, это давно назревало. Что еще? Скажи что-то такое, о чем никто знать не может. И догадаться тоже.

— Суд в Гааге вынесет решение о запрете США морской блокады Никарагуа. Тоже совсем на днях.

— Уже лучше. Еще что-то?

— 18-го мая в Североморске будет взрыв. Вернее, несколько взрывов. Сгорят хранилища с ракетным топливом, будет угроза ядерного заражения, но корабли и подводные лодки с ядерными боеприпасами на борту успеют отойти от берега.

— Диверсия? — взгляд его стал колючим.

— Я не знаю, честно, — признался я. — Всякие версии рассматривались. Не знаю, что там было на самом деле. Вы же понимаете — секретность.

— Хорошо. Я проверю.

Изотов отпустил мою руку и набрал на диске телефона несколько цифр. Все так же смотря прямо мне в глаза, поднес трубку к уху. Громкие гудки вызова были ясно слышны и нам с Захаром. И еще я услышал, как стучит мое сердце. После пятого гудка трубку сняли.

— Здравствуйте, Геннадий Иванович! Да-да, это я. Сижу вот, думаю, как там... Опять? И куда они все смотрят? Нет, Геннадий Иванович, ну так же нельзя! Правильно, вот это правильно! В конце концов, вы пенсионер союзного значения, орденоносец, они это должны понимать?! Что? Ну да, ну да. А Константину Устиновичу? Да как же, помню, конечно! Понятно. У него своих болячек как блох на барбоске. Да и не помнят люди добра. А я по-старому. Пыхчу еще. Огород-малина, будь она неладна! Истыкался колючками весь. Я чего звоню-то, Геннадий Иваныч? Что? Да! Нет, ну это само собой, десять лет уже. Так чего звоню — дело у меня к вам образовалось. Нет, по телефону долго все рассказывать, а мне нюансы важны. Хотел в гости заехать, если можно. Что? В больницу? Надолго? Так это хорошо. За две недели я подготовлюсь, да и вы пободрее будете. Конечно, конечно, Геннадий Иваныч, собираюсь вас поэксплуатировать. Ну вот и чудно. Только я не один приеду. Внуки мои. Нет, за них хлопотать не стану, они парни уже взрослые, сами о себе похлопочут. Просто показать хочу — надумали они кой-чего. Через две недели? Хорошо, Геннадий Иванович, буду считать, что мы договорились. Выздоравливайте. Хорошо, конечно. Всего доброго.

Изотов положил трубку. Посмотрел на нас и сказал:

— Ну вот, можете собирать вещи. Либо на Колыму, либо... куда Геннадий Иванович отправит. Он мужик резкий — посылал в дальний путь и Фрола Козлова и, если нужно было, дорогого Леонида Ильича. И хоть сейчас давно уже на пенсии, но связи и люди остались. Многое может, если поверит вашим... байкам.

— К-к-кто это? — слегка заикаясь, спросил Майцев.

— Воронов Геннадий Иванович. На западный манер — бывший премьер-министр России лет десять назад. Да нет, уже больше прошло... А потом глава народного контроля — он лучше всех знает ситуацию в нашем хозяйстве. В начале семидесятых они с Байбаковым и Косыгиным пытались объяснить Брежневу и Суслову, что внедряемая ими аграрная политика дотирования сельского хозяйства на самом деле убивает село и вызовет продовольственный кризис. Его сняли с должности, а продовольствие очень скоро пришлось закупать за рубежом. Вот такие дела. Так что жду вас здесь ровно через две недели, хлопцы. А мне на огороде нужно поработать. И без того мы с вами уже заболтались — весь день пропал, считай.

Ошарашенные новостью о скором знакомстве с бывшим Председателем Совета Министров РСФСР, мы молча — не прощаясь — вышли на улицу, пребывая в каком-то ступоре, понимая, что только что наши полугодовые приготовления подошли к значимому промежуточному итогу. И либо неведомый пока Воронов нам поможет, либо... О втором варианте развития событий думать не хотелось.

— Смотри, как все хорошо устроилось! — сказал Захар, когда мы поднимались на платформу Жаворонки, зажав в руках только что купленные билеты до Москвы. — Поговорим с этим дядькой, все порешаем — и в бой! Надоело уже читать доклады и отчеты перед съездами и пленумами. Все одно там ни слова правды нет.

Я промолчал, потому что подходящая электричка издала пронзительный гудок, в котором ничего нельзя было расслышать.

— Домой поедем на две недели? — спросил я, когда мы устроились на жестких деревянных сиденьях. — Или останемся парад на 9-е мая смотреть?

— Конечно, останемся! Когда еще увидим такое?

— А жить где будем?

— Ну-у-у, — протянул Захар. — Можно, конечно, в гостиницу, а можно...

Он довольно ухмыльнулся чему-то.

— Договаривай, Захарка.

— А можно к Леньке Попову в общагу завалиться! На пару дней-то он нас пустит?

— К Леньке? — Я поморщился. — А адрес есть?

— Вот, — предусмотрительный Майцев извлек из кармана клочок тетрадного листка. — ДАС, улица Шверника, дом девятнадцать. Станция метро "Университет".

Ленька Попов в школе дружил с Захаром — одноклассником и первым собутыльником. Мое с ним знакомство свелось лишь к нескольким коротким эпизодам. Мы учились в разных школах и встречались только на турнирах "Кожаный мяч", где каждый играл за сборную команду своей школы. И воспоминания о нем у меня были не самые хорошие — я играл в нападении, а он, более рослый и тяжелый, в защите, и поэтому частенько мне доставалось от него по ногам.

— Поехали, заодно узнаем, чем дышит советская журналистика!

— Ладно, — вздохнул я. Про советскую журналистику и в самом деле было интересно. — Черт с тобой, ты ж не отвяжешься.

И мы поехали. По настоянию Захара не в метро, а на трамваях — чтобы увидеть Москву.

Дальнейший текст снят по настоянию издателя. Ищущий непременно найдет.