Миновали место боя — тот самый поворот и холм. Скауты глядели на него во все глаза, но ничего, кроме пары проплешин от огня в высокой траве, не говорило о трагедии, которая тут разыгралась. Машины в тот же вечер растащили, воронки засыпали щебнем, а пыль скрыла пятна крови.
Оставалось всего несколько минут.
Городок, в который мы направлялись, ничем не отличался от сотен таких же захолустных африканских поселений. Раньше тут были серебряные шахты, но после неожиданно свалившейся на страну независимости, они пришли в упадок. Белые специалисты уехали, бросив всё имущество, а негры наладить работу не могли, и с тех пор уже почти сто лет город пустел и разрушался.
Издалека он смотрелся так, словно по нему прокатилась гражданская война. Выбитые окна, чёрные остовы сгоревших зданий, пустые улицы с ржавыми скелетами машин — такая картина на чёрном континенте давно никого не удивляла. Однако впечатление было обманчивым, и войны здесь никогда не было. Даже сейчас, когда на арендованной корпорациями территории, завелись отморозки, гордо именующие себя «Народно-освободительной армией», бои шли намного восточнее и южнее. Этот город был никому не нужен: его ни разу не пытались взять штурмом, не желали оборонять, даже терактов не устраивали. В его нынешнем состоянии были виноваты сами жители.
Передний БТР повернул влево перед самым въездом в город, замыкающий отстал немного позже и затерялся на узких улицах. Мы не видели жителей, но повсюду замечали следы их присутствия: бельё на верёвках, мусор, большие зонтики-тенты с логотипами марок местного пива, ржавая печь для барбекю, над которой поднимался дым. Это выглядело жутковато, как будто жители внезапно растворились в воздухе или сбежали, побросав все пожитки. Последнее было близко к правде за тем исключением, что жители собрались в центре города, а не покинули его.
— Дай картинку! — потребовал я у пилота, но тот замешкался.
— Э-э, простите, капитан, но что вы собираетесь делать?
— Ничего страшного, — ответил я, стараясь сохранять спокойствие и не срываться. — Сегодня геноцида не будет. Картинку!
На забрале шлема появились три квадратика с движущимися картинками. В принципе, всё так, как я и думал.
Большая прямоугольная площадь, окружённая старинными каменными зданиями, была полностью забита людьми. Несколько больших фур с эмблемами ООН, рядом синие бронетранспортёры. Редкая цепь миротворцев защищает целую кучу стоящих в стороне фургонов с журналистами. Я переключился в смешанный режим и увидел, как улицы и здания подсвечиваются, меняют цвет и обретают поясняющие надписи.
Красное — местная полиция, синее — почтамт и узел связи, зелёное — администрация городка. Фуры были выстроены возле последней — кабинами ко входу, распахнутыми кузовами к толпе. Если разведка не соврала — а Вессен мог поручиться за своих осведомителей, — то наших ребят держали именно там. Потрясающий получался контраст: на глазах у журналистов бедные-несчастные негры, а в паре десятков метров — пленные скауты, избитые и запытанные до полусмерти.
— Первое отделение, шевелитесь! — на забрале появилось ещё одно окно — миникарта, на которой бойцы были отмечены точками.
— Две минуты, кэп! — просипел вечно простуженный, несмотря на жару, Тэффи — тощий, бледный и нервный англичанин.
Второе отделение подгонять не было нужды: люди Костаса красной пунктирной линией протянулись по карте и замерли, заняв позиции за администрацией и отсекая бандитам пути отхода.
— Штурмовое отделение? — я огляделся.
— Готовы, кэп, — подал голос Вессен.
Я кивнул:
— Хорошо. Я иду первым. Огонь открывать, только если по нам начнут стрелять. Ничего не говорим, в перепалки не ввязываемся, на провокации не реагируем. Ясно? — многочисленные «Так точно» подтвердили, что я был услышан. — Отлично. Тогда за дело.
