Пятая книга

— Потому что у американцев нет армии в нашем понимании. И главное не в том, что у них солдаты ходят в ковбойских шляпах и вооружены винчестерами, как какие-нибудь Индианы Джонсы, а в том, что понятие "дисциплина" им вообще незнакомо. Ты сводки их потерь в испанской войне читал? Против едва ли не самой слабой армии Европы? Ладно, что они в официальной истории объявили это блестящей победой, пропаганду пока никто не отменял. Но ведь и в неофициальной, для армейской элиты, написано то же самое! Вот у нас сейчас еще не война, а просто повышенная боеготовность. И что будет с часовым, которого проверяющий застукает спящим на посту? А у амеров — ничего не будет. В первую очередь потому, что нет проверяющих. Ну и традиции демократии никак не позволят без суда загнать урода, каким-то образом пойманного на таком безобразии, в дисбат.

Помните историю с японским оленеводом капитан-полковником Иочиро-Агабеком Худайбердыевым-Токигавой? Как говорится, творите добро, и оно вернется к вам многократно умноженным. И оно таки вернулось — в составе эскадры Того было уже четверо довольно экзотичных летчиков и два радиста. Вроде бы они происходили из айнов. Во всяком случае, именно этим официально объяснялся тот факт, что по-японски они могли говорить только на авиационном сленге, но зато мастерски. Так что у меня уже были и личные впечатления участников операции...

Пост ВНОС,* в первые же минуты налета атакованный штурмовым звеном, в состав которого входил и один из "айнов", оказался пустым. Его расчет в это время мирно дрых в туземной деревушке километрах в трех от гавани. Стоящие в ней крейсера "Теннеси" и "Мериленд" имели на борту не более трети штатного состава экипажа — и ни одного офицера! Причем это вовсе не было чем-то из ряд вон выходящим для американского флота. При захвате же одного из миноносцев японцы, офигевая, обнаружили на нем всего лишь мертвецки пьяного механика и двух перепуганных бомбежкой кошек. Я тут же велел отбить радиограмму, что в отношении этих последних надеюсь на скрупулезнейшее соблюдение норм обращения с военнопленными, особенно в вопросах питания. А в отношении остальных — нет, не надеюсь. Далее были переданы сведения о японских погромах в Чикаго, Сан-Франциско и Новом Орлеане.

В общем, американцы забеспокоились — с чего это вдруг замолчала их гавайская база флота — только в пятницу. А точные сведения им пришлось черпать из субботних выпусков русских газет, куда мои службы заранее передали наиболее интересные из принятых нами по радио фотографий. Там было два снимка с бомбящих Пирл-Харбор самолетов, фото "Теннеси" и "Мериленда" под японскими флагами, цветной снимок длиннющей колонны американских пленных и групповое фото, где Токигава и Немнихер поздравляли господина Кауку Лукини. К фото прилагались текст декларации об образовании Гавайской Социалистической Республики, документы об ее признании Японией и Израилем, а также договор о сдаче Японии в аренду сроком на девяносто девять лет бухты Пирл-Харбор, с возможностью уступки части прав России и Германии.

В общем, это надо было видеть, с какими рожами ранним субботним утром носились по Питеру иностранные дипломаты и репортеры, скупая подряд все газеты. И как они приплясывали около общедоступных телеграфных отделений, в субботу открывающихся только с одиннадцати! А уж какой облом ждал их там, они не могли себе представить и в кошмарном сне. Вдруг выяснилось, что чуть ли не все петербуржцы поголовно заранее оставили на телеграфе поздравительные телеграммы множеству своих родственников и знакомых — по случаю дня святого великомученика Афиногена, просто мучеников Павла и Антиоха, а также мученицы Алевтины, с поручением передать их именно сегодня. Так что, разводили руками телеграфисты, придется маленько пообождать. До понедельника, потому как в воскресенье народ будет поминать великомученицу Марину и преподобного Иринарха Соловецкого. Впрочем, войдя в бедственное положение желающих поделиться сногсшибательной новостью иностранных подданных, в двенадцать канцлер личным указом разрешил принимать к отправке внеочередные телеграммы — разумеется, за несколько повышенную оплату, составляющую пятнадцать рублей за знак. Сделал я это после того, как лично убедился — киловаттный передатчик в Зимнем и двухкиловаттный в Гатчине, включенные в режиме глушилок, начисто перекрыли всякую возможность радиосвязи с Питером — во всяком случае, на волнах длиннее двадцати пяти метров. Еще бы не перекрыть, если передатчик английского посольства имел всего пятьдесят ватт мощности! Американский, правда, был раза в два мощнее, но зато совсем древний, искровой, то есть эта мощность была размазана по широченной полосе пропускания. Посмотрев на результат, я сделал еще одно заявление, где сообщил, что в шесть вечера в Гатчинском дворце пройдет пресс-конференция, посвященная столь заинтересовавшему господ дипломатов и корреспондентов событию. Там будут обнародованы сведения, не попавшие в газеты, и, кроме того, там же будут продаваться и фотографии с места событий общим числом около сотни, по цене от трех до тридцати тысяч рублей за штуку, в зависимости от разрешения. Билет же на саму конференцию был объявлен почти бесплатным — пять тысяч рублей с не имеющего дипломатической неприкосновенности лица и пятнадцать с имеющего. Думаю, понятно, отчего образовалась такая разница, но на всякий случай поясню. Я надеялся, что послов задушит жаба и они пошлют секретарей помельче, которых в случае чего будет нетрудно призвать к порядку, просто в силу отсутствия у них дипломатического иммунитета. Сама же цена билета образовалась из моего желания ограничить число собравшихся, потому как иначе их сбежалось бы сотни две, если не три, и моему секретариату все равно пришлось бы как-то фильтровать эту толпу до приемлемой численности. Ну, а при пяти тысячах за вход это произойдет автоматически, да и деньги, хоть и небольшие, в бюджете ГК лишними не окажутся. Правда, на конференцию все же собралось не десять-пятнадцать человек, как я рассчитывал, а три десятка, но это было в общем тоже терпимо.

