Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|
Я еще некоторое время наблюдал за спешащими на работу девушками и пара из них мне даже вполне приветливо улыбнулись. Потом мне это занятие наскучило, и я поглядел в зеркало заднего вида, смело выкрутив его в свою сторону.
И то, что я увидел меня озадачило: инспектор, полоскавший мозги Семенычу был совершенно неотличим от того пыхтящего толстяка, что стоял вчера на дороге к Теплым озерам в паре тысяч километров отсюда! Младший лейтенант остановился у задней оси джипа и там слушал объяснения моего спутника. Он лениво перебирал бумаги, переданные ему Прибытковым (если хоть одна из них — я четко видел — была бы страховкой, техпаспортом или еще чем-то, имеющим отношение к автотранспорту — я бы съел свои тапочки). Аристарх Семеныч ему что-то эмоционально рассказывал, а толстяк, надув губы, слушал.
Я приоткрыл окно и до меня донеслось:
-... Джордано Бруно предоставил ректору Оксфордского университета свою рекомендацию. Он написал так: " Филотео, что значит — Друг Бога, Джордано Бруно Ноланец, доктор самой изощренной теологии, профессор самой чистой и безвредной магии, известный в лучших академиях Европы, признанный и с почетом принимаемый философ, всюду у себя дома, кроме как у варваров и черни, пробудитель спящих душ, усмиритель наглого и упрямого невежества, провозвестник всеобщего человеколюбия, предпочитающий итальянское не более, нежели британское, скорее мужчина, чем женщина, в клобуке скорее, чем в короне, одетый скорее в тогу, чем облеченный в доспехи, в монашеском капюшоне скорее, чем без оного, нет человека с более мирными помыслами, более обходительного, более верного, более полезного; он не смотрит на помазание главы, на начертание креста на лбу, на омытые руки, на обрезание, но (коли человека можно познать по его лицу) на образованность ума и души. Он ненавистен распространителям глупости и лицемерам, но взыскан честными и усердными, и его гению самые знатные рукоплескали".
Вероятно, прочитав это представительное резюме, ректор, изрядно повеселился, но на работу наглеца и фантазера взял. Только вот поскольку кафедры "самой чистой и безвредной магии" в Оксфорде с самого основания не имелось, Бруно получил должность ординарного профессора философии. Но уже через полгода беднягу выкинули из университета с формулировкой:
"Более смелый, чем разумный, он поднялся на кафедру нашего лучшего и прославленнейшего университета, засучив рукава, как жонглер, и, наговорив кучу вещей о центре, круге и окружности, пытался обосновать мнение Коперника, что Земля вертится, а небеса неподвижны, тогда как на самом деле скорее кружилась его собственная голова"...
Зачем понадобилась эта история толстяку — мне оставалось только догадываться.
Я вышел из машины, обошел ее сзади и сразу наткнулся на недовольный взгляд Прибыткова. Пожав плечами, я вернулся обратно. Спустя минут пять вернулся и Семеныч.
— Странные в Москве инспектора, — пожаловался он, — совершенно не поддаются внушению. Пока нормальные документы ему не сделал — все морду кривил. Я перед ним только па-де-де из Марлезонского балета не исполнил — все тщетно! "Предъявите-предъявите!" Хотел уже развоплотить жирдяя, однако, человеколюбие и гуманизм взяли верх.
— Это не московский мент, — уточнил я.
— Что? — выкручивая руль, переспросил Семеныч.
— Мент с Теплых озер.
— Что?! — Еще раз спросил Прибытков, но теперь в его голосе звучало удивление.
— Я с ним разговаривал вчера на пути к хозяйству Бергов.
— И?
— Да без всяких "и?" — просто разговаривал.
— Обознался, — подмигнул мне Семеныч. — Так бывает, они вообще все на одно лицо.
— Младший лейтенант, чернильное пятно слева на воротнике, звездочка на погоне, на левом, кверху ногами, верхняя пуговица не такая как другие — желтая. И слегка шепелявит.
Когда я говорил про звездочку — мы уже тормозили и перестраивались в левый ряд для разворота.
Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|