Бронетранспортёр пёр по центру улицы, оглушительно рыча мотором. Задние ряды толпы заметили нас и поторопились разбежаться. Я наблюдал с камер вертолёта, в какой бардак превратилась раздача. Бандиты потерпели пару минут, чтобы журналисты смогли снять идиллическую картинку того, как местным оборванцам раздают еду, а затем дело в свои руки взяли уже знакомые мне камуфлированные отморозки. Дав пару очередей в воздух для острастки, они оттеснили толпу и принялись шустро разгружать грузовики. Местным тоже кое-что доставалось: пара человек занималась тем, что периодически бросала в толпу банки, дабы люди дрались за еду друг с другом, а не с ними.
Миротворцы и ухом не вели: стояли совершенно спокойно, стараясь не провоцировать ни тех, ни других. Журналисты пялились на происходящее так, будто попали в зоопарк. Скалились, тыкали пальцами. Наше появление их очень удивило.
— Пошли! — прорычал я и спрыгнул на асфальт, когда БТР остановился в двух шагах от перепуганных негров.
За мной последовали остальные — и земля ощутимо задрожала, когда на неё свалились тяжеленные железяки. Жители поняли, что дело плохо и бочком, пытаясь держаться подальше, разбегались прочь.
— Готово! На позиции, капитан! — доложил Тэффи, и я махнул рукой в сторону милого, но слегка запущенного двухэтажного особняка, возле которого были припаркованы фуры:
— За мной.
Двигаться на острие клина штурмовиков и вспарывать толпу оказалось куда более сложной задачей, чем я представлял. Мне нельзя было сбиться с шага или совершить какое-нибудь неловкое движение, потому что это могло всё испортить. Перед глазами мельтешили десятки чёрных лиц: настороженных и напуганных.
Но волновался не я один: мелкие красные цифры показывали пульс бойцов, и у всех он просто зашкаливал.
— Спокойно, парни, спокойно… — по лбу и спине стекали капли пота.
Толпа расступилась, мы встретились лицом к лицу с бандитами, но не собирались сбавлять шаг. «Партизаны» не знали, как реагировать, смотрели на нас с открытыми ртами, шептались, но в конце концов разошлись в стороны, давая дорогу. Мой усиленный сапог размазал по земле одну из банок — и содержимое брызнуло наружу. Запахло жиром и тушёной говядиной.
— Улыбнитесь, кэп, вас снимают, — подал голос Тэффи.
Я снова вывел на экран картинку с вертолёта и тихо чертыхнулся: журналисты действительно оживились. Операторы схватились за камеры, ведущие что-то быстро говорили, тыкая в нас пальцами, и я почувствовал, что в этот момент на нас смотрит весь мир.
Когда ты собираешься сделать нечто, что разделит твою жизнь на «до» и «после», возникает специфическое ощущение: как у купальщика, который оттолкнулся ногами и летит прямиком в холодную воду. Очень хочется оттянуть встречу с последствиями, но для этого слишком поздно.
И сейчас, после слов Тэффи, это чувство накрыло меня с головой. Я падал вниз.
Дыхание участилось, в глазах потемнело, я занёс ногу для очередного шага и вскрикнул от боли. Колено подкосилось, я нелепо взмахнул руками, стараясь удержать равновесие, и даже удержал, но это уже не имело никакого значения. Они увидели, что я — колосс на глиняных ногах, а значит…
Крик на незнакомом языке.
Ну конечно.
Грохнули выстрелы, по броне забарабанили пули. Над площадью разнёсся вопль десятков напуганных людей, и от этого звука волосы на загривке встали дыбом.
Я инстинктивно закрылся ладонями и сжался: потребовалась долгая секунда прежде, чем я вспомнил, что нахожусь внутри прочной стальной скорлупы, которой пули не страшны. Вессен орал в общем канале, чтобы пилот вертолёта прикрыл их огнём, но тот тупил и отказывался.
— Огонь! — зарычал я, срывая голос. — Огонь, это приказ! Подавить огневые…
Как ни странно, моё вмешательство помогло: затрещала автопушка, и толстые трассеры, похожие на вытянутые огненные капли, вгрызлись в старинный особняк, расщепляя камень и дерево.
