Создание Гитлера

В проектировании новых линкоров преимущество немцев состояло в том, что они не были участниками Вашингтонского морского соглашения или Лондонской конференции. Они немедленно заложили "Бисмарк" и "Тирпиц". И в то время как Англия, Франция и Соединенные Штаты были связаны пределом в 35 тысяч тонн, эти два огромных корабля должны были иметь водоизмещение свыше 45 тысяч тонн, так что, когда строительство их было закончено, они оказались самыми мощными кораблями в мире.

С дипломатической точки зрения Гитлеру было также весьма выгодно в тот момент расколоть союзников, добиться того, что один из них готов был простить нарушения Версальского договора, и заключением соглашения с Англией санкционировать восстановление для Германии полной свободы перевооружения. Сообщение об этом соглашении явилось новым ударом по Лиге Наций. Французы имели все основания жаловаться, что разрешение на строительство подводных лодок, данное немцам Великобританией, затрагивает жизненные интересы Франции. Муссолини усмотрел в этом факте свидетельство того, что Великобритания недобросовестно ведет себя в отношении своих союзников и что при условии обеспечения ее специфических интересов как морской державы она готова идти на любые сделки с Германией, какой бы ущерб они ни наносили дружественным державам, находящимся под угрозой в связи с ростом германских наземных сил. Выглядевшая циничной и эгоистичной позиция Великобритании поощрила Муссолини к более энергичному осуществлению своих планов в отношении Абиссинии.

Скандинавские страны, которые всего за две недели до этого мужественно поддержали протест против введения Гитлером обязательной воинской повинности в германской армии, обнаружили теперь, что Великобритания за кулисами санкционировала создание германского военно-морского флота. Правда, он должен был равняться лишь одной трети английского, но и в этих пределах он становился хозяином Балтики.

Соглашение это не только не являлось шагом по пути к разоружению, но, напротив, в случае осуществления его на протяжении нескольких лет оно неизбежно привело бы к развертыванию строительства новых военных кораблей во всем мире. Потребовалась бы реконструкция всего французского военно-морского флота, если не считать его новейших судов. Это в свою очередь оказало бы воздействие на Италию. Что касается нас самих, то было очевидно, [73] что для сохранения нашего тройного превосходства над немцами в современных кораблях мы должны провести весьма значительную реконструкцию английского флота. Возможно, что формула, согласно которой германский флот должен был равняться одной трети английского, истолковывалась нашим морским министерством в том смысле, что английский флот должен быть в три раза больше германского. Это, пожалуй, могло бы расчистить путь для разумной и давно уже требовавшейся перестройки нашего флота.

В действительности же было достигнуто только то, что Германии было позволено в течение пяти или шести последующих лет развернуть строительство новых военных кораблей в таких размерах, какие только позволяли ее физические возможности..."

Обратите внимание. Черчилль сознательно затуманивает вопрос о том, на каком уровне было подписано это соглашение. Всё, вроде бы, решали главы морских ведомств двух стран. Да, действительно, предварительно эти вопросы прорабатывали именно они. Впрочем, так обычно и водится, когда какой-то международный договор готовится на уровне экспертов. На самом же деле это соглашение было подписано, естественно, на уровне правительств Великобритании и Германии. И совсем уже непонятную логическую связь можно увидеть между обнаружением вопиющего нарушения Германией в тоннаже строящихся кораблей ("Шарнхорст" и "Гнейзенау") и заключением этого соглашения, поскольку оно, разрешив Германии больше того, что она могла осилить, никак не ограничивало как раз тоннаж кораблей. Кроме того, простая логика подсказывает, что обнаружение такого рода нарушения Германией версальских ограничений может явиться поводом не для соглашения, позволяющего нарушителю ещё большего, а как раз для того, чтобы нарушителя этого примерно наказать. При всём том, что сделать это можно было в тех условиях без особых затруднений.

Однако, как следует из вышеизложенного, никто останавливать Гитлера не собирался. А вот на причину этого указывает как раз главный смысл этого самого морского договора. Его основную направленность можно понять из того простого обстоятельства, кто от этого соглашения выиграл и кто проиграл.

Выиграла, естественно Германия. Англия? Англия оставалась при своих. Для Англии флот численностью в одну треть её собственного не был особенно опасен.

А вот Франция. Для неё отмен запрета на строительство Германией подводного флота был категорически невыгоден. Вплоть до того, что Черчилль признал, что такое строительство "затрагивает жизненные интересы Франции". При этом учтём то вопиющее обстоятельство, что соглашение это было создано по инициативе англичан и без каких-либо консультаций со своим французским союзником. Франция была просто поставлена перед фактом. Или, говоря иначе, была без затей проигнорирована. Проигнорирована в ситуации, прямо и непосредственно угрожающей её безопасности на море.

