Диорхинийская сага. Начало пути

— Не надо так говорить о ней — она была больна и ей нужны были деньги на травы и мази, — сказал легионер, пытаясь защитить имя своей супруги. Но как-то плохо и неуверенно у него получалось, ведь в нем не осталось душевных сил.

— Эуон, пусть этот бедолага поставить в качестве ставки свою кисть? — вмешался Оден, которому не терпелось высказать свою задумку.

— Что за чушь ты несешь? — удивленно спросил его блондин. — Как можно поставить свою кисть?

— Очень просто! — ответил Оден. — У нас в Айронвиле такое практикуется: особо ретивые игроки, проигравшись основательно, начинают предлагать части своего тела в качестве ставки. А в случае проигрыша — победитель отсекает ему проигранную часть тела.

— Какая дикость! Не зря про вас говорят, что вы, люди Железных пещер, изверги, коих во всей Диархинии не сыщешь! — сказал Эуон.

— Шахта заставляет быть изобретательным! — гордо произнес Оден. — Наш народ умеет только одно — добывать железную руду и делать оружие, поэтому в шахтах мы проводим большую часть жизни. А выйдя из нее, мы развлекаемся на всю катушку, пусть и немного кроваво!

— Я согласен играть на свою руку, — отчаянно произнес легионер со щетиной.

Напряжение за столом игроков было невероятно высоким. Эуон скептично отнесся к идее Одена принять человеческий орган в счет ставки, но все-таки решил попробовать. Легионер начинал первым. Он нервничал, так как на кону была его кисть, которую победитель мог отсечь в ближайшее время острейшим айронвильским клинком. Выполнив несуетливо ритуал встряхивания костей в стаканчике, он собрался и решительно бросил. Выпали шестерка и пятак. Он облегченно выдохнул, боясь при этом вспугнуть удачу. Теперь нужно было, чтобы ни у кого из оставшихся игроков не выпали две шестерки. Легионер знал, что подобное встречалось редко, но полностью исключить возможность такого сценария он не мог.

Следующим кости бросил Оден, но у него выпали лишь две тройки, и он досадно выложил четыре империка на стол. Оставался лишь Эуон. Четыре империка, а именно такова была его ставка против денег Одена и кисти легионера, были для него мелочью, ведь он был сыном самого состоятельного лорда Диархинии — Терлака Карлайна, о чьем богатстве слагали легенды. Но Эуон был жесток. Чувство превосходства над людьми и возможность править чьей-то судьбой приносили ему большее удовлетворение, нежели деньги или любовь. Отец, который был для него примером для подражания во всем, ставил перед ним очень высокие цели, и та планка, до которой ему предстояло дотянуться, казалась ему оскорбительно высокой. Отец еще не выразил ему долгожданного признания в его способностях и не дал совершить ничего значимого, что коробило его больше всего и заставляло отыгрывать свою злость на других.

— Сейчас я выбью две шестерки и отрублю твою кисть, а потом скормлю её собакам! — произнес Эуон с жестокостью, которая была ему присуща.

Он долго тряс стаканчик, а затем вальяжно бросил кости. Выпали две шестерки. Легионер с ужасом посмотрел в глаза блондина, но увидел в них лишь насмешку и презрение к себе.

— Где желаешь лишиться кисти?! — спросил его Эуон. — Могу предложить задний дворик трактира.

— Выбирать вам, — смиренно произнес легионер.

Финли, а теперь уже и его спутники — Гривлин и Истин Крофф наблюдали за происходящим, сопереживая бедолаге легионеру.

— Этих двоих я видел в кабаке у Ангиса, — сказал Финли, глядя на Гривлина. — Это они скверно отзывались о наших королях.

— Значит, ты про них ты мне говорил, когда мы ехали в Этард? — спросил Гривлин

— Да, про них, — подтвердил Финли.

— А я вам скажу больше, — вмешался Крофф. — Тот, что блондин — это сын Терлака Карлайна. Я его помню еще ребенком. Он уже тогда был извергом, избивавшим кнутом крестьян, которые отказывались целовать его ноги. Он жестокий, очень жестокий человек.

— Надо вмешаться, иначе бедняге отрубят руку, — сказал Финли.

— Помните, дорогие мои, что по законам Диархинии — карточный долг рыцарей, вне всякого сомнения, превыше всего, и условия его погашения может изменить лишь король.

— Истин, друг, в Хлебной кладовой азартные игры запрещены, поэтому эти двое нарушают закон лорда Фрайтфула, — сказал исполин. — За игру в кости в наших краях можно поплатиться свободой и даже честью.

— Тогда это решительно меняет все, — произнес Крофф.

— Я попробую подойти к ним и предложить деньги, которые, возможно, помогут решить вопрос, — сказал Финли.

— Будь осторожен, юноша, — произнес купец.

— Иди, но если это не поможет, тогда подойду я, — уверенно сказал Гривлин.

