Почему и нет? Часть первая.

Впрочем, олигарх он и в Африке олигарх.

Вот ведь, закинуло от моего времени на двести лет, а сколько знакомого дерьма уже увидел. Бандиты были, мажоры были, разборки были, олигарх вон наклевывается. А при нем, наверняка, ментовская обслуга. Названия другие, а суть одна.

Не пущать они меня захотели, пигмеи австралийские. Стрелку забили. Как там, дедуля про старые вольности вспомнил, говоришь? Так я тоже вспомню. Шляхтич шляхтичу ровня, так кажется, считается? Чем тогда Горские хуже Мирских?

К чертям модный сюртук, заменяем на охотничью 'венгерку'. Туфли долой, есть мягкие замшевые сапожки. Перчатки тоже замшевые, они погрубее.

Швырнул на стол извлеченные из баула клинки.

Любой мужчина знает, кто имеет подобное железо конечно, уход за оружием успокаивает лучше всего. Вот и принялся полировать лезвие шпаги. Клинок давно уже в моей ассоциации прочно привязался к имени своего создателя. Дель Рей, сверкая бронзой гарды и зеркалом самого клинка, так и льнул к рукам. Умная железяка, кто скажет, что в ней нет души, тот будет просто не прав.

Мы ведь с тобой знаем, каков ты, красавец. Такие клинки не подводят, не предают. Сейчас пройдемся оселком после замшей доведем, будешь еще красивей, змей ты стальной.

Гаврила кахыкнул. Вопросительно поглядывает на мой второй клинок. Киваю, возьми, мол. Взял, вынул из ножен, пару раз взмахнул. Хват — как у сабли, не очень удобно рукоять-то шпажная.

Опа! Хват поменял, как надо взял. Взмахнул, привыкая к весу и балансу, крутанул запястьем восьмерку. Хорошо крутит. А ну...

Дель Рей взлетает вверх, отдаю салют, получаю ответный.

В позицию! К Бою! Алле!

Кажись мебели капец ...

Столкнулись клинки, мы оба приноравливаемся к оружию, поэтому атаки идут в основном на клинок противника, с прощупыванием умения. Звон — как в кузнице, что невозможно в настоящем поединке. Мы играем. Развлекуха у нас такая.

Но наглец ты, Гаврила, атаковать с первой позиции иначе как наглостью не назовешь. Проучу я тебя маленько за такую самоуверенность.

Э! Да ты хитрить вздумал?

Так получи!

Парад, ответная атака с переводом, останавливаю клинок в паре сантиметров от глаза Гаврилы. Ржет зараза! Радостно ему. Ха, и мне тоже. Весь гнев испарился.

В дверях кто-то охнул. Ливрейный товарищ обед приволок, хорошо, что не выронил.

— Чего уставился? Ставь на стол и брысь отсюда. Вина принеси! Да мигом мне! — Не-е, барином быть хорошо, отвечаю.

— Гаврила, а ты кто? Я уже не знаю, как к тебе обращаться. Возницей я тебя видел, слугой видел, бойцом видел, теперь, как управляющего увидал. Вдобавок ты клинок крутишь, как с ним родился. Так, ты кто?

— А ты кто, Сергей Саныч?

— Я раньше спросил.

— Вот ты говоришь, род свой от времен Владимира Святого ведешь, так и я с тех пор веду. Только род мой не княжий и не шляхетский. Из скоморохов мы. В крепости никогда не были. От скомороха Бубна и пошли мы, Бубновы, а с нами по роду и секреты наши передавались. Хоть и истребляли нас, да мы живучие. Скоморох он всем может быть. И царем и злыдарЕм. А без доброго клинка в дороге опасно. Да и добычу при случае не возьмешь одним топором да дубиной. — Тряхнул задорно головой, подбоченился. — Бродничали, ушкуйничали, казаковали, в ямщиках бывали, христарадничать тоже доводилось. Разбоем промышляли, не без того. Вольные всегда были. В неволе не живем, не умеем. — Гаврила, хитровато щурясь, чуть склонил голову, ожидая моей реакции.

— Удивил. Не передумал ко мне в управляющие?

— А не побоишься скомороха взять?

