Тьма

Естественно, ни с какими кредитами я связываться не собираюсь. Даже если Настя ошиблась, насчёт завтрашней операции, впереди маячит ещё один плановый день сурка и премиальных уж точно хватит на все желания Вареника. Но я помалкиваю, соглашаясь с каждым словом спутницы. Не люблю загадывать на будущее: мама говорила, дескать ангелы подслушивают слова и мысли, чтобы сделать наперекор.

Нам встречается одна из подружек Вари — Катерина, после чего бесконечные полчаса знакомые тарахтят о малопонятной мне хрени. При этом они щеголяют такими названиями и терминами, от которых мозги медленно, но верно начинают закипать. И хорошо, что мы не дома, иначе в ход пошли бы бумажные и электронные каталоги. В такие моменты я смело ухожу гулять, твёрдо зная, что несколько следующих часов меня точно не хватятся.

В конце концов я не выдерживаю и сохраняя на одеревеневшей физиономии приклеенную улыбку, увлекаю Ватрушку прочь от закрывающей глаза кати. Несколько минут мне выказывают своё "фе", объясняя, что я — невоспитанный мужлан и тупая скотина. Отрицать бесполезно. Поэтому я просто целую Варю и объясняю, что если она продолжит кипятиться, то её придётся окунуть вот в этот фонтан.

Окунаться Ватрушка отказывается наотрез, но заставляет её снимать фоне пляшущих брызг. Сейчас Варвара необыкновенно красива, а лучи солнца, разлетаясь в каплях фонтана, образуют вокруг неё радужный ореол.

— Ну скажи: я — богиня? — настойчиво интересуется наглая физиономия, хоть её вопрос больше напоминает утверждение, — А если я — богиня, то ты должен мне поклоняться и приносить жертвы.

— Я пожертвовал тебе всю свою несчастную нервную систему, — жалобно говорю я. — Это — самый ценный дар.

Меня грызут за ухо и требуют сахарной ваты. Указания о том, что данная штуку вредна и вызывает ожирение, решительно игнорируются. Приходится вручать вымогателю огромный ком воздушной субстанции. Ну, ну, посмотрим, что станет с твоим макияжем. К моему удивлению, Вареник умудряется употребить весь продукт и при этом сохранить в неприкосновенности помаду и прочие туши. Ведьма, не иначе.

После того, как липкая хрень полностью уничтожена, Варя тянет меня в переплетение узких переулков. Этот район, в своё время, отдали на откуп всевозможным мелким фирмам, взяв с них обязательство сохранять в неприкосновенности старину вековых построек. Теперь проулки выглядят, как заправские декорации исторических фильмов и Ватрушка фотографируется то под угрюмым гномом, рекламирующим перфораторы, то под лучником, пускающим стрелы в смартфон.

Честно говоря, даже жалко, что мы так мало гуляем по собственному городу. Только подумать: на кой чёрт нужны эти дальние поездки, если можно снять номер в гостинице на берегу реки, где-то в отдалённом районе и...Впрочем, не стану озвучивать свои еретические мысли, ибо Вареник тут же примется кипеть, что твой чайник.

Мы проходим по арке маленького каменного мостика, делая остановку для пары фото и я любуюсь отражением подруги в чистой воде. Главное русло на подходе к городу с обеих сторон перекрыто крепкими металлическими сетями. Там же установлены могучие фильтры и десятки охранных башен. Теперь река — самое безопасное место в городе, хоть ещё десяток лет назад основная часть заразы попадала внутрь именно по водному потоку.

Варя опирается на полированные брусья деревянной ограды и наклонив голову, постреливает в меня хитрым глазом. Собственно, я отлично понимаю, к чему она клонит: именно так мы с ней и познакомились. Когда я её увидел первый раз, девушка сосредоточенно уничтожала огромный чупа-чупс. Ощутив мой заинтересованный взгляд, незнакомка принялась стрелять глазками, точно заправский снайпер. Как Варя заявила много позже, её сразу впечатлил красивый офицер, но она почему-то решила, что я — женат и максимум, на что можно надеяться, так это на лёгкую интрижку. Поэтому, когда я стал рядом и восхитился шикарным лохматым беретом, Варвара едва не подавилась конфетой. Гм, а ведь и виду тогда не подала.

