Сезон пожаров

Когда Стефани наложила себе на тарелку очень большую порцию картофельного пюре и полила его целым морем подливки, она принялась терпеливо ждать, пока ее родители закончат обсуждение каких-то деталей местной политики. В поместье Харрингтонов нельзя было прерывать, быть может потому, что работа Ричарда Харрингтона и так предоставляла достаточно прерываний.

— И как прошел твой день, Стефани? — спросила мама. — Похоже, он был весьма насыщенным.

Стефани услышала подтекст. Не забывай. Ты обещала, когда мы позволили тебе записаться в рейнджеры на испытании, что ты не позволишь своим оценкам упасть.

Она проигнорировала это, ответив на озвученный вопрос.

— Было здорово! Андерс Уиттекер оказался единственным свободным из прибывшей команды антропологов, но он пришел посмотреть зеркальных близнецов. Они, кстати, сегодня отбыли.

Ее родители кивнули, и Стефани продолжила:

— Я вот подумала, у меня день рождения на следующей неделе. Чтобы отпраздновать, мне бы очень хотелось отправиться в город и получить себе временную лицензию на аэрокар.

Осталось невысказанным, что в то время как ученическое разрешение можно было получить через сеть, для временной лицензии требовался практический тест. Временная лицензия разрешала летать только в визуально безопасных условиях, но это было лучше ученического разрешения, требующего присутствия пилота с лицензией.

Отец улыбнулся.

— Вижу, не терпиться получить чуть больше свободы. Как будто дельтапланеризма недостаточно. Ну, тебе придется подождать еще день.

Мать кивнула, тоже улыбнувшись.

— Твой отец прав. Мы запланировали для тебя вечеринку на день рождения. Собирались сказать тебе после ужина. Мы уже пригласили Скотта, Ирину и, конечно, Карла. Фрэнк Летбридж и Эйнсли Йедрусински по возможности тоже заглянут. Сейчас сезон пожаров, так что они могут и не освободиться. И мы подумали, что будет неплохо, если ты пригласишь нескольких друзей ближе к своему возрасту.

Они подождали мгновение, как будто ожидая что Стефани что-нибудь скажет. Когда она ничего не сказала, слово взял отец.

— Завтра собирается клуб дельтапланеризма, так что можешь пригласить нескольких ребят их тех, кто тебе больше нравится. Ты не обязана приглашать всех, но если выберешь обратное, будь вежливее с раздачей приглашений.

— Может быть ты сможешь пригласить того мальчика, что был здесь сегодня, — добавила мама. — Андре, верно?

— Андерс! — поправила Стефани.

Она знала, что ее тон оказался слишком суровым, но она не могла поверить в то, что услышала — и что они казались такими счастливыми.

Как они могли вот так улыбаться, как будто сделав ей большой подарок, когда только что сказали ей, что она не получит на день рождения временную лицензию? Даже если они не знали о ее прогулках с Карлом, они должны были знать, сколько времени она готовится на симуляторе.

Значит ли это, что они, в конце концов, не согласятся на временную лицензию? Они оба полагали, что она в последнее время слишком мало времени тратит на свою учебу, не упоминая того, что она по прежнему получает пятерки. Ладно. Пять с минусом. Ну и еще ее позиция в шахматном клубе немного опустилась, но так ли это важно, когда она занимается чем-то гораздо важнее игр?

Неаккуратно пожирающий свой кусок жареного мяса Львиное Сердце поднял глаза и очень тихо «мявкнул». Мать и отец взглянули на нее. Стефани постаралась сдержать свой нрав.

— Андерс, — осторожно сказала она, — вероятно, не сможет прийти. Он сказал нам с Карлом, что его отец на следующую неделю или около того договорился о нескольких полевых турах.

В ее голове сами собой кружили мысли: Верно. Спланировать вечеринку, не сказав мне. Заставить меня пригласить кучку черных дыр, когда единственный человек, чьего присутствия мне бы хотелось, будет с кучей взрослых ученых. Его отец понимает, что Андерс почти вырос. Почему же со мной вдруг обращаются как с ребенком?

