Интендантуррат

В ресторане появилась Полякова. Теперь она была одета в легкое шелковое платье до щиколоток. Туфельки были в тон платью. Крайнев мысленно свистнул, прикинув, сколько они могли стоить в оккупированном городе. Полякова подходила к столикам, здоровалась, улыбалась комплиментам и качала головой в ответ на приглашения присоединиться. Крайнев не мог оторвать от нее взгляда. Он при первой встрече оценил красоту хозяйки гостиницы, но сейчас, после трех бокалов коньяка, Полякова выглядела неотразимо.

— Даже не надейтесь! — сказал Бюхнер, заметив его состояние. — Эта женщина не для вас!

— Нет крепости, которую не смог бы взять интендант! — сказал Крайнев, вставая.

— Сядьте! — прошипел Бюхнер.

Крайнев невольно подчинился.

— Смотрите! — кивнул Бюхнер.

Крайнев увидел, как Полякова подошла к столику, где ужинали люди в штатском, и присела напротив высокого, с лошадиным лицом абверовца. Тот немедленно налил ей вина в бокал, Полякова подняла его и пригубила.

— Видите! Это полковник фон Лютцов, начальник местного Абвера. Вы думаете, можно держать гостиницу для немецких офицеров без такого покровителя?

"Крыша! — подумал Крайнев. — Да еще какая! Дамочка, скорее всего, не только спит с этой лошадью, но и шпионит за постояльцами".

— Извините, что повысил голос, — сказал Бюхнер. — Это было необходимо. Вздумай вы приставать к Поляковой, немедленно оказались бы в тюрьме. А у нас вами сделка...

"В тюрьме бы перетряхнули мои вещи, прощупали каждый шов и спросили, откуда у меня незаполненный бланк заявки, — понял Крайнев. — Надо меньше пить. Гусар, твою мать!"

— Такое бывало? — спросил у Бюхнера.

— Не раз. Приезжает какой-нибудь фронтовик, который считает, что раз он пролил кровь в борьбе с большевиками, то теперь все дозволено, и дает волю рукам. Впоследствии горько раскаивается...

— Почему Абвер покровительствует русской?

— Фрау Полякова немка.

— С такой фамилией?

— Это фамилия мужа.

— А где муж?

— Сгинул в большевистских застенках. А также отец, брат... Фрау Полякова пострадала от большевиков, поэтому пользуется доверием немецких властей. К тому же знает дело. Это гостиница, ресторан — уголок фатерланда, мы здесь отдыхаем душой и телом...

Крайнев только сейчас заметил, деревянные панели, которыми в немецком стиле были обшиты стены ресторана. На стенах висели гравюры с видами немецких городов, большие тарелки с рисунками... Крайнев заново оценил мебель, сервировку, одежду официантов... Он не обратил на это внимания, поскольку много раз видел подобное во время командировок в Германию. Но это не Германия. 1943 год, оккупированная территория. Крайнев подозвал официанта, расплатился и попрощался с Бюхнером. Завтра предстояло рано вставать.

7.

Утром следующего дня Крайнев обменял у Бюхнера бланк заявки на два мешка соли и покинул N. К полудню бричка свернула с большака и скоро оказалась у глухого хутора. Здесь Крайнев и Седых сменили немецкую форму на гражданскую одежду и наскоро пообедали. Крайнев взял у хозяина хутора черпак для воды, сходил к бричке и вернулся с посудиной, полной соли. Глаза хозяина радостно сверкнули, он молча поклонился, забирая черпак.

В отряд ехали лесными дорогами, втроем. Впереди скакал ждавший их на хуторе связной, Крайнев с Седых трусили, отстав на сотню метров. На хуторе они сменили лошадь, застоявшийся жеребец резво тащил груженую бричку. Передовой дозор и смена одежды были жизненно важны. Партизан в местных лесах хватало, как своих, так пришлых, для них подстрелить немца, по дурости заехавшего не туда, было делом чести, доблести и славы. Кроме того, Ильин категорически запретил Крайневу показываться в бригаде в мундире интендантуррата. Среди партизан мог оказаться предатель. На задания бойцы Саломатина отправлялись постоянно, это было обычным делом, но ходили они в обычной полувоенной одежде, представлявшей собой причудливое сочетание советской и немецкой военной формы, а также и гражданского платья. Появление на базе переодетого немцем Крайнева могло побудить вражеского агента к вполне определенным выводам.