Заглянул испуганный слуга, вино доставил. С опаской двигается по комнате, обходя разбросанные одежды и стулья, не поднимая глаза на наши воинственные физиономии.

Гаврила налил вино в богемские бокалы.

Ну что ж, за перемену твоего статуса, Гаврила Савельич Бубнов, раз готов со мной и в драку лезть, не спрашивая — кто, что и зачем?

Выпьем, старый добрый Кагор, темный и сладко-терпкий. Отличное вино.

Пообедали, я закурил.

— Я ведь когда решил о тебе, Сергей Саныч? — Вроде продолжая разговор, Гаврила задумчиво уставился в окно.— После разбойничков ты дуванил... — Одобрительно качнул головой. — Ведь не знал как надо, а все правильно сделал. Как исстари в ватагах повелось. По доле на ватажника, три доли атаманских, да доля за удачу старшому, что без потери дуван добыт. Да Бога не позабыл, долю на церковь оставил и мне, вишь, доверил. Потешил тогда, соблюл старинное правило. Вот сидел я и решал, то ли тебя, Сергей Саныч, по-тихому прибрать за такой-то куш, то ли за тобой идти. А с тобою — весело, покою нет, зато и в прибытке. Удачлива твоя планида. Тут и решил, куда ты туда и я, как нитка за иголкой, коли не прогонишь. Деньги не пыль, но вольной воли не стоят, а с тобой, чую, и побродить и повоевать и покуролесить выпадет. Вона тут-то моя скоморошья кровь и взыграла. Как на духу говорю.

Ну, спасибо, дорогой, что не насадил на перо. А мне наука. Доведет доверчивость меня когда-нибудь, ой доведет ...

Но натуру не переделать. Сам знаю, что я не самый умный представитель рода человеческого. У меня эмоции всегда впереди мозгов бежали.

Эх, сейчас бы Вадима к нам в компанию. И клинок не лишний и голова — не чета моей. В нашей компании он мозгами был, я — душою, а Витюша, чтоб ему икнулось, кошельком. Хотя Вадька искренне считал, что мозгами был я, а душою он...

А ведь неплохая бригада складывалась. Ладно, хорош вспоминать, вон, кажется и дедуля прибывает.

Во двор усадьбы или маетка, как правильно все равно не разобрался, вкатила карета, запряженная шестериком, в сопровождении десятка гайдуков. Все кони в масть — вороные. Кучер на козлах виртуозно щелкает кнутом, на передней паре — форейтор в кунтуше. На запятках еще двое разодетых слуг. Все в старопольской одежде. Гайдуки при саблях.

После смерти пять лет назад Станислава-Войцеха Мирского, Великого Писаря Литовского и генерала литовских войск, дом Мирских не имел явного лидера, поскольку также раскололся на сторонников и противников России. Но пан Зигмунд Мирский был уважаем всеми за возраст, богатство, смелость и ясный ум. Если уж он любил кого — так любил, но если не любил, то тоже от души.

Цельная, понимаешь, натура. Да еще и самодур изрядный. Эпатировать свет просто обожал. Так титул князя, на который он претендовал, был где-то слегка спорный. Хотя он из Рюриковичей природных. Все равно везде и всюду пан Зигмунд являлся князем, и никак иначе.

Теперь ждем, когда за мной пошлют. Самому интересно глянуть чего дальше будет.

Через час за мной послали гайдука из вновь прибывших. Говорит на русском языке чисто:

— Пана Сергея Горского приглашает сиятельный князь пан Зигмунд Мирский.

Сам косится на шпагу у моего бока. Я решил все-таки взять клинок с собой. Не по этикету, зато вдвоем веселей.

Следуем в зал, где расположился сам князь и сопровождающие его лица. Ответственный момент.

Зал ярко освещен, словно на бал. Хрусталь люстры искрится светом свечей и собственным сиянием.

Четко печатая шаг, придерживая Дель Рея левой рукой, подхожу к креслу, в котором восседает пан Мирский. Внучка и еще один молодой человек лет двадцати пяти — в креслах по обе руки старца.

Внушительный дедушка. Суховат, подвижен, о росте судить трудно, но вроде не высок. Глаза пронзительные, темные, совсем не старые. И знаете, внушает уважение только одним своим видом.