Первый вопрос был практически единодушным — а откуда у меня вообще взялись все эти снимки? Причем собравшихся интересовала и техническая, и организационная стороны проблемы.

— Господа, — просветил я собравшихся, — надо было внимательнее читать светскую хронику. Ибо еще пятнадцатого января, по вашему двадцать восьмого, в двух русских и трех японских газетах было написано, что канцлер Найденов подарил адмиралу Того на его шестидесятитрехлетие комплект аппаратуры СТФ-5. Какие после этого могут быть вопросы? Или вы не знаете очевидных для любого хоть сколько-нибудь образованного человека фактов — что принцип передачи изображений на расстояние был запатентован еще во втором году немецким изобретателем Артуром Корном, а частотная модуляция сигнала и электронная развертка — четырьмя годами позже вашим покорным слугой? Рекламные же проспекты совместного русско-немецкого предприятия "Саранские Теле-Факсы" лежат вон на том столике, можете ознакомиться и даже взять на память. Что же касается вопросов, кто снимал... Честно скажу — не знаю, сам адмирал Того или кто-то из его ближайшего окружения оказался заядлым фотолюбителем. Но адмирал, будучи благодарен за подарок, любезно разрешил мне принимать передаваемые им изображения. Ну, а почему они до сих пор не появились в японских газетах — вопрос не ко мне. Впрочем, думаю, что завтра эти снимки появятся и там.

— Натаниэль Дарк, "Нью-Йорк Геральд", — вскочил похожий на колобка субъект. — Господин Найденов, как вы можете прокомментировать всю вероломность внезапного нападения японцев на мирное американское поселение?

— А можно, я сначала прокомментирую ваш вопрос? Благодарю вас. Господин сержант, не будете ли так любезны оформить в рыло этому козлу? Нет, прикладом, пожалуй, будет несколько преждевременно, вы уж пока руками. Спасибо. Как вы, господа, наверное, уже догадались, я предлагаю вести разговор в рамках политкорректности, вежливо и с уважением как к собеседнику, так и к стране, которую он представляет. Этому тоже передайте, когда очнется. Насчет же сути вопроса... Рядом с рекламными буклетами СТФ лежат списки трофеев японской армии. Два броненосных крейсера, шесть миноносцев, восемьдесят два истребителя-штурмовика "Мустанг" и до фига прочего военного имущества. Ну никак не получилось у японцев считать место расположения всего этого мирным поселением, и тут я с ними солидарен.

— Какая судьба ждет американских военнопленных? — поинтересовался швейцарец, покосившись на моего сержанта.

— Значительно лучшая, нежели жертв японских погромов, массово произошедших в Америке. Как только от Красного Креста будут получены соответствующие суммы, их тут же начнут кормить по рациону японского солдата. Ну, а пока они могут заработать на свое пропитание, участвуя в постройке концлагеря на острове Кахулави.

— Собирается ли Россия признавать самоз... то есть Гавайскую республику?

— Социалистическую республику, — уточнил я, — нет, не собирается. Сколько можно собираться, она это признание уже сделала целых полчаса назад.

— Каковы, по вашим сведениям, потери японской стороны? — поинтересовался какой-то мелкий секретарь из французского посольства.

— Около тридцати человек убитыми, сотня раненых разной степени тяжести и пять разбитых самолетов. Точных сведений о потерях американцев у меня нет, знаю только, что они тоже небольшие.

— Что вы можете сказать относительно обрушившегося позавчера на Филиппины кошмарного тайфуна? — задал заранее согласованный вопрос испанский репортер из ведомства дона Феди.

— Только одно — я тут совершенно ни при чем. Ну кто же просил американскую эскадру пытаться выйти в море, не поинтересовавшись прогнозом погоды? Да и не так уж много у них там утонуло, насколько я в курсе. Господа, ну сами посудите — как я могу вызвать тайфун? Это же не землетрясение, в конце концов. Да и не нужно мне это, мы же не воюем с Соединенными Штатами. Более того, находящаяся вблизи Тайваня Вторая Тихоокеанская эскадра готова оказать попавшим в тяжелое положение американским морякам всю необходимую помощь.