Сменив на хуторе одежду, Крайнев с Седых заодно и вооружились: автомат, пистолеты и даже пара гранат. Береженого Бог бережет... К счастью, оружие не понадобилось. К закату они были в деревне, где квартировал штаб бригады. Крайнева встретили сердечно: обнимали, тискали, повели кормить. Саломатин по такому случаю расщедрился даже на самогон (в обычные дни в бригаде с выпивкой было строго). Крайнев свой стакан только пригубил, а вот ел много — проголодался. Саломатин с Ильиным терпеливо ждали, после чего приступили к расспросам. Слушали, мрачнея лицом. Ильин все записывал в блокнот, после чего встал и убежал к себе — составлять и шифровать донесение в Центральный штаб партизанского движения. Саломатин после его ухода плеснул самогону в свой стакан.

— Помянем ребят! Настоящие герои! Не сдались...

Крайнев молча поддержал.

— Уверен, что их выдали? — спросил Саломатин, ставя пустой стакан.

— Какие сомнения? Никого из группы живым взять не удалось, тем не менее, немцы отлично осведомлены о задании.

— Кто предал? — спросил Саломатин, водя пальцем по столу.

— Тот, кто знал о группе.

— Никто не должен был знать! — вздохнул Саломатин. — Группе строго-настрого запретили контакты с местным подпольем. Да и подполья нет — немцы разгромили его в сорок втором. Поэтому послали группу. Но кто-то все же знал... Ладно! — Саломатин хлопнул рукой по столу. — Разберемся. Спасибо тебе за соль! Царский подарок.

Крайнев молча кивнул. С солью в оккупации была просто беда. За килограмм соли давали мешок картошки, за три — муки. Саломатин под угрозой расстрела запрещал бригаде отбирать у населения продукты, поэтому бойцы жили впроголодь. За соль можно было выменять все, но с Большой земли ее не возили, Сталин запретил.

— Пойдем в баню! — предложил Саломатин. — Истопили давно...

Парились они долго и всласть. Когда вернулись в избу, там ждал Ильин.

— Следующей ночью с Большой земли самолет! — сообщил он и посмотрел на Крайнева. — Тебе велели ждать и в N пока не возвращаться!

— Не больно-то хотелось! — сказал Крайнев, зевая. — Видеть эти рожи тевтонские...

Ночевать Крайневу определили штабной избе. Хозяев ее временно отселили к родственникам, Крайнев остался один. Он не стал раздеваться, терпеливо дождался полночи и жадно вдохнул воздух. Запахло прелью, и он оказался в Москве. Гаркавин немедленно набросился с вопросами, но Крайнев сослался усталость и пообещал назавтра представить подробный отчет. Его переодели и отвезли домой. Настя этой ночью дежурила, и Крайнев, смертельно уставший, завалился спать. Проснулся он затемно. Кто-то невидимый нежно целовал его в губы, щеки, шею...

— Настенька! — засмеялся Крайнев. — Милая! Я так по тебе скучал!

— Попробовал бы сказать, что нет! — хмыкнула Настя, скользнув под одеяло. — Сейчас проверим...

— Папу видел? — спросила она, когда Крайнев угомонился.

— Нет. Мы далеко от тех мест.

— Что там?

— Война...

— Под пули не лез?

— Не довелось.

— Врешь, наверное, — сказала Настя. — На душе тревожно было.

— Я тоже переживал, — сказал Крайнев. — За тебя.

— Суток не прошло, как расстались! — сказала Настя. — Забыл?

— Никто не заходил, не звонил, не писал?

— По электронной почте пришло письмо от Ефима Гольдмана. Откуда он знает твой адрес?

— Был на визитке, — сказал Крайнев, приподымаясь. — Оставлял ее Соне.

— Соня умерла.

Крайнев упал на подушку.

— Плачешь? — Настя погладила его по щеке. — Я тоже плакала. Хороший был человек.

— Что пишет Ефим?

— Рассказал, где похоронили, и просил выслать образец твоего ДНК. Зачем ему?