Отдаю короткий военный поклон, прищелкнув каблуками. Спасибо историческим фильмам и военной кафедре с полковником Косых, гонявшему нас на плацу безжалостно. Выправка — великая вещь. Если въелась в кровь, уже не вытравить.

Стою молча, без наглости, но и без подобострастия на лице. Просто доброжелательное спокойствие. Первая злость прошла, а перед седой головой клоуна корчить как-то не очень ...

— Я вынужден просить у вас прощения, Сергей Александрович.

Старик поднялся с кресла и, шагнув мне навстречу, протянул руку. Я пожал ее с уважением и некоторым трепетом.

Человек, занимающий положение как пан Зигмунд, это совсем не мелкая фигура. Я только сейчас это прочувствовал, при личной встрече. Властностью от него веет — это не объяснить, только на себе почувствовать можно. Радзивиллы не гнушались общаться с Мирскими как с равными. Да и должности в Великом Княжестве Литовском занимали они высочайшие.

— Иногда за бестолковость слуг приходится краснеть их господам.— Продолжил пан Зигмунд.— Мне и пану Зарембе пришлось совершить незапланированное путешествие, а в моем возрасте это уже не просто.

Молодой человек склонил голову, не поднимаясь из кресла. Ну и ладушки, познакомились, значит. Приветствую равноценным кивком. Надо держать ответное слово.

— Я счастлив, что челядь допустила промашку, ваше сиятельство, по двум причинам. Во-первых, благодаря ей я имел честь пожать руку одному из благороднейших людей, которого только взрастила эта земля. А во-вторых, еще раз убедился, что у пани Анны — наилучший опекун, которого только можно пожелать. Ведь только великая любовь к внучке и беспокойство за нее заставили вас пуститься в вояж.

— А отчего же вы вооружились, словно на войну, пан Горский? Разве Вам что-то угрожало? — это подал голос пан Заремба.

Ехидничает.

— Я вообще предусмотрительный человек, — отвечаю с легким поклоном, — к тому же, подраться люблю, если выпадает такая возможность.

Увидев в окно десяток вооруженных всадников — обрадовался. Вдруг понадобится помощь хозяйке против разбойников. Я даже допустить не мог, что это прибыл его сиятельство. Ведь конвой вооружен как на войне, пан Заремба, это вы точно заметили. А разве здесь присутствует какая-то угроза? — Вернул шпильку.

Пан Зигмунд нахмурил седые брови. Дерзковато я ответил. Язык мой — враг мой.

— Что, и напали бы на десятерых, хм, разбойников?

— Так их всего десяток. — По-гусарски ответил я.

Пани Анна побледнела, пан Заремба засопел угрожающе, пан Зигмунд нахмурился еще больше. Но вдруг глаза его озорно блеснули, и он рассмеялся.

— Нет, но каков, а! Десяток ему мало. Удалец! А ты знаешь, верю. Мне внучка порассказала о..., — взгляд на Зарембу, — ну порассказала, в общем. Да Яцека я сам видел, и слуга пока говорил как сталью звенели, со своим управляющим то студнем трясся. Ха...! И грозного Мирского не забоялся. И внучке его надерзил, и пану Зарембе на острое слово словом ответил. Всех задел. Везде успел. Дерзок! Но смел. И не разберешь, чего больше. Так как, наказать за дерзость, или наградить за смелость молодца? А?

— Испытать, ваше сиятельство! — опять язык мой...

— Говоришь испытать? А испытаю! Десять не десять, а двоих моих гайдуков одолеешь, значит, десяток разбойников для тебя задача по плечу. Готов проверить?

— Готов, ваше сиятельство. Постараюсь никого не покалечить. — Все, теперь понт дороже денег. Ой, что сейчас будет...

С одним справлюсь, а вот двое профи — это поражение. Чтобы его избежать, надо ровнять шансы.

Пан Заремба выбрал одного из гайдуков, вторым решил быть сам.

Вот мы и выяснили кто ты таков — Самая Старшая Шестерка, начальник конвоя, или охраны. А я уж думал — воздыхатель пани Анны. Князь сказал — 'моих гайдуков' — значит он один из них.

