— Во славу Троих! Немедленно откройте ворота их слуге! — Изо всех сил прокричал он, сорвавшись на фальцет.
Полузакрытые ворота, замерев на мгновение, начали вновь открываться, со стен зло защёлкали луки, отвлекая волков от телег.
— Засуетились ублюдки! — С весёлой злостью в голосе, выкрикнул Гонда. — Это вам не торговцев на растерзание хищникам оставлять! — И тут же заткнулся, зло выругавшись.
Лузга испуганно заверещал, повалившись на мешки и закрыв голову руками. Я начал лихорадочно шарить вокруг себя, в поисках хоть какого-то оружия. Один из волков был уже совсем рядом, как раз собираясь скакнуть в телегу. Гулко щёлкнул арбалет, и Русин потрясённо выругался, умудрившись, промахнутся, стреляя почти в упор.
— Отстань тварь! Убью! — заполошно заорал на зверюгу Гонда. В его руке появился нож, совершенно несерьёзно выглядевший на фоне, примеривавшегося к последнему броску, зверя. Рядом расположился Марк, вытащив из-за пазухи огромных размеров кистень. За спиной коротко жвыкнул железом меченый, доставая из ножен короткий меч с широким лезвием.
— Сейчас порвёт. Непременно порвёт, — незаметно для себя начал шептать я одними губами, нацелив в сторону хищника, толстенную палку. Ничего, более напоминающее оружие, я найти в телеге так и не смог.
— Русин! Быки встают! Кончается заклятье то! — Заполошно заорал возница и, в тот же миг, волк совершил прыжок.
Нас спасло чудо. Хищник уже распластался в воздухе, примериваясь опуститься уже посреди телеги, как быки, видимо почуяв его, рванули из последних сил. Повозка на парю мгновений ускорилась. Чуть не допрыгнув, волк, ободрал передними лапами край телеги и, попутно успев, одним движением пасти, сломать древко палки, кубарем прокатился по траве. Я охнул, неверяще уставившись, на жалкий обрубок в руках. Зверь, между тем, вскочил, оскалив клыки, и тут же протестующе взвыл. Хищно дрожа оперением, в его тело впились сразу две стрелы. Об ускользающей добыче волколак на время забыл.
Вот только нам от этого легче не стало. Заклятье, наложенное Мефодием на быков, и впрямь подходило к концу. Кристаллы начали стремительно белеть, возвращаясь к своему первоначальному цвету. Скорость пошла на убыль. Грязно выматерившись, Русин яростно пнул ногой один из уложенных в телегу мешков и, потрясая мечом, развернулся к нам.
— Сигайте с телеги, дети проклятых! В капусту порублю, к Лишнему! — Проорал он, вращая налитыми кровью глазами.
— Прыгай! А то точно зарубит! — Дёрнул меня Гонда за рукав. — И, со всех ног, к воротам беги!
Я кубарем соскочил с, ещё довольно быстро несущейся, телеги, каким-то чудом устоял на ногах, дёрнулся было в сторону ворот, споткнулся и, со всего разбега, ткнулся лицом в липкую придорожную грязь.
Силантий! Сука!! Убъю!!!
Быстро вскочив, я, что есть мочи, рванулся вперёд. Впереди мелькали спины Гонды и Марка с Лузгой, за ними, довольно сильно приотстав, натужно сопел Силантий. Сил, после никому ненужного забега, в начале преследования, у него, судя по всему, почти, не осталось. Вот и решил меня стае скормить. И от недруга разом избавиться, и для себя времени немного выгадать. Глядишь, и успеет до ворот добежать, пока меня пережёвывать будут! Вот только моего желания поквитаться не учёл! Довольно быстро настигнув своего недруга, я заботливо толкнул его в спину, придавая ускорение.
— Извини, дружище, — я зло сплюнул, оставляя трепыхаться в грязи, тонко завизжавшего Силантия. — Но с меня должок причитался! Возвращаю!
Телеги, между тем, неумолимо уходили вперёд, одна за другой проскакивая через ворота.