Финли нервничал, потому что ему предстояло завести разговор с блондином, которого он опасался. Блондин казался ему высокомерным и самовлюбленным. От таких подонков, как он, всегда стоило ожидать неприятностей, полагал Финли. Чем-то азартным и даже немного фатальным веяло от взгляда блондина, но в тоже время возможные его ходы могли быть точными и смертельными, как укус змеи. Эуон заметил приближающегося незнакомца, когда тот был уже в паре шагов от него. Финли смог всмотреться в глаза блондина, направленные на него, и увидел в них безразличие.

— Простите, что отвлекаю вас от важных дел, — произнес Финли, которому было тяжело сохранять решительность. — Я наблюдал за вашей игрой и хотел бы…

— Малец, прежде чем что-то говорить мне, ты должен хотя бы представиться, — перебил его Эуон, на лице которого появилась надменная улыбка.

— Да, простите, — замялся Финли.— Я… хм… меня… хм… зовут Финли.

— А дальше? — спросил Эуон.

— Я Финли из Фарета, — ответил Финли, пытаясь собраться. — Я не знаю своего происхождения, но у меня есть замок и слуга, и лошадь.

— Так ты не рыцарь? — спросил Эуон с издевкой. — Как ты можешь, не зная рода своего, обращаться ко мне с какими-либо предложениями? Наверняка замок принадлежит твоему хозяину, как и лошадь, а ты его слуга, который решил прикинуться знатным господином!

— Я не рыцарь, но все равно не позволю вам оскорблять меня и обвинять во лжи! — произнес Финли с обидой и злостью в голосе. — Вы должны отпустить этого человека!

— Как ты смеешь мне указывать? — спросил Эуон. Его настрой сменился с игривого на вполне серьезный. Он встал из-за стола. Оден тоже встал.

— Финли из Фарета, так ты подслушивал наши разговоры и теперь пытаешься решать за меня, как распоряжаться выигранными вещами? — спросил блондин. — Ты не боишься, что за подобную наглость я могу вспороть твое брюхо на заднем дворе этого трактира?

— Я не хочу конфликта, но я…

— Ты просто оборвыш, — вмешался Оден, на лице которого засияла издевательская улыбка. — Ты не знатен, выглядишь как полное ничтожество и еще смеешь заводить беседы с благородными людьми. Я тебе даю десять секунд убраться отсюда, а иначе разрублю тебя в клочья.

Финли был унижен и оскорблен, но не напуган. Гривлин и Крофф готовы были вмешаться, но решили подождать еще немного.

— Я требую извинений! — сквозь зубы процедил Финли, глядя на Одена. — Вы подонок!

— Ты сучий сын, — произнес Оден и потянулся за мечом. — Я сейчас убью тебя!

— Не здесь! — резко остановил его Эуон. В его стиле было накалить момент в конфликте до предела, а затем резко остудить его. — Юноша смел, хоть и молод! Это заслуживает уважения! Так зачем вы подошли к нам?

— Я дам вам денег столько, сколько нужно, но вы отпустите легионера! — уверенно и уже без осечек произнес Финли.

— Этот рыцарь, который уже и не является им, по сути, вследствие своего низкого морального падения, проиграл нам часть своего тела. Я хочу получить толику хороших эмоций сегодня и за одним проучить его. Неужели вы хотите лишить меня этого удовольствия?

— Мне кажется, что вы собираетесь слишком жестоко поступить с этим человеком, а я хочу ему помочь. Назовите сумму, и я заплачу вам, — сказал Финли.

— Тогда я вам говорю, что я отказываюсь от ваших денег. Это вам ясно? — спросил Эуон. Он был крайне вежлив, но за этой вежливостью скрывалась игра злых эмоций и желание поиздеваться над Финли.

— Гривлин Остис из рода Остисов! — произнес громогласно исполин за спиной Финли, который в пылу эмоций не заметил Гривлина, подошедшего к нему так близко. — Если вы отказываетесь принять деньги от благородных господ, коими мы являемся, тогда не желаете ли клинка отведать?

— Остис, — задумчиво произнес Оден, глядя с удивлением на исполина. — Не твой ли родственник под Айронвилем в Первую войну царств рубил головы нашим воинам?

— Ты прав — мой дед хорошо потрудился тогда! — гордо ответил Гривлин. — Айронвильские головы славно в ту войну улетали с плеч ваших несчастных мечников!

— Я готов снести твою голову, — угрожающе сказал Оден.

— А я и предлагаю тебе попробовать это сделать! — насмешливо сказал Гривлин.

— Стойте, — произнес Эуон. — Юноша еще мал и вряд ли сможет биться со мной и моим другом Оденом на равных, а ты, здоровяк, один! Думаю, что ты выдохнешься!

— Я готов один сразиться с вами двумя, но по очереди, — решительно сказал Гривлин.

— Я передумал, — послышался голос легионера, который до этого молчал и следил с волнением за тем, как решалась его судьба. Он обращался к блондину и его спутнику — Одену. — Я не хочу вам отдавать свою кисть. Готов биться за неё рука об руку с благородным незнакомцем Гривлином.