— Чупса не хватает, — говорю я и взяв за плечи, прижимаю Варю к себе, — Точно и не было всех этих лет...

— Каких таких лет? — мне вновь надгрызают ухо, — Ты что, пытаешься мне напомнить про мой возраст? Ты меня только что старухой назвал? Старой некрасивой толстухой? Хамло! Некультурный солдафон, недостойный обладать такой прелестью!

Всё вроде бы, как обычно, но на солнце словно набегает туча или просто темнеет в глазах. Возникает ощущение, будто ко мне прижимается холодное скользкое тело, а чья-то пасть, полная острых клыков, распахивается, изготовившись вонзить в шею...

— Лёня, ты чего? — Варя вырывается из объятий и отступает на пару шагов, — Ты меня сейчас чуть не раздавил! Что у тебя с глазами?

— С глазами? — я тяжело дышу и веду рукой по лицу, — Что с глазами? Ф-фу, голова закружилась.

— Теперь всё нормально, — Вареник встревожена, — А были — почти чёрные. С тобой всё нормально? Может пойдём домой?

— Нет, всё в порядке, — я улыбаюсь, ощущая, как нечто внутри продолжает неприятно трепыхаться, — Идём, идём.

И мы идём дальше, стараясь не вспоминать неприятный эпизод.

Чтобы окончательно успокоить взбудораженную Ватрушку, предлагаю заглянуть в парк развлечений двумя кварталами дальше. Варя, продолжая морщить гладкий лобик, что ей совершенно не идёт, соглашается. Однако её прикосновения носят оттенок лёгкой нервозности, а радужные речи о будущем отпуске иногда прерываются такими долгими паузами, словно спутница пытается на ходу решить систему интегральных уравнений.

Мы задерживаемся у небольшой детской площадки, и я покупаю Варенику бутылку минералки. Пока она пьёт, я рассматриваю десяток карапузов, сосредоточенно перемещающихся по лабиринту, между качелями и батутами. Самые спокойные пытаются соорудить в песочнице сложную конструкцию, напоминающую кошмар абстракциониста. Общую идиллию с играющими детьми и дремлющими стариками не портит даже хорошо скрытый пост охраны в десятке шагов. И в самом центре города нужно быть готовым к любым неожиданностям.

Варя протягивает мне бутылку, опорожнённую на треть и следит за направлением моего взгляда.

— Хочется? — интересуется она, скорее для проформы. Уж я-то знаю её личное отношение к мелким спиногрызам.

— Ты о процессе или о результате? — улыбаюсь я, — Ну, если в одном вопросе мы непременно сходимся, то расхождение в другом кардинально препятствует достижению полного консенсуса.

— А, ты же вчера ходил на какие-то лекции, — Варя понимающе кивает. — Нахватался, видать, всякой гадости. Лёнь, — она прижимается ко мне и жалобно смотрит снизу-вверх, — Я уже почти-почти готова. Давай отдохнём, наберёмся сил. Может меня накроет прям на курорте, и мы будем стараться, стараться и ещё раз стараться! Представь, дочка, которую зачали на океанском побережье?

— Дочка? Хм, — я рассматриваю хитрые глаза, — А, впрочем, какая разница?

Мне терпеливо объясняют, в чём заключается разница между мальчиками и девочками, и я согласно киваю, делая вид, будто неимоверно удивлён различием. Пока мы оба наслаждаемся идиотским разговором, длинная аллея, поросшая берёзками, выводит нас к воротам парка.

Время не совсем праздничное, поэтому у касс нет особого ажиотажа. Я покупаю входные карточки, а Вареник сосредоточенно изучает лоток с сувенирами. Естественно, мы не можем уйти прост так, поэтому приходится купить крайне нужную в хозяйстве вещь — серёжки из разноцветных ракушек. Кажется, такого добра у нас несколько шкатулок.