Я начал выдыхаться. Пот заливал глаза, ноги стали точно ватные, но я упорно продолжал бежать, глядя себе под ноги, отлично понимая, что если упаду, то вновь подняться уже не смогу. До ворот оставалось всего пара десятков метров, когда дорогу перегородил очередной зверь, с, почему то опаленной с одного бока шерстью. Пасть ощерилась в хищном оскале, обнажив крупные клыки. Задёрнутые паволокой бешенства глаза, с лютой ненавистью уставились на меня. Время встало, прекратив свой неумолимый бег. Все звуки исчезли, растворившись в глубинах подсознания. Мир сузил свои рамки до крохотного пространства, внутри которого были только я и моя смерть. Волк ощетинился, поджал задние ноги, изготавливаясь к прыжку, прыгнул, распластав в воздухе своё мощное тело, и тут же рухнул, как подкошенный, в бессильной ярости пытаясь, дотянутся до торчащего в боку болта.
— Беги, дурак! — Пронзительный крик Гонды, выдернул меня из ступора. — Беги, Лишний тебя забери!
И мир вновь взорвался, наполнившись натужным рёвом быков, злобным рычанием оголодавшей стаи и скрипом закрывавшихся ворот.
Я охнул и бросился вперёд. Раздавшийся сзади полный боли и непередаваемого ужаса вопль Силантия, придал сил на последний рывок. И всё же я не успевал. До ворот оставалось буквально несколько метров, но массивные створки уже почти сошлись, оставляя между собой лишь небольшую, стремительно уменьшающуюся, щель.
— Что же вы, гады! — Со свистом хватая воздух, с трудом прохрипел я, в безнадёжном отчаянии, сумев ещё чуть увеличить скорость. Внезапно движение створок замедлилось. Послышалась непечатная ругань и какая-то возня. Я как раз подлетел к воротам, чтобы увидеть, как дюжий мужик, с утробным хеканьем, припечатал кулаком в лицо вцепившемуся в него Гонды и тут же вновь потянулся к воротам. Мой друг кубарем покатился прочь, скрывшись из виду. Но мне и этого мгновения хватило! Буквально сдирая с себя одежду вместе с кожей, извиваясь ужом, я каким-то чудом протиснулся в микроскопический проём и рухнул уже за воротами, судорожно хватая губами воздух. Сунувшемуся следом волку, стоящий наготове воин, разрядил арбалетный болт прямо в брызжущую кровавой слюной пасть. Вокруг поднялся невообразимый гвалт.
— Тяните эту тварь вовнутрь! — Взревел Невронд, подскакивая к воротам и ткнув в проём мечом. — Вои! Все к воротам! Ежели ворвутся — беда будет!
Двое мужиков, схватив переставшего дергаться волка за передние лапы, с натугой потянули на себя. Получалось плохо. Зажатый створками, зверь застрял намертво, а чуть приоткрыть их, перед рвущейся вовнутрь стаей, мужики не решались. Но и ворваться, сквозь слишком узкую щель, стая не могла и двое воинов, шустро работая мечами, их уверенно сдерживали. Третий, высунувшись из-за их спин, вновь разрядил в проём арбалет. За воротами обиженно взвизгнули.
— Слабомерки убогие! — К побагровевшим мужикам, на помощь, подбежал какой-то кряжистый седой дедок и, оттолкнув одного из них, рывком потянул зверя на себя. Тот лишь чуть сдвинулся.
— Нукася! — Невронд, успевший где-то раздобыть здоровенный топор, с утробным хеканьем, начал рубить здоровенную тушу. Во все стороны полетели кровавые брызги. Воздух сотрясла отборная ругань.
— Выталкивайте его наружу! — Потряс окровавленным топором Невронд, уполовинив всё-таки зверя. — Да поживей, увальни неповоротливые!
Подбежало ещё несколько мужиков и длинными деревянными шестами упёрлись в окровавленные остатки волка. Вновь гулко щёлкнул арбалет. Накинув на ворота толстенный деревянный брус, бородач облегчённо вытер обильный пот. Окрестности огласил разочарованный вой, упустившей добычу стаи.
— Вроде живи, друже.
Толчок, локтём в бок, окончательно привёл меня в чувство. Гонда плюхнулся рядом, потирая рукой лицо.
— Спасибо тебе дружище, — с чувством ответил я. Слова никак не хотели проталкиваться сквозь окаменевшие губы, язык не ворочался, а лёгкие, казалось, вот-вот разорвутся на части. — Если бы не ты, то всё, конец бы мне. Чудом выжил!