— Для коллекции.

— Опять врешь! — вздохнула Настя. — Родство установить хочет. Я бы не посылала. Из принципа. Как можно не верить матери! К тому же он — твоя копия.

— Откуда знаешь?

— Видела фотографию.

— Какую?

— Которую ты вечно бросаешь, где не попадя. Не бойся, я не ревную! — она прильнула щекой к его плечу. — Только забавно: у тебя, такого молодого, сын, внуки, правнуки...

— У некоторых тоже родни вагон! — сказал Крайнев, обнимая Настю. — Одних племянников восемь...

Когда Настя уснула, Крайнев тихонько встал и затворил за собой дверь. Включив компьютер, он прочел письмо Ефима. Затем пошел на кухню, взял бумажную салфетку и уколол палец кончиком ножа. Темно-красную капельку промокнул салфеткой, сложил ее и засунул в конверт. После чего отнес письмо в ближайшее отделение экспресс-почты. По возвращению засел за отчет. Через час он отправил его электронной почтой, после чего оделся и поехал к Гаркавину.

Подполковник встретил его неласково.

— Детский сад! — ругался он, потрясая распечатанным отчетом. — Как ты сходу не провалился, не понимаю! Фотографию в документах интендантуррата кто переклеивал?

— Ильин.

— Печать на фото яичком катал? От нее фальшивкой за версту тянет!

— Жандарм не заметил.

— Слепой, наверное. Зачем вы в спекуляцию полезли? Вас в N за солью посылали? Что, если Бюхнер — агент СД? Или Абвера?

Крайнев не ответил. Объяснять Гаркавину, что такое соль на оккупированной территории в 1943 году было бесполезно. Про жадный блеск в глазах Бюхнера тоже.

— Виктор Иванович! — сказал Гаркавин, заметив его состояние. — Прошу отнестись к моим словам серьезно.

— Подумаешь! — сказал Крайнев. — Даже если б меня арестовали! В полночь фьють — и я здесь. Была птичка — и улетела!

— Не подозревал, что вы так легкомысленны! — вздохнул Гаркавин. — До полночи дожить надо. Вы не подозреваете, какие в СД костоломы. Мы изучали. К полудню из птички сделали бы фарш, оставив нетронутыми голосовые связки, чтоб могла петь. Запела бы! Нормальный человек не в состоянии терпеть такую боль! Сколько людей из-за тебя погибло бы, думал?

Крайнев потупился, ему стало стыдно.

— Отправляя вас в прошлое, мы не предполагали, что вам придется стать разведчиком. Подготовка была другой. Ваше легкомыслие — это наша вина. В прошлое вы не пойдете.

— Как?! — Крайнев вскочил.

— Просто. Я не разрешу.

— Как же так?.. — забормотал Крайнев. — Меня там ждут.

— Две недели усиленных занятий.

— Две?

— Людей к такой работе готовят годами.

— Это в современном мире, где опытные разведки, совершенные технические средства.

— Зато в военное время чрезмерная подозрительность. Шпиона видят в каждом.

— Я не могу ждать две недели! Меня там ждут!

— Операцию можно совсем свернуть. Эксперимент проведен, результат получен.

— Доказательств нет.

— То есть?

— Чем вы докажете, что эксперимент удался? Мой отчет? Я мог написать его, не выходя из квартиры.

— Дюжий говорил: умеете торговаться, — покачал головой Гаркавин. — Ладно, неделя. При условии двенадцатичасовых занятий.

— Хоть сутки напролет!

— Документы вам исправим.

— Не забудьте бланки на получение продуктов.

— Что вас так тянет в спекуляцию?

— Потому что я интендант. Какой бы секретной не была воинская часть, продукты она получает на армейском складе. По документам легко установить численный состав, причем количество офицеров и рядовых по отдельности; по нормам отпуска продуктов — род войск; по форме заявленных продуктов — находится часть в обороне или готовится к наступлению...

— Не то вы училище выбрали! — сказал Гаркавин. — Здесь стали бы полковником. Будут вам бланки! Хоть вагон! Ничего сложного: обычная бумага, синяя печать... Не паспорт биометрический.

За учебой неделя пролетела быстро, Крайнