Практическая антимагия

По крайней мере, лучше, чем ничего, подумал я, ступая на подножку. Вино точно понадобится. И не только раненому.

Не успел я и дверь закрыть, как мы тронулись. Понеслись прежней дорогой — дорогой неизвестности.

Снаружи безостановочно мелькали деревья.

Храбрый агент не щадил лошадей; только и слышно было, как кнут со свистом рассекает лесной воздух и раз за разом ложится на конские спины. Нисколько Пронт не щадил и себя. Ему бы сейчас отдохнуть как следует, а он до пота машет кнутом, словно и не было никакого приступа. Небрежно агент обошелся и с доверенным имуществом. Раненого он положил на свое сиденье, и замечательные шкуры стали бордовыми от крови.

Лучник бредил. То и дело звал какую-то Ханту, что-то шептал о задании. И я все надеялся, что в бреду он назовет место, куда так спешил Пронт, загоняя лошадей. Мне, кстати, тоже следовало спешить — с лечением лучника: рана кровоточила, и промедление на это раз и вправду было смерти подобно.

В пурпурном мешочке оказались скрученные в трубочки листья всевозможных цветов, форм и размеров, перехваченные красными ленточками, и пучок сухой душистой травы. Среди всего этого растительного изобилия мне был известен только алаиновый лист, чей сок прекрасно расслаблял и лишал боли. Замечательная вещь, если не злоупотреблять, если предварительно выпаривать листья. В противном случае можно и пристраститься как к вину.

Я вытащил парочку знакомых листиков и сжал их в кулаке, выгоняя сок. Три капли чистого сока должны были серьезно облегчить мучения лучника. Лишь бы самому не надышаться парами, которые усыпляют быстрее заклинания.

Листья, словно мыши, тонко попискивали. И я жамкал их, покуда писк не стих. После чего склонился над лучником и, задержав дыхание, бросил в его рот три светло-зеленые капли. А затем просунул выжатые листья в щель над дверью и тщательно вытер мокрую от сока ладонь. Можно было дышать свободно.

Лучник успокоился, перестал бредить, но заливать рану вином было рановато. Пусть чистый алаин расслабит тело, даст мне время для приготовления световой заплатки. Я опять взглянул на рану, приказывая свету скапливаться на кончиках пальцев.

Рана была глубока. Одним огоньком не обойтись.

Я слегка потряс ладонью, очищая ее от света. Придется поднапрячься, чтобы сотворить заплатку нужной формы.

Объединить огни было легко, а вот преобразовать их... Световая магия — не лучший для такого дела материал. Чуть отвлечешься — и на месте созданной фигуры опять сияет шар. У каждой магии есть любимая форма воплощения. У магии воды — лужа, у магии света — это всегда шар, из которого мне необходимо сотворить фигуру в форме арбалетного болта.

Я сел напротив такого шара, зажмурился и в темноте протянул к нему руки. Он был яркий, теплый, размером с кулак и, как ожидалось, неохотно поддавался изменению. Одних мыслей для получения желаемой формы не хватало. Пришлось помогать руками, одновременно следя за тем, чтобы магия не впитывалась в кожу. Достаточно просочиться одной капле, и она утянет за собой весь шар.

Изменение света бросило тело в жар, и по спине пробежала струйка пота. Не убирая рук с повисшего над столиком арбалетного болта, удерживая его мысленно, я открыл глаза. Созданный из света болт дрогнул, но, к счастью, формы не изменил.

Я осторожно поднялся и, не сводя с него глаз, взял бутылку вина. Пришло время опустить болт в рану. Главное — удержать его до этого момента. Надеюсь, алаин уже притупил боль, и лучник не будет орать как резаный.

Боль алаин притупил. Вино полилось на рану, но лучник не шелохнулся, только пробубнил что-то невнятное, словно во сне. Хотя почему "словно"? Он действительно спал.