— Я бы на вашем месте не был в этом так уверен, недошлёпки поганые! — Нависший над нами дед, в окровавленном тулупе, был в ярости.
— Чего озлился, дядька? — Гонда, сохранивший сил, побольше, чем я, поднялся на ноги.
— Чего озлился, говоришь? — Потянулся к нему дед. — А по чьей вине я тулуп, почти новый, испортил? Ты чего выкормыш айхи у ворот под ногами путался? Чуть волколаков в деревню не привёл, паскуда! А ты знаешь тварь, что за такое бывает?
Гонда заметно побледнев, промолчал. К месту скандала стали придвигаться и другие мужики, заинтересовались обозники, промелькнули испуганные лица Марка с Лузгой.
— Он же меня спасал, — решил заступиться за друга я и, срывая накопившуюся злость, добавил. — Не по-людски это — человека на растерзание волкам оставлять. — И заметив, что к нам подошёл нахмуренный Невронд, обличительно добавил. — А вы даже перед целым обозом ворота закрыть норовили!
— Тебя сопляка спросить забыли! — Аж взвился дед. — Ты ещё учить меня будешь! Из-за тебя помёт нерюха, между прочим, чуть беда не случилась! Другие вон куда шустрее оказались! Вмиг ворота проскочили, а ежели такой нерасторопный, то сам и виноват! Другим наука будет! А сейчас мы с вас шкуры спустим, к Лишнему!
— Ты борода голосить то прекрати, — решил вмешаться Невронд. — Наказать бы их надо, да только не в твоей это власти. Они теперь по воле Троих господине князю принадлежат. Только он, да храм Троих, в их животах, теперича, вольны. Ты мне лучше ответь. Почему ворота перед обозом закрывал? — Невронд нехорошо прищурился. — Аль не видел, чей он?
— Троими клянусь, не распознал! — Сбледнул с лица староста. — Мало ли обозов сейчас до Вилича идут. Осень чай. Расторговаться людишки спешат. А как знак, значитса, храмовой узрели, так сразу открывать кинулись! Сами же видели! Мы Троих чтим! И пятину им платим, как положено!
— Что Троих чтите — это хорошо, — согласился десятник, не спуская глаз со старосты. — Да только, помнится, господине князь указ уж года три как подписал, о том, чтобы все караваны привечать и всяческую помощь им оказывать. Аль воля его для тебя ничего уже не значит, старик?
— Что ты, господине десятник! — Ещё больше заюлил староста. — Лишний попутал! Спужались мы! Стая то огромная. Всю деревню вырезать могли. А кто тогда налоги в казну княжью платить будет? — Начал канючить он. — С меня же за недоимки спросят! И Айхи с ними, с недошлёпками этими, — сплюнул он в нашу сторону. — Я из-за этих нерюхов и вас, как следует, приветить не успел! Щас живо стол накроем! Спасение ваше чудесное отметим! Вар у меня крепкий! Самолично настаивал! И воям вашим поднесём! Как полагается!
Староста проворно утянул десятника за собой. Начали расходиться и остальные: возницы засуетились возле взмыленных, еле стоящих на ногах, быков, ратники потянулись вслед за десятником, мужики, почёсывая бороды, разбрелись по своим делам и только молодёжь, вскарабкавшись на бревенчатый настил, возвышающийся над воротами, продолжала азартно пускать стрелы в подвывающую стаю.
— И не жалко им балбесам стрелы портить, — прогундел, подсаживаясь к нам, Марк. — Они же грошей стоят.
Рядом встал, неразлучный с ним, Лузга.
— Да ты присмотрись. Они же без наконечников, — ответил, все ещё, мрачный Гонда, потирая рукой правую, начавшую вспухать часть лица. — Учатся. А палок ещё настругают.
— Сильно тебе перепало? — Посочувствовал я. — Из-за меня всё.
— Да ничего, — оскалился мой друг. — Вскользь прошло. Я, в последний момент, головой мотнуть успел.
— И хорошо, что успел, а то зашиб бы. Удар у меня дюже крепкий.
Я обернулся на, раздавшийся за спиной, голос. Рядом стоял бородач, что закрывал ворота и добродушно нам улыбался, ощерившись, недостающим пары зубов, ртом.