Она ничего этого не сказала, но, возможно, что-то из этого проявилось в ее взгляде или в напряжении ее подбородка. Она почувствовала, как Львиное Сердце попытался заставить ее успокоиться, но в то время как обычно она рада была его помощи, в этот раз она вдруг обиделась не него. Вот еще один пытается удержать ее от собственных целей и мнений!

Мама очень мягко сказала:

— Ну, мне жаль, что Андерс не сможет прийти, но ты можешь пригласить и других ребят своего возраста. Нам и правда бы этого от тебя хотелось.

Отец добавил:

— Стефани, ты же знаешь, что мы знаем, что ты замечательная юная леди, но — и я признаю, отчасти это наша вина, что привезли тебя на Сфинкс, как раз когда ты готова была участвовать в групповых программах на Мейердале — с тех пор, как мы прибыли сюда, помимо Карла, у тебя, похоже, нет друзей своего возраста.

— Даже Карл более чем на год старше, — добавила мать. — И это только разница в возраста. Эмоционально, то, через что прошел Карл, заставило его резко повзрослеть.

Как правило Стефани бы уцепилась за такую возможность узнать чуть больше о прошлом Карла, не сейчас ее это просто не волновало.

— Мне, — сказала она, делая паузы между словами, так что каждое было как удар, — не нравятся люди моего возраста. Они скучные. Хорошо, когда у нас есть чем заняться, вроде дельтапланеризма, но их присутствие здесь будет ужасно. Общаться будет безнадежно. Ты же не ждешь, что мы будем играть в «приколи ослу хвост», не так ли?

Отец строго взглянул на Стефани.

— Стефани, разве ты не понимаешь? Ты только подчеркиваешь нашу мысль. Тебе придется научиться ладить с людьми — не только своего возраста, но и с теми, кого ты считаешь скучными или раздражающими или еще что-нибудь. Ты не сможешь уйти отшельничать в лесу, если хочешь кому-нибудь чем-нибудь помочь.

Стефани отодвинула тарелку, аппетит вдруг пропал.

— Хорошее празднование дня рождения, — сказала она. — Вместо того, о чем я мечтала, будет урок общения.

Мама была весьма опечалена. На каком-то уровне Стефани сожалела о сказанном, но не могла искренне извиниться. Папа все еще выглядел суровым, что, вероятно, означало, что он зол, но держит себя — он тоже был из таких — в руках.

— Я так понимаю, — сказал папа, — что мы закончили с обсуждением. Поговорим о вечеринке и ученическом разрешении позже.

— Можно мне идти? — с натянутой вежливостью сказала Стефани. — Мне нужно учиться.

— Конечно.

Когда она вышла из-за стола и поспешила в свою комнату, ее догнали последние слова отца. Он сказал «ученическое разрешение», а не «временная лицензия». Без их разрешения я не смогу получить лицензию. Неужели он остановит меня после всей этой напряженной работы?

Стефани ворвалась в свою комнату, задержавшись лишь чтобы захлопнуть за собой дверь. Вместо того, чтобы сесть за компьютер, она кинулась на кровать. Да что с ними такое? Неужели они больше меня не любят?

Она услышала, как дверь открылась, и прозвучало мягкое топ-топ вошедшего Львиного Сердца, закрывшего за собой дверь. Он запрыгнул к ней на кровать, но не постарался коснуться ее настроения. Ей вдруг захотелось этого, хотя всего несколько минут назад эта же самая идея привела ее бешенство.

Да что, несчастно подумала Стефани, со мной такое?

* * *

Все еще беспокоясь из-за возникших у него при попытке помочь Погибели-Клыкастой-Смерти проблем, когда его двуногая занялась своим обучением и ее эмоциональное смятение отчасти утихло, Лазающий-Быстро потянулся вдаль, стараясь коснуться мыслеголоса своей сестры, Поющей-Истинно.