В следующий миг я вогнал в рану светящийся болт, наконец-то очистив голову от мыслей о нем и его форме. С плеч как будто сняли мешок, набитый тяжелыми камнями. Я с облегчением вздохнул и уселся на столик. Остальное свет доделает сам.

Из раны тремя толчками вышла кровь, а следом хлынул лишний свет, поднимаясь тусклым желтым куполом над плечом; все-таки с размерами болта я немного переборщил. Ничего: лучше шрам, чем встреча с черными всадниками.

Я хлебнул вина из бутылки, наблюдая за тем, как рана на плече лучника постепенно затягивается коростой. Лечение измотало меня. Мышцы были напряжены, колени подрагивали так, точно пришлось пробежать от Асгота до Астока. Перебраться со стола на уютное сиденье не было никаких сил.

Когда рана почти затянулась, с плеча сорвался желтый пузырь. Повисел недолго и лопнул, брызнув магическими искрами. Неожиданно очнулся лучник; его глаза были мутные-мутные, словно он хорошенько набрался известно чего. Не уверен, что он понимал, где находится. И вряд ли помнил, что с ним случилось.

— С днем рождения, — улыбнулся я, поднимая бутылку.

— Мм... День рождения — это хорошо, — сказал он неловким языком.

— Может, хоть ты скажешь, куда мы едем?

— Мм... В Крантан, — ответил лучник, опять проваливаясь в сон. — В город пекарей.

Крантан! Я пробежался взглядом по воображаемой карте. Крантан — небольшой городок на северо-западе. Превосходно: от него до Свободных земель — рукой подать, а там и до Желтых гор недалеко.

Глава 4

По приказу короля

Ранним утром, спустя шесть суток пути, мы благополучно прибыли в Крантан.

Город пекарей встретил нас лаем, петушиными криками, пустынными улочками и, конечно, ароматом свежего хлеба. Городок не зря получил второе название, давно затмившее первое. Пекарен в Крантане было больше, чем узников в барарских темницах. Чуть ли не над каждой дверью деревянных домишек нависали огромные кованые крендели, пироги, булки или толстые, как древко копья, колосья ржи, сплетенные в замысловатые фигуры. Из приоткрытых окон текли на узкие улочки чарующие запахи, смешивались, заставляя путников пускать слюни. Хлеб в Крантане пекли почти все, а тот, кто не пек, был такой же редкостью, как живущий в лесу гном. Хлеб пекли, хлеб продавали, хлебу поклонялись, о хлебе говорили. Только здесь знали, как сберечь его свежесть в течение месяца, и особые слова для теста и огня. Поговаривали, что у некоторых местных пекарей готовый хлеб даже сам из печи выпрыгивает.

Жизнь в Крантане текла неспешно и мирно, вдали от войн и государственных интриг. Приоткрыв дверцу кареты, я не переставал изумляться местным красотам. Это была не столица с ее грязными темными улицами, высоченными стенами, хмурыми домами из серого камня и площадями, уставленными эшафотами и зловещими статуями. Здесь все было по-другому. Невысокие разноцветные заборчики тянулись по обеим сторонам удивительно чистой улицы, дома и пекарни украшала резьба. Мы как будто очутились в мире доброй сказки.

Совершенно не представляю, что понадобилось в этом тихом городишке агенту его величества. Зато ясно представляю, как смотрелась на этих ярких улочках наша карета — громоздкая, в запекшейся крови, с ежом пик на крыше.

Мы ползли по каменной дорожке неуклюжей стальной черепахой. Несмотря на хриплые приказы Пронта, лучник не подгонял лошадей, понимая, что карета может запросто снести заборчики или обломать пики о края низких крыш.

Лучник остановил карету посреди небольшой круглой площади, которую плотно обступали торговые лавки. Неподалеку от нас высилась огромная серая статуя веселого пекаря; правой рукой тот держал здоровенный медный колокол, левой — сжимал три серебристых колоска. Рядом со статуей сидели на щитах, опирались на копья солдаты королевской армии, дожидаясь, по всей видимости, нас.

Стоило карете въехать на площадь, как они оживились. Кто-то вскочил со щита, кто-то спрыгнул с громоздкого и загадочного красного ящика, а кто-то быстрее задвигал челюстями, стараясь до построения дожевать кусок аппетитного хлеба.

— Кости не хочешь размять? — поинтересовался Пронт.

— С радостью, — ответил я и взялся за засов.

— Только капюшон накинь. — Агент бодро вскочил с сиденья. — На всякий случай.

Настоящий боец. Откуда у него только силы взялись? Последние сутки пути Пронт все больше лежал, заливая боль вином, заглушая ее алаиновым соком, и мы с лучником уже подумывали, что со дня на день за ним точно прискачут черные всадники. И вот, пожалуйста, крепко стоит на ногах, с прямой спиной. Здоровый человек, если не считать бледности.

После нескольких суток безумной езды я покинул карету с большим удовольствием. Лучник был тут как тут — суетливый, готовый угодить своему спасителю, только что не гнущий спину в поклонах.

— Хотите, я куплю вам хлеба? — спросил он. — Мне не сложно. Побывать в Крантане и...

— Послушай, Грэк. — Я уже начинал жалеть, что залечил его рану. — Пойми, наконец: ты мне ничего не должен! И точка.

— Можешь мне купить, — предложил Пронт и сошел с подножки.

Грэк кивнул и торопливым шагом, почти бегом, направился к торговой лавке. Я вздохнул, глядя на ухмылку агента.

— Спорим, он все равно купит хлеб для нас двоих? — Пронт протянул ладонь, только бить по ней я не собирался. Результат и так был ясен.

— Ни за что на свете.

Мы пошли в сторону солдат. Они уже выстроились в шеренгу и, втянув животы, неподвижно стояли, дожидаясь приказа. Одиннадцать крепких мужиков, включая десятника, в легких светлых доспехах из кожи косились то на меня, то на агента. Больше все-таки на меня. Неизвестные персоны в темных одеждах и скрывающие лица в тени капюшона всегда вызывают любопытство, недоверие и страх.

— Не нужно, — сказал Пронт, когда десятник хотел уже было представиться по всем правилам. — Вольно! — скомандовал он воинам и обратился к десятнику: — Карету помыть, коней накормить.... Маркус уже здесь?

— Так точно, ваша милость. Пребывает сейчас в таверне.

— Его ко мне. Воинам выдать повязки! Пока все.

— Слушаюсь, ваша милость! — Десятник повернулся к воинам. — Карету помыть! Коней накормить! — скомандовал он и, кивнув Пронту, резво зашагал к ближайшей таверне.

Солдаты оставили щиты, мечи и копья у статуи веселого пекаря и, немного пошептавшись, без особого рвения принялись выполнять приказ десятника.

— Ну теперь-то можешь сказать, какого демона мы тут делаем?

— Продолжаем выполнять задание его величества, — ответил Пронт. — Разве непонятно?

Он был невыносим.

— А что за повязки?

— Обычные гролльские повязки.

— Зачем?

— Ты не сдаешься, да?

Я помотал головой. Зачем воинам в Крантане понадобились знаменитые повязки гнома Гролла, отбивающие запахи и не пропускающие пыль? Были бы мы в шахте, надвигалась бы на нас песчаная буря или предстоял поход в Смрадный лес, я бы и спрашивать не стал об их надобности. Но здесь, посреди крантанской площади...

— А что это за красный ящик с трубой и рычагом?

— Не ящик, а нужный механизм, недавно созданный гномами по нашему заказу.

— Интересно, почему от него несет магией, как от колдуна?

— Странно, — Пронт поджал губы, изображая удивление, — я думал, он не пропускает магию.

Насчет "несет" я преувеличил. Ящик действительно надежно прятал магию. Так надежно, что на расстоянии трех шагов от таинственного механизма гномов даже я едва ее ощущал и до сих пор не мог понять, какого она рода. Когда наша карета выползла на площадь, я и вовсе ничего не заметил.