— Ты — зануда, — бормочет мне в ухо Ватрушка, — Пошли уже. Хочу мороженку и на колесо обозрения.

Как ни странно, но оба её желания тотчас осуществляются, причём, даже больше того: я тоже жую мороженку с каким-то непонятным привкусом лайма. Почему -то это вызывает воспоминания о последнем праздновании Нового года и бутылке текилы, выпитой с Фёдором в два горла.

Нас медленно поднимают над шапками деревьев, над изгибом реки и в конце концов кабинка точно застывает в высшей точке, откуда можно наблюдать весь старый город, вплоть до небоскрёбов, которые отсюда, да против солнца, напоминают взаправдашние горы.

— Во-от, горы, — бормочет вареник, сексуально посасывая эскимо, — Всё-таки я хочу именно в горы. Всё, решено!

Горы, это — снег и лыжи; лыжи, это — лодыжка Варвары, которая имеет тенденцию выворачиваться даже на абсолютно ровных плоскостях, не говоря уже про скользкие и наклонные. Видимо я действительно получу в отпуске ребёнка и даже девочку, вот только — великовозрастную.

— А теперь, вон туда, — подруга указывает пальцем на штуку, напоминающую исполинский маятник, — Чтобы уху-хух!

— А тебя после ухухуха тошнить не будет? — интересуюсь я, вспоминая прошлый раз и получаю, вместо ответа, щелчок по носу. Ну что же, я своё дело сделал.

В этот раз всё проходит просто замечательно, и мы ещё идём на охо-хо, то есть — американские горки. После этого тяжело дышащая Ватрушка сообщает, что ей необходимо в комнату для девочек.

Пока мы шагаем к месту назначения, огибая журчащие фонтаны и группки сосредоточенных карапузов, Варя напоминает, как первый раз я заблудился в голографической карте парка и вместо выбранной точки привёл страдающую Ватрушку в дебри хозяйственных построек. Хорошо, старый спокойный узбек, рассудительно повернул карточку вверх ногами и провёл заскорузлым пальцем кратчайший маршрут.

В это раз заминок, естественно, не происходит. Мне вручают "выкидыш дикобраза" с приказом беречь, точно зеницу ока и исчезают за раздвижной дверью. Поскольку сам я не имею никаких побочных желаний, остаётся брести по узкому проходу до высокой бетонной ограды парка, окунувшись в густую прохладную тень. Лучи солнца сюда абсолютно не доходят, и прохлада здесь ощущается совсем не летняя. Сильно пахнет сыростью и ещё какими-то странными ароматами.

Пнув чахлую травинку, я собираюсь возвратиться туда, где ослепительно сияет летний день и слышен гомон голосов на фоне бравурной музыки. Но не успеваю.

За спиной слышится громкий треск, напоминающий дробь барабанных палочек и непонятный аромат становится много сильнее, обволакивая со всех сторон. Пытаюсь обернуться, но по какой-то странной причине движения напоминают такие же, но во сне или под водой. Тем не менее, я продолжаю напрягать мышцы, преодолевая сопротивление невидимой жидкости и таки поворачиваюсь.

Хрустят тарахтящие палочки, но я не вижу ничего. И узкий проход, между зданием и оградой больше не пуст — он заполнен колышущимся мраком, похожим на дым от горящих покрышек. Он такой же жирный и непроницаемый, но пахнет, как духи Вареника, которые она называет вечерними: сладкий и тяжёлый аромат.

Честно говоря, просто не знаю, как поступать дальше. Нет никакого ощущения сна наяву; я — бодр и чётко осознаю происходящее вокруг. Но...какого хрена собственно происходит? Звуки ударов внутри плотной мглы затихают, и я слышу шаги. Обычные шаги, но они почему-то удивительно резонируют в моих ушах, отсекая остальные звуки. И так, пока во всём мире не остаются лишь моё дыхание и эти шаги.

Внезапно плотная жирная пелена расступается, словно театральный занавес и первым делом я вижу две изящные, определённо женские, руки, которые и убирают эту странную ширму. Потом гибкое тело выскальзывает наружу, и я встречаюсь взглядом с огромными, абсолютно чёрными, глазами на лице мраморной белизны.

Это должно происходить во сне, иначе и быть не может! Тем не менее, я сохраняю чувство реальности происходящего. Страха нет, да в поведении незнакомки не ощущается никакой угрозы. Покинув чёрную пелену женщина неподвижно замирает и наклонив голову, внимательно рассматривает меня. Она красива, но абсолютно белая кожа и чёрные, без белка и радужки, глаза, вызывают странное отторжение и даже отвращение.

И вдруг вспоминаю. Называть незнакомкой эту женщину я не вправе. Именно её я вижу во снах, которые снятся последние дни, а ранки на нижней губе можно до сих пор нащупать языком. Что за чертовщина творится?

Женщина делает шаг ко мне, и пелена за её спиной тоже сдвигается и под стук барабанных палочек перемещается ближе. Сладкий аромат становится много сильнее и внезапно я ощущаю сильное сексуальное влечение. Да, да, именно к этой странной женщине. Удивительно, но отвращение как-то умудряется соседствовать с вожделением.

На женщине — глухой чёрный плащ, очерчивающий идеальную фигуру, но и тут — не без подвоха. Тёмная ткань, стоит задержать на ней взгляд, внезапно оживает, превращаясь в скопление каких-то мелких тварей, типа многоножек, крепко сцепленных одна с другой. Должно быть — всего лишь искусный узор, но становится совсем не по себе.

Белая рука поднимается к моему лицу, и кожа ощущает внезапное веяние холода. В то же время я замечаю нечто, вовсе странное: на ладони нет линий жизни, как будто это — плотная перчатка. Может так и есть? Тогда откуда на концах пальцев длинные ухоженные ногти, окрашенные алым лаком?

Пальцы касаются моей щеки и это оказывается необычайно приятно. Что-то внутри точно испускает вздох облегчения и против собственной воли, я закрываю глаза, наслаждаясь ласкающими прикосновениями. И слушаю тихий голос, произносящий нечто непонятное:

— Так вот, как ты выглядишь, избранник, — лёгкий смешок и по коже проводят коготками, — Ну что же, не самый плохой выбор. Да и вблизи тебя выглядишь много лучше, чем...

Тут её речь становится неразборчивой, словно я слышу слова не иностранном языке.

Сколько всё это продолжается — понятия не имею: секунды и минуты скользят сквозь меня, а их место занимает тягучая липкая тьма, вроде той, что прежде скрывала гостью. Но я не ощущаю ни страха, ни волнения, напротив — кажется, что когда мрак полностью заполнит каждый участок сознания, наступит пробуждение и я пойму...

— Лёня!!! — голос Варвары доносится с противоположной стороны Вселенной, но его вибрации мгновенно изгоняют темноту, и я открываю глаза.

Нет ни женщины, ни удивительного тягучего мрака: только узкий проход между оградой и стеной здания. Чахлые травинки, никогда не видевшие солнечных лучей, напоминают остатки волос на черепе мертвеца. Улыбнувшись удивительно мрачной метафоре, я поворачиваюсь.

Ватрушка стоит рядом, уперев руки в бёдра и гневно смотрит на меня. Когда она принимает такую позу, речь идёт о серьёзных провинностях. Поэтому я поднимаю с земли обронённую сумку (и когда только успел выпустить из рук?) и вопросительно взираю на своего сердитого ангела.

— Ты вообще слышишь меня? — тонкие бровки напоминают стрелы, указывающие вниз, а это — похуже, чем опущенный большой палец римских патрициев, — Я кричала тебе раз десять! На меня уже люди начали оборачиваться, — люди, это — две дамочки преклонных годов, тискающие ярко-желтую девочку с гроздью шариков. — А ты — застыл, как истукан, лицом в стену и улыбаешься. Ещё и глаза закрыл, словно уснул! — Варя внезапно останавливает своё извержение и ухватив меня за подбородок принимается вертеть голову из стороны в сторону, — Показалось. Ты там говорил, вам какие-то таблетки выдают. Вы их что, и на гражданке принимаете?