Выходим на середину зала. Готовимся. Я стою между гайдуками и креслами боком, повернув голову в сторону от противника, контролируя их боковым зрением. Лениво расстегиваю куртку, оставаясь в белой полотняной сорочке. Смотрю на пана Зигмунда вопросительно, тот чуть заметно кивает. Ага, решил мне подыграть. Добро.

Взмах. Куртка летит на голову ближайшего противника, а вслед за нею подлетаю я. Старый как мир прием, но сработал. Бедный гайдук, ослепленный наброшенной 'венгеркой', получает гардой в лоб совершенно неожиданно. Один отключен, по крайней мере на несколько десятков секунд. Успею!

Едва удается отвернуть шпагу и встретить несущуюся к голове карабелу пана Зарембы встречным ударом. Грязно встретил, кромкой на кромку. Прости, Дель Рей, что не берегу, так бой сложился.

Польская карабела — штука довольно тяжелая, да и мой клинок тоже не тростинка. От удара искры брызнули словно в кузнечном горне.

Отскочили друг от друга. Пан Заремба — в низкой сабельной стойке, я — в классической. Рука в кварте. Бой затягивать нельзя кто знает на сколько вырубил второго. Будем работать на контратаках, благо атакует он беспрерывно. От наскоков противника ухожу, просто сохраняя дистанцию, жду его ошибки.

Грамотно работает мой противник, но горячится чересчур. Вот на этом и ловлю. Инерция — штука такая, чуть сильней замах, чуть длиннее шаг и ты открыт, пусть на долю секунды. А мне хватит. Быстрый полувыпад, хлопок концом клинка по плечу Зарембы, возврат в позицию.

— Поражение, пан Заремба! Благодарю за бой!

Салютую и поворачиваюсь спиной к противнику. Вроде не отморозок чтобы бить в спину.

Быстро подхожу к завозившемуся на полу второму гайдуку. Хлопок клинком по его плечу.

— Второе поражение! Бой окончен! — поднимаю с пола свою куртку.

Хлопки в ладоши разносятся по всему залу, князь аплодирует стоя.

— Браво, пан Горский. Браво. Прекрасный поединок.

— Просто повезло. Если второй такой же мастер как пан Заремба, хоть в четверть, мне не устоять было. Да и первая победа больше от неожиданности. У вас прекрасно подготовленные люди, ваше сиятельство. Только хитростью и везением заработана победа. Второй раз мне такое не повторить.

Пан Заремба в это время с удивлением рассматривает зарубку на клинке сабли, хорошая такая зарубка. Бросаю взгляд на кромку своего клинка. Слава Богу — ни следа. Спасибо, шпажный мастер, ты создал шедевр.

Зигмунд Мирский обратил внимание на мое оружие.

— Вы позволите взглянуть, пан Горский?

— Сочту за честь, ваше сиятельство.

Долго рассматривал, потом спросил:

— Клинок фамильный?

— Нет, просто старинный... — а после добавил, — друг.

Князь улыбнулся. В глазах веселые искорки.

— У вас, Сергей Александрович, отличные друзья. Надежные.

На ужин я естественно переоделся и явился при полном параде. До чего же неудобная вещь этот фрак, но на официальных мероприятиях необходим. По-моему, удалось выглядеть вполне достойно и держаться в соответствии с общепринятыми правилами. Но тяжеловато, устал от этих церемоний больше, чем от боя с гайдуками. Помогли и исторические фильмы, когда-то просмотренные, и книга по этикету прочитанная уже здесь, и собственная наблюдательность. Справился, хоть и чувствовал себя как Штирлиц на первом задании.

После ужина князь пригласил меня на приватный разговор.

Анна Казимировна поставила его в известность о цели моего визита к ней. Рассказала также и о способе, через который бумаги попали ко мне в руки. Зигмунд Мирский пожелал узнать больше. А точнее все, что я вызнал от вымогателей. Князь каким-то образом заставил меня в наименьших подробностях рассказать и о прочих документах.

Не упоминая фамилий, разумеется, мне пришлось рассказать и о других расписках и закладных. А попробуйте что-либо утаить от такого...