По ушам резанул крик: «Три часа! На три часа!», а затем в голове зазвенело. Громкий хлопок! Удар опрокинул меня, оглушил и отбросил в сторону.
Из-за пыли ничего нельзя было рассмотреть, а шум и пальба дезориентировали и напугали так, словно я был сопливым новобранцем и переживал свой первый бой: не знал, что делать, куда стрелять и слабо осознавал, жив ли вообще.
Когда я разобрался, что к чему, бандиты из оцепления уже валялись мёртвыми, толпа исчезла, а журналистов разгоняли миротворцы, использующие отнюдь не мирную лексику.
В одной из продырявленных фур кто-то верещал на высокой ноте.
— Заходим! — скомандовал я и попробовал подняться, но неожиданно рухнул на землю, пронзённый болью.
— Кэп? Что такое? — Вессену хватило одного прыжка, чтобы очутиться рядом.
— Нога, — просипел я. — Сейчас. Сейчас я…
Шлем Вессена склонился, а затем скептически покачался:
— Медика сюда!
— Что такое?! — сердито рявкнул я. — Зачем медик? Лучше помоги встать!
— Лежите, кэп, вы на сегодня отвоевались, — он раздражённо махнул рукой и обратился к остальным скаутам: — Слушай мою команду! Штурмуем согласно плану! Пошли!
— Стой! — приказал я, но никто не слушал.
— Секунду, кэп, — экзоскелет рядом со мной распахнулся и выплюнул заросшего бородой скаута с красным крестом на шевроне. — Потерпите.
Я не видел, что он делает, но почувствовал, как броня в районе невезучей левой ноги раскрылась.
— Вессен, какого чёрта? Вернись! Я приказываю!
— Ганди! — это лейтенант обратился к медику, который ни разу в жизни не брал в руки оружия, но при этом отслужил в скаутах уже два пятилетних контракта. — Ты вкатил ему наркоз?
— Да, и противошоковое тоже.
— Отлично. Простите, кэп, но ваши приказы больше не работают.
Штурмовики закидали окна и вход светошумовыми гранатами, дождались, пока они разом взорвутся, едва не обрушив остатки здания, и ворвались внутрь.
— Всё плохо? — прохрипел я, отмечая, как тело теряет чувствительность и становится чужим.
— Царапина, капитан. Сейчас я… Э-э, не стоит на это смотреть!
Ганди заметил, что я подключился к его нашлемной камере, и поспешил отвернуться, продолжая колдовать над моим коленом.
— Покажи!
— Не думаю, что это хорошая…
— Покажи грёбаную рану! — взревел я, теряя равновесие. — Мне не десять лет, в обморок не грохнусь!
— Ладно-ладно… — процедил медик сквозь зубы и повернул голову обратно.
Я удивился, увидев много крови, покорёженный металл и порванный кевлар. «Что-то белое… Наверное, кость. Чёрт, это же моя кость!», — запоздало понял я и затрясся всем телом. Ганди перетягивал конечность фиолетовым жгутом выше колена. «Но почему там, как же остальная нога? А где же?.. О, нет! Нет, нет, нет!»
— У меня нет ноги, да?
— Да, кэп, боюсь, что так, — изображение покачнулось: Ганди кивнул. — Не переживайте, сделают новую, ещё лучше прежней. В Блю Ай делают клёвые протезы, у меня от них пара пальцев, и я уже забыл о том, что они ненастоящие. Смотрите на это позитивно: вы больше не будете хромать.
Его голос и выстрелы в доме доносились до меня словно через подушку: я оцепенел и таращился в одну точку, не разбирая, на что именно смотрю. Глаза застила мутная серая пелена. Время замерло.
— ...могите! Повторяю, нужна эвакуация, срочно! Срочно!..
— ...Ван дер Янг! Капитан Ван дер Янг, ответьте! Я отзыва…
— ...На двенадцать! На Час! На три!.. Господи, они тут везде! Лейтенант, они...