Даже перед тем, как он включил пучковый стебель в свою обычную диету, у Лазающего-Быстро был довольно сильный для самца мыслеголос. Несмотря на все эти преимущества, ему все равно потребовалась посредничество бродячих охотников, чтобы отправить сообщение и получить ответ.

«Ты кажешься обеспокоенным, Лазающий-Быстро. Говоришь, Погибель-Клыкастой-Смерти скоро уснет? Приди встретиться со мной у синеточечных деревьев неподалеку от места, где растет кружевной лист. Ткач-Ветвей идет защищать меня. Он не забыл, что если бы не Погибель-Клыкастой-Смерти, он был бы мертв — или хуже».

Лазающему-Быстро пришлось довольствоваться этим ответом. Он дал знать Погибели-Клыкастой-Смерти, что выходит. Она крепко обняла его, и в звуках, издаваемых ее ртом, он разобрал «Правополосый» и «Левополосый». Тогда ладно. Если она полагает, что он идет проверить близнецов, она не станет волноваться.

Тихонько мявкнув напоминание, он указал на кровать и встретил ее смех — а также яркое мерцание ее мыслесвета. Она издала еще больше звуков, ни одного из которых он не понял, но утомленный тон был достаточно ясен. Она хотела, чтобы он шел наслаждаться жизнью и не беспокоился из-за нее. Она в порядке.

Долгие летние ночи сокращались, хотя в небе еще надолго задерживалось вечернее свечение. Лазающий-Быстро забрался по стволу ближайшего сетевого дерева и отправился по маршруту, которым он до этого уже неоднократно двигался. Даже когда он из-за возможных опасностей держался настороже — хотя клыкастая смерть и на забралась бы на деревья, опасной могла быть и гнилая ветвь — он по-прежнему чувствовал мыслесвет Погибели-Клыкастой-Смерти. Он знал, когда она прекратила работать, и почувствовал, когда она уснула.

В итоге Лазающий-Быстро добрался до синеточечных деревьев. Вскоре после этого прибыли Поющая-Истинно и Ткач-Ветвей. Оба взяли с собой сети для переноски. Семена синеточечного дерева считались у Народа деликатесом. Хотя еще было рано, чтобы многие из них созрели, на этом этапе можно было собрать и сохранить шишки. Семена продолжат зреть.

Передние и средние лапы собирали шишки, трое из Народа увлеклись обсуждением. Ткач-Ветвей хотел не мешать обсуждению, но брат с сестрой попросили его присоединиться.

«Конечно, если вы не возражаете, — добавил Лазающий-Быстро. — Ваш отличающийся опыт может подарить нам новую мудрость».

Поющая-Истинно, как певица памяти, обладающая доступом к огромному объему общего опыта Народа, не возразила своему брату. Лазающий-Быстро заметил, что с тех пор как она стала старшей певицей памяти клана, она в большей степени, более или менее, предпочитала выслушивать идеи других.

Возможно, подумал Лазающий-Быстро, видя, как мысли и хранящиеся воспоминания столь многих из Народа тускнеют от времени и расстояния, она, так сказать, научилась больше ценить новое.

Это была интересная мысль, и он отложил ее для дальнейшего рассмотрения. Сейчас же ему нужно было получить возможный совет и вернуться к Погибели-Клыкастой-Смерти. Сейчас, особенно, ему не хотелось быть вдали от нее.

Весьма легко было объяснить другим источник его растерянности. Пусть Лазающий-Быстро и убедился, что двуногие своими ротовыми звуками и отметками способны были обсуждать сложные идеи, он все еще жалел их. Ротовые звуки должны были быть последовательны. Ему потребовалось некоторое время, чтобы понять, что те же звуки в ином порядке не означали того же. Он потерял надежду когда-нибудь и правда понять их.

Однако мыслеречь обладала множеством форм. Пусть и можно было «говорить», облекая мысли в последовательности, когда нужно было разделить опыт, не требовалось прибегать к этой громоздкой форме.