— Как ты, кусок дерьма, за которого вступился мальчишка, смеешь влезать в разговоры настоящих мужчин? — прокричал Оден и резко направился к легионеру с решительным намерением его проучить.

Казалось, что он вот-вот схватит его за грудки и ударит по лицу, но этого не произошло. Легионер ловко и изящно, словно мастер фехтования, вынул свой меч из ножен и направил его на наступающего соперника. Острый клинок остановил Одена, когда оказался острием прямо у его шеи. Все были крайне удивлены.

— У меня и Одена, по всей видимости, не остается выбора, кроме как вспороть вам всем брюхо! — произнес игриво Эуон, которого, казалось, все происходящее забавляло. — Предлагаю не терять времени и отправиться на задний двор сейчас же, чтобы выяснить все раз и навсегда.

Все участники разгоревшегося конфликта направились к двери, которая вела к его заднему дворику. Финли, Гривлин и легионер пошли позади Эуона и Одена. Выйдя из двери, они увидели средних размеров территорию, на которой располагались стойла для лошадей, принадлежавших отдыхающим в трактире гостям, повсюду лежала солома, валялись различные корыта и кувшины, и отовсюду доносился запах навоза. Когда соперники наконец-то остановились в одном из укромных мест дворика, Эуон развернулся к неприятелям и спросил: «Кто будет биться со мной?».

— Это моя вина, что все так произошло, — произнес легионер, обращаясь к Финли и Гривлину. Затем он решительно посмотрел на блондина.— Я готов биться с тобой.

— Как тебя зовут, бедолага? — спросил его Эуон. В его голосе уже не ощущалось пренебрежения к сопернику, что было связано с техникой владения мечом, продемонстрированной легионером совсем недавно, которая поразила блондина.

— Рем Логан из рода Логанов, — ответил ему легионер.

— Готовься к смерти Рем Логан! — произнес Эуон и достал из ножен клинок.

Все разошлись по сторонам. Блондин несколько раз прокрутил кистью свой полутораручный меч, на клинке которого красовались великолепно выгравированные узоры. Логан же вынул из ножен свой, который был одноручным и легким, что не могло не пригодиться легионеру в ближнем бою. Тяжелые мечи, имевшие лишь рубящие свойства, носили в основном знатные вельможи и лорды, а простому вояке нужно было колюще-рубящее оружие и притом легкое, чтобы заколоть врага в тесном сближении.

На Логане была кольчужная котта, поверх которой был надет пластинчатый доспех — мягкий, но очень надежный. Такие носили в Южном легионе, воины которого охраняли выход с Мятежного полуострова. Пластинки доспеха были не металлическими, а из жесткой кожи этардского буйвола, что позволяло воинам, носившим подобную защиту, спасаться от жары, которая круглый год была в тех краях. Эуон же был одет лишь в свое великолепное бордовое котарди, но, тем не менее, выглядел крайне угрожающе.

Блондин обхватил черенок меча обеими руками и быстрыми шагами направилсяв сторону легионера. Приблизившись к нему на расстояние пяти шагов, он занес меч над головой и нанес первый удар в поединке, который Логан отразил одной правой рукой своим легким мечом. Затем последовал удар сбоку, но легионер смог увернуться, не дав вспороть себе живот. Следующим бил Логан, но его меч встретил сопротивление меча Эуона. Они скрестили клинки ненадолго, но уже вскоре блондин отбросил легионера в сторону, сделав резкое движение мечом вверх. После небольшой прелюдии посыпалось не меньше десяти ударов от каждого из соперников, которые все были удачно отражены.

Эуон злился — ему хотелось поскорее разобраться с ненавистным должником; легионер же сохранял невозмутимость, не поддаваясь мощному напору противника. Блондин собрался силами и еще раз плотно пошел на Логана, нанося преимущественно удары сверху вниз. Логан отражал их, пытаясь при этом уходить всем телом от ударов, дабы скорее израсходовать силы Эуона. Казалось, что легонький меч легионера вот-вот треснет от сильных ударов наносимых Эуоном.

Логан все больше и больше отступал к стене трактира — обороняться становилось все сложнее. В какой-то момент их мечи скрестились в воздухе, в тот момент, когда Логан оказался совсем прижатым к стене. Выхода не было, и легионер оттолкнул Эуона ногой, приложив свой сапог к его животу. Блондин вовсе не ожидал подобного и отлетел в сторону, но не выронил меча из рук. Логан помчал к нему и нанес удар, который был блокирован мечом, лежащего на земле блондина.

Казалось, что Эуону уже некуда деться, но он неожиданно ударил легионера по ноге, от чего тот упал на землю, потеряв равновесие. Вскочив в долю секунд на ноги, блондин уже приготовился нанести удар по дезориентированному Логану. Дело для Эуона, казалось, было уже сделано, но Логан успел сообразить и пронзил резким колющим ударом правое бедро блондина, пока тот делал замах под удар. Острая боль сразила Эуона, и он выронил свой меч и упал на колени. Логан вынул свой окровавленный клинок из бедра соперника, но решающий удар наносить не стал.