Ведь что такое флот для любого из европейских грандов?

Флот — это предмет неустанных забот и самого пристального внимания со стороны великих держав Европы. Значение любого вопроса, мало-мальски связанного с флотом и морскими вооружениями было в центре внимания военных и политиков европейских держав на протяжении, ни много ни мало, сотен лет.

В двадцатом веке значение этого вопроса было ничуть не меньшим, чем во все иные времена. Колонии, морские торговые пути (а для Англии были, практически только они), сырьё для промышленного производства, наконец.

Для России, потом СССР, флотские вопросы всё-таки не имели того значения, которое они имели для Европы. Задвинутый тогда на периферию морских театров, российский, потом советский флот не влиял и не мог существенно влиять на расстановку военно-морских сил в Мировом океане.

Соответственно, и морское соглашение 1935 года совершенно никаким образом не было направлено в угрожающем для СССР направлении. Да, Германия при желании могла стать хозяйкой Балтики. Но и без Германии СССР никогда даже близко в то время не мог претендовать на ту же самую роль. В силу элементарной слабости. Это соглашение намного сильнее затрагивало интересы других держав. Если присмотреться к нему внимательно, то очевидно, что единственной по-настоящему проигравшей стороной по этому договору являлась только одна страна.

Франция.

Таким образом, этот важнейший, знаковый, можно сказать, документ европейской дипломатии середины 30-х годов со всей очевидностью доказывает нам, что тезис о том, что политика заигрываний с Гитлером (которое обычно и совершенно неточно именуют политикой его умиротворения) вовсе не была направлена своим острием против СССР.

Она был направлена против Франции.

Не очень привычно звучит, не так ли? Но давайте не будем спешить. Давайте подумаем.

* * *

Для приближения к пониманию причин такой политики предлагаю рассмотреть в самых общих чертах ещё одно из ключевых событий, происшедших в самом начале обретения Германией своего могущества.

Для максимальной объективности не буду излагать это событие сам. Снова предлагаю вашему вниманию рассказ о нём человека, предельно информированного и идейно моим взглядам враждебного.

Уинстон Черчилль. "Вторая Мировая война".

"...Демилитаризованная зона в Рейнской области была создана в соответствии со статьями 42, 43 и 44 Версальского договора. В этих статьях указывалось, что Германия не должна иметь или создавать укрепления на левом берегу Рейна и в пределах пятидесяти километров от его правого берега. Германия не должна была также держать в этой зоне какие-либо вооруженные силы, проводить там военные маневры или иметь там средства для проведения военной мобилизации. Все это венчал Локарнский договор, свободно заключенный обеими сторонами. По этому договору подписавшие его державы гарантировали каждая в отдельности и все коллективно неприкосновенность германо-бельгийской и германо-французской границ. Статья 2 Локарнского договора обещала, что Германия, Франция и Бельгия никогда не предпримут вторжения или нападения через эти границы. Если, однако, статьи 42 и 43 Версальского договора будут нарушены, это будет означать "неспровоцированный акт агрессии" и державы — участницы договора, пострадавшие вследствие сосредоточения вооруженных сил в демилитаризованной зоне, должны будут предпринять немедленные действия. О таком нарушении должно быть немедленно доведено до сведения Лиги Наций, а последняя, установив факт нарушения, должна затем сообщить державам — участницам договора, что они обязаны оказать военную помощь пострадавшей державе.

В тот же день, 7 марта 1936 года, спустя два часа после того, как было сделано предложение о заключении пакта сроком на 25 лет, Гитлер в полдень заявил в рейхстаге, что он намерен вернуть Германии Рейнскую область, и, пока он говорил, немецкие войска общей численностью приблизительно в 35 тысяч хлынули через границу и заняли все основные немецкие города. Повсюду их встречали с радостью, несколько охлаждавшейся страхом перед возможными действиями союзников. Одновременно, чтобы сбить с толку английское и американское общественное мнение, Гитлер заявил, что оккупация носит чисто символический характер. Германский посол в Лондоне вручил Идену [92] предложения, подобные тем, которые Нейрат передал утром в Берлине послам других держав — участниц Локарнского договора. Это было утешением для тех по обеим сторонам Атлантики, кто хотел быть одураченным. Иден дал послу решительный ответ. Теперь нам известно, что эти примирительные предложения были сделаны Гитлером в соответствии с его планами и служили лишь маскировкой для совершенного им насильственного акта, успех которого имел важное значение для его престижа, а тем самым и для следующего шага, предусматривавшегося его программой.