Сейчас же он показывал Поющей-Истинно и Ткачу-Ветвей, что он испытал этим вечером с Погибелью-Клыкастой-Смерти, представив не только прочтенные в ее мыслесвете импульсы, но также и более широкий контекст ее взаимодействия с родителями. Он даже сумел включить собственную интерпретацию некоторых ротовых звуков. В основном это были имена, но он счел, что даже эта малость прояснит, что двуногие способны к разумному общению, а не просто кричат, как озерные строители, когда предупреждают друг друга через воду.

При всей сложности это разделение потребовало очень мало времени. Он чувствовал размышления Поющей-Истинно и Ткача-Ветвей, вес их опыта — и, в случае Поющей-Истинно, опыта многих других.

Поющая-Истинно сказала:

«Думаю, это потому, что в первой твоей встрече с Погибелью-Клыкастой-Смерти ты был впечатлен ее интеллектом…»

Ткач-Ветвей не столько вмешался, сколько вставил образ того, как — несмотря на всю его осторожность — Лазающий-Быстро был обнаружен юной двуногой. Конечно, Погибель-Клыкастой-Смерти (хотя, конечно, тогда она не получила имени) была достаточно умна, чтобы понять, как установить ловушку, которую он не смог обнаружить, тогда как он (и другие из Народа) всегда могли обойти установленные ее старшими…

Поющая-Истинно продолжила мысль:

«Потому что ты всегда считаешь ее умной и находчивой, думаю, ты часто забываешь, что еще она очень молода. Насколько мы можем сказать, она еще не достигла полной зрелости. Хотя ее запах и близок ко взрослым, есть различия. В самом деле, когда я заглядываю в воспоминания, я вижу, что ее нынешний запах отличается от ее запаха во время первой вашей встречи. Думаю, она меняется».

Мысль поразила Лазающего-Быстро. Он не был певицей памяти, но он мог призвать некоторые свои старые воспоминания. Он сравнил их, попробовав воспоминания, предложенные Поющей-Истинно на его с Ткачом-Ветвей рассмотрение. Свидетельства были интересны. Он предложил им образец своего опыта с Погибелью-Клыкастой-Смерти в последние несколько дней, выбрав времена, когда он был заметно растерян из-за ее мыслесвета.

Ткач-Ветвей сказал:

«Думаю, произошедшее ясно — хотя я не виню тебя, так как ближайшие не всегда замечают подобное. Погибель-Клыкастой-Смерти меняется из ребенка во взрослую. Ее запах показывает, что некоторые события — вроде ее встречи с Бесцветным-Мехом — вынуждают некоторые ее запахи меняться даже резче. Возможно, двуногие похожи на существ с сезонным размножением. Такие часто становятся весьма иррациональными, когда на них давит необходимость размножаться».

Лазающий-Быстро задумался. Конечно, взаимодействие Погибели-Клыкастой-Смерти с ее ровесниками — особенно с некоторыми из более агрессивных — обретало смысл, если это не только результаты иерархической конкуренции, но также и маневрирование для размножения. Разве внимания той самки, которую Погибель-Клыкастой-Смерти недолюбливала больше всего, не искало больше всего самцов?

«Вы дали мне очень хорошую тему для размышления, — сказал Лазающий-Быстро, наполняя мысль благодарностью. — Поющая-Истинно права. Я все чаще отношусь к Погибели-Клыкастой-Смерти как к немало пожившей взрослой. Многие ее недавние действия обретают смысл, если рассматривать их с точки зрения почти-взрослой, проверяющей свои пределы. Даже ее гнев на родителей — которых, я знаю, она любит и доверяет — обретает смысл, если она не уверена, лучше ли ее побуждения или их».

Когда Поющая-Истинно ответила, ее мыслеголос был оттенен печальной нотой той, кто регулярно проверяет установленные пределы, а порой и пределы, которые даже никто не считал таковыми, пока она не затрагивала их.