— А ты сам виноват, — обратился он к Гонде. — Неча под горячую руку лезть. Мог бы и зашибить. — И повернувшись ко мне, с хитрым прищуром спросил. — Вы чай не родичи случаем? Уж больно он для тебя расстарался. Сначала воя уломал стрелу арбалетную в волколака метнуть. Тот шибко не хотел. Стрела то денежку стоит. Потом ко мне, значитса, под руку сунулся.
— Мы даже не с одной деревни, — пожал плечами я, с благодарностью оглянувшись на Гонду.
— О как, — удивлённо вскинул брови щербатый. — Так что же он шебуршился тогда? Аль должок у тебя перед ним, какой?
— Нет за мной никаких долгов, — отрезал, было, я, но спохватившись, добавил, вновь взглянув в сторону Гонды. — Хотя нет. Теперь-то как раз должок за мной есть. И преизрядный!
И отвернулся, не желая продолжать разговор. Если бы не Гонда, эта сволочь ворота у меня перед самым носом прикрыла бы. И волки, сейчас, уже косточки бы обгладывали, как у Силантия.
Силантий... Я призадумался, пытаясь понять, что чувствую. Всё же человека волкам, только что, скормил, не курицу какую-нибудь. И понял, что нисколько не жалею о содеянном. Силантий первым меня прикончить попытался. И, если бы не Гонда, эта подножка мне стоила бы жизни. А я не святой, чтобы вторую щёку подставлять!
— А что же тогда так суетился то? — Не желал успокаиваться, между тем, мужик. — В чём интерес то был? Не за так же?
— Подружились мы в дороге, вот и помог! — Разозлился Гонда. — Тебе то, что за печаль?
— Ты лучше дядька скажи, где тут изба гостевая, нам под ночлег отведённая? — Встрял в разговор Лузга. — Притомились мы в дороге. А тут ты со своими расспросами.
— И харч занести не забудьте! — Оживился Марк. — Раз сами на обед не попали, то хоть поужинаем.
— Я за тем и подошёл. — Мужик почесал голову. — Никодиму, теперича, не до вас пока. Вряд десятника обласкать, да отцу-послушнику угодить. Вот меня и послал. Пошли, что ли?
Глава 4
Дом, выделенный старостой, нам для ночлега, энтузиазма не внушал. Собственно говоря, его и домом то можно было назвать с большой натяжкой. Тут, как я уже заметил, вообще жилые постройки не впечатляют: низкие, прижимистые, так и льнущие к земле своими покрытыми соломой крышами. Но всё, как говорится, познаётся в сравнении. Мда... Когда щербатый, после нескольких минут усердного топтания по грязи, с гордостью, показал нам на эту халупу, я вначале подумал, что он шутит. Но тот мои сомнения быстро развеял.
— Ну вот, значитса, вам и хата для ночлега. — Наш проводник привычно огладил бороду и гостеприимно махнул рукой, в сторону полуразвалившегося сарая. Хотя, пожалуй, насчёт сарая я погорячился немного. Не всякий сарай построен из тонких, не обструганных, жердин, неплотно подогнанных друг к другу. Чтобы как-то залатать образовавшиеся щели, всё это было замазано глиной, но, то ли глина была плохая, то ли замазывали, как придётся, но эта самодельная штукатурка зияла внушительными прорехами. Хотя может оно и к лучшему. Хоть немного светлее будет. Окон, незадачливые строители данного архитектурного сооружения, почему то не предусмотрели совсем. Довершала картину неказистая крыша, накрытая подобием полуистлевшей дранки, до сих пор, каким-то чудом, не развалившейся в труху.
Я даже растерялся немного. Он что издевается или это, у местных, шутка такая? Да я бы хлев для свиней, получше обустроил! Собственно что-то в этом роде я и хотел, уже было, высказать обнаглевшему селянину. Вот только реакция моих спутников остановила. Молча, словно такой ночлег, тут был в порядке вещей, Лузга, а следом за ним и Марк, прошли к дому, и немилосердно скрипнув, давно не смазанной дверью, вошли вовнутрь. Мда... Похоже, не шутил щербатый, притащив нас сюда. Определённо не шутил.