Красный ящик наверняка был сколочен из одлайских деревяшек — материала, способного выдерживать магические атаки. Щит из этого редкого дерева стоил целое состояние и был одним из самых желанных предметов для эленхаймских коллекционеров оружия. Во сколько казне обошелся непонятный механизм гномов, оставалось только догадываться.

Я подошел к ящику вплотную, чтобы рассмотреть его получше.

— Эй, ничего там не трогай! — предупредил Пронт.

Я молча кивнул и заглянул в медную трубу, похожую на горн, поднятый к небу. Почти невидимые бело-голубые магические пылинки, знакомые пылинки, поблескивали внутри нее, осев на медной стенке. Тучи таких магических частиц бледно-голубого цвета мне приходилось видеть дважды, и оба раза колдуны пытались усыпить меня заклинанием "Три мгновенья до сна". Выходит, за дорогими стенками ящика хранилось нечто, заполненное именно этим заклинанием.

Я присел на корточки перед стенкой, откуда торчали изогнутая серая ручка и три прямых стальных рычажка с шарообразными набалдашниками. Зеленым, желтым и красным.

Гролльские повязки для воинов — раз.

Загадочный ящик с заклинанием "Три мгновения до сна" — два.

Что задумал Пронт?..

— Ты решил кого-то усыпить?

— Скоро узнаешь. Совсем скоро, — ответил агент и добавил: — А пока предлагаю перекусить.

Появился Грэк. Как мы и предвидели, он купил еды для нас двоих. Румяные булки и два куска рыбного пирога лежали на сложенной белой скатерке, которую лучник держал словно поднос и не знал, куда пристроить.

Отведать местной стряпни не получилось. В сопровождении десятника, держащего небольшой синий мешок, пришел высокий худой темноволосый, со шрамом на лбу незнакомец, и агент приказал отнести снедь в карету. Впрочем, никто из нас не страдал от голода.

— Рад тебя видеть, Маркус, — сказал Пронт, пожимая его руку. — Ну как успехи? Еще кого-нибудь нашли?

Маркус покачал головой.

— Почти все южные и западные города проверили. Никого.

— А этот, единственный, из Лэндкастеров, с тобой?

— Нет. Я его отпустил. Он приедет сам.

— Уверен?

— Ручаюсь. Решил проститься с родителями.

Маркус кивнул на меня:

— Это тот, о ком я думаю?

— Он самый, — подтвердил Пронт. — Знаешь, я видел его в деле, и не советую тебе с ним ссориться. Такие чудеса вытворяет... Позже расскажу. Ну давай, устраивай свое представление. Интересно будет посмотреть. — Агент окинул взглядом площадь и обратился к десятнику: — Раздай повязки. Солдат расставь у выходов с площади. По два человека на каждый.

Десятник раскрыл мешок, вытащил три повязки грязно-зеленого цвета. Одну подал Пронту, другую — Маркусу, третью — мне.

— Ему не нужно, — сказал агент, завязывая чудо-повязку на затылке. — Сам надеть не забудь.

Десятник натянул повязку до глаз и направился к нашей карете, на чьи стенки вновь опрокинули ведро воды. А Пронт подошел к колоколу, взялся за его массивный язык и поглядел на Маркуса. Тот кивнул.

БУМ-БУМ-БУМ-БУМ-БУМ! — загромыхал колокол, стряхивая дрему с тихого городка. Забили крыльями птицы, слетая с крыш. Задались истошным лаем псины, натягивая цепи. Всполошились сонные жители и, встревоженные и удивленные, потекли четырьмя — по чилу улиц, выходящих на площадь — потоками, чтобы влиться в огромную, суетливую и шумную толпу.

Люди прибывали и прибывали. Мужчины и женщины, старики и дети — все как один потянулись на площадь, заслышав колокольный зов. Горожане толкались, шептались, пускали сплетни относительно неожиданного утреннего сбора и с подозрением поглядывали на воинов в повязках, на странный красный ящик, на королевскую карету и на меня.