Это было не только нарушение обязательства, вырванного силой оружия в войне, а также Локарнского договора, свободно подписанного в условиях мира, но и использование факта дружественного ухода союзников из Рейнской области за несколько лет до истечения установленного срока. Весть об этом вызвала сенсацию во всем мире, французское правительство во главе с Сарро и с Фланденом в качестве министра иностранных дел выступило с громогласной гневной отповедью, взывая ко всем своим союзникам и к Лиге Наций. В ту пору Франция имела на своей стороне Малую Антанту, состоявшую из Чехословакии, Югославии и Румынии. Прибалтийские государства и Польша также входили во французскую систему. Но, что важнее всего, Франция имела полное основание рассчитывать на Великобританию, памятуя о той гарантии, которую мы дали в отношении французских границ на случай немецкой агрессии, и о том давлении, которое мы оказали на Францию, настаивая на скорейшем выводе войск из Рейнской области. (выделено мной — В.Ч.) Это был явный случай нарушения не только мирного договора, но и Локарнского договора; это был случай, предусмотренный обязательствами, принятыми на себя всеми заинтересованными державами.

Для Франции это было страшным ударом. Сарро и Фланден были склонны немедленно объявить всеобщую мобилизацию. (выделено мной — В.Ч.) Если бы они были в состоянии справиться со своей задачей, они бы так и поступили и тем самым заставили бы других последовать их примеру. Для Франции это был жизненно важный вопрос. Но она, по-видимому, не могла действовать без согласия Англии. (выделено мной — В.Ч.)

Впрочем, это объяснение, но отнюдь не оправдание. Вопрос этот имел жизненное значение для Франции, и всякое французское правительство, достойное этого названия, должно было принять определенные решения и остаться верным обязательствам, взятым на основе договора. Не раз в эти неустойчивые годы французские министры, входившие в состав бесконечно сменявшихся правительств, довольствовались тем, что находили в английском пацифизме оправдание для своего собственного пацифизма. Во всяком случае, в своем намерении оказать сопротивление германской агрессии они не встретили поощрения со стороны англичан. Наоборот, если они колебались предпринять действия, то их английские союзники не колеблясь стали отговаривать их. Все воскресенье происходили взволнованные телефонные переговоры между Лондоном [93] и Парижем. Правительство его величества советовало французам подождать, с тем чтобы обе страны могли предпринять совместные действия после всестороннего рассмотрения вопроса. Благовидный предлог для отступления! Британский кабинет, стремясь идти по линии наименьшего сопротивления, счел, что самый легкий путь — это заставить Францию еще раз обратиться к Лиге Наций.

Во Франции также наблюдался сильный разброд. Политические деятели желали мобилизовать армию и предъявить ультиматум Гитлеру, а генералы, подобно их германским коллегам, взывали к спокойствию, терпению и отсрочкам. Теперь мы знаем, что в этот момент между Гитлером и германским верховным командованием возникли разногласия. Если бы французское правительство мобилизовало французскую армию, насчитывавшую около 100 дивизий, а также свои военно-воздушные силы (которые в то время ошибочно считались сильнейшими в Европе), германский генеральный штаб, несомненно, заставил бы Гитлера отступить и удалось бы обуздать его притязания. Это, возможно, оказалось бы роковым для его правления. Следует помнить, что в то время Франция была достаточно сильна, чтобы самостоятельно вытеснить немцев из Рейнской области, даже без помощи Великобритании, которая, несомненно, вынуждена была бы оказать помощь, если бы Франция начала действовать или если бы был применен Локарнский договор. На деле же Франция осталась абсолютно инертной и парализованной и тем самым безвозвратно утратила последний шанс остановить без серьезной войны обуреваемого честолюбивыми стремлениями Гитлера. Между тем Англия убеждала французское правительство переложить свое бремя на Лигу Наций, к тому времени уже ослабленную и приведенную в уныние провалом санкций и англо-германским морским соглашением, заключенным в предыдущем году...

...Лорд Лотиан сказал:

"В конце концов они просто вступают в свои собственные владения".

Такая точка зрения была характерной для англичан.

Собрав своих генералов после успешной оккупации Рейнской области, Гитлер смог показать необоснованность их страхов и доказать, насколько его суждение или "интуиция" выше суждений заурядных военных. Генералы подчинились. Как добрые немцы, они были рады, что их страна так быстро завоевывает позиции в Европе, в то время как ее бывшие противники столь разобщены. Несомненно, что престиж и авторитет Гитлера в высших кругах, которым принадлежала власть в Германии, был поднят на небывалую высоту, что поощрило его и позволило ему приняться уже за более крупные дела. Миру он объявил:

"Все территориальные притязания Германии удовлетворены".