В общем, еще где-то час я удовлетворял любопытство почтеннейшей публики. Теперь действо полностью укладывалось в рамки приличий, караул скучал, и даже очнувшийся американец не возмущался и уж тем более не покинул зал, а только судорожно строчил что-то в своем блокноте, изредка злобно зыркая правым, не заплывшим глазом на меня и мою охрану. Я даже подумывал приказать, чтобы по выходу этот блокнотик у него незаметно исчез, но потом плюнул, ибо заметная часть алафузовских спецов, карманников одесской школы, в данный момент находилась в загранкомандировке, а у оставшихся и без того хватало работы.

Ну, а вечером мы с Гошей, в полном согласии с традицией, обсуждали текущие события.

— Как там, дошли уже сведения до Америки? — первым делом поинтересовался император.

— А как же, сразу после моего указа, то есть в двенадцать ноль три, американский военный атташе оккупировал телеграф и сидел на линии, пока в посольстве не кончились наличные. Так что там уже и экстренные выпуски успели появиться... В общем, в Сан-Франциско паника. Люди Альперовича распустили слухи, что японцам сильно нравится этот город, а Одуванчику — так и еще сильнее. Причем все почему-то боятся только атаки с моря — странный народ, ей-богу.

— А откуда она еще может быть, с неба, что ли?

— Из-за ближайшего угла тоже получается ничуть не хуже, — просветил я императора. — Все билеты на отходящие поезда и корабли скуплены заранее, с автомобилями и всякими бричками аналогичная история. Так что у желающих сбежать возникают некоторое финансовые трудности. Ну и бардак кругом, люди же с деньгами и ценностями бегут, не пустыми! В общем, сплошное раздолье карманникам и просто грабителям. Правда, не всем, алафузовские ребята почему-то очень не любят конкурентов. А с моря туда поплывет только контрабандный спирт, Того уже распорядился передать Одуванчику шестьсот тонн из захваченных на Оаху запасов горючего. Кстати, надо будет посоветовать Паше ввести скидки пострадавшим от грабежей. Хотя, конечно, основные поставки будут морякам флота — главные силы американцев сейчас там. И перед ними дилемма — или выступать в поход, не закончив подготовки, или продолжать ее в условиях расцветших там пышным цветом безобразий. Сведений пока еще нет, но, похоже, принят будет именно второй вариант, так что у Того появляется время для приведения Гавайев в более пригодное для обороны состояние. Да, и завтра к тебе начнет рваться американский посол. Правда, полностью расшифровать данные ему инструкции пока не удалось, но уже ясно, что ему поручено всеми возможными способами, невзирая на расходы, оттянуть вступление России в войну. Похоже, Тафт малость запаниковал... Жалко, что не он там все решает.

— Невзирая — это хорошо, — хмыкнул его величество, разглядывая на просвет стакан с морсом. — Но как к этим инициативам отнесутся англичане?

— Самому интересно. Если быстро придут на помощь, то японцам станет туго. Но это вряд ли, их сингапурская эскадра не имеет решающего преимущества, а перебрасывать силы с Атлантики они, скорее всего, побоятся. И ты, это самое, не очень сильно выдаивай амеров. Нам отсрочка нужна не меньше, чем им, потому как, вопреки всем планам, наша четвертая авиадивизия еще не доплыла до Танжера, а ведь ей там нужно не менее недели для обретения должной готовности.

— Вот как раз если мы с Машей ни с того ни с сего начнем проявлять альтруизм, всякая собака догадается, что у нас тоже ни хрена не готово. Так что сейчас явно не время для неуместного бескорыстия. Как только у тебя расшифруют, какими суммами разрешено оперировать американскому послу, сообщай немедленно, пусть даже это будет и в три часа ночи. А что у нас с Австрией, ведь, по идее, европейская война должна была начаться с предъявления ею ультиматума Болгарии?

— Сам не могу понять, что там у них происходит. Причем ладно я, но ведь и англичане тоже не могут! Австрийский парламент опять собачится с венгерским. Похоже, что планы противника малость изменились и война начнется нападением Франции на Германию. Что будет использовано в качестве предлога — не интересовался, дело десятое. Кстати, завтра мой танк прибывает в Питер! И паровоз тоже. Где ставить будем?

— Пока где-нибудь у тебя, в темном уголке, чтобы никто не видел. А с началом войны — на Дворцовой площади. Доедет он туда своим ходом?

— Он, может, и доедет, в крайнем случае остановится на ремонт, а потом дальше. Вот только кто после него улицы ремонтировать будет? И, кстати, где тут у тебя план Питера?

— Боишься заблудиться?

— Нет, просто по дороге от себя к тебе я проезжаю через три моста. А какой мост выдержит восемьдесят пять тонн?

— Ты же седьмой год живешь в Питере. Неужели до сих пор не знаешь, что на Дворцовую площадь не попадешь, не пересекая Фонтанки, Мойки и Обводного канала?

— Во-первых, я живу не в Питере, а в Гатчине. А во-вторых, я как раз и хотел глянуть — вдруг эти водные артерии где-нибудь протекают по трубам, как и положено мелким речкам в черте города.