— ...осиное гнездо, бл…
Меня атаковало немыслимое множество звуков, но я не реагировал. Иногда сквозь пелену пробивались яркие вспышки и хлопки, но они не вызывали совершенно никакой реакции и не могли вырвать из наркотического забытья.
— Много раненых, повторяю, много раненых!
Пелена неожиданно исчезла — и я не поверил своим глазам. Площадь дымилась. Миротворческие броневики исчезли, а в асфальте чернели обугленные воронки. Повсюду валялись странные чёрные комья и горящие куски покорёженного металла, в которых с трудом узнавались внедорожники.
Пространство вокруг меня было усыпано рисом и консервными банками: как целыми, так и вскрытыми. Невыносимо воняло едой и гарью.
Я сидел возле изрешеченной фуры и никак не мог вспомнить, как здесь очутился.
Ко мне привалился Ганди: я аккуратно потеребил его за плечо, стараясь, чтобы тяжёлая усиленная перчатка ненароком не переломала все кости, но медик, вместо того, чтобы очнуться, завалился вправо. Бледное лицо, широко раскрытые глаза, чуть припорошенные пылью. «Мёртв», — на удивление равнодушно констатировал я.
— В укрытие! — раздался в наушниках голос Вессена, и в ту же секунду земля перемешалась с небом. Бесконечная минута невыносимой тряски и взрывов — и снова всё стихло.
Миномёты. Я открыл глаза и подтянул оружие поближе к себе.
— Вессен, что там?.. Вессен!
— Кэп! Охренеть! Вы живы? Ничего себе, тут же настоящий ад... Где вы?
— Рядом, у грузовика, — попытка подняться принесла тупую ноющую боль, всё ещё приглушённую наркотиком, и воспоминание о том, что ноги у меня больше нет.
— Мы вытащим вас! Я связался с Майком, вертолёты уже в пути.
— Вы сами где?
— За вашей спиной, в администрации. Первое и второе отделения тоже у нас.
— А пленные?
— Да, и они, — упавшим голосом ответил Вессен. — Ребята живы, но… им очень сильно досталось, — лейтенант сумел-таки подобрать достаточно обтекаемую формулировку. — Особенно Эрвину. Боюсь, он не жилец.
Я вызвал на забрало показания взвода и ужаснулся. Пятеро мертвы, ещё человек десять ранены, из них два — тяжело.
— У нас патроны на исходе, у вас осталось что-нибудь? — полюбопытствовал лейтенант.
— Да, полный боекомплект, — ответил я, сверившись с зелёной пиктограммой на забрале.
— Отлично, просто отлично. Сейчас они опять пойдут в атаку, надеюсь, мы успеем вас вытащить. Эй! Ты и ты, давайте-ка…
— Стоп-стоп-стоп, — остановил я не в меру ретивого офицера. — Погоди минуту.
— У нас нет минуты, кэп. Мы выходим!
— Вессен! — тихонько прорычал я. — Не надо меня вытаскивать. Ты слышишь?
— Но…
— Без всяких «но», — я смотрел на свои показатели: пульс падал, давление понижалось. — Это бесполезно. Лучше я устрою этим черножопым большой сюрприз.
Лейтенант возразил:
— Вы же сами говорили, скауты своих не бросают!
— Да, но это моё пожелание, Вессен, — я был поразительно спокоен для человека, который собирался пожертвовать собой. — В любом случае для меня всё кончено. Лучше так, чем попасть под трибунал и сгнить в тюрьме.
В общем канале прозвучало короткое: «Идут!»
Тёмные фигуры высыпали из окон и, стреляя куда попало, бросились в атаку. Они прятались за сгоревшими машинами, прыгали в воронки и в целом вели себя куда грамотней, чем те голодранцы, с которыми мне приходилось иметь дело давным-давно, когда я ещё ходил «в поля», а колено не состояло в тесных отношениях с осколком.
— Не стреляйте, — прервал я тягостное молчание в эфире. — Подпущу поближе.
Сектор обстрела у меня был лучше некуда: вся площадь перед глазами. От предвкушения бойни дрожал указательный палец и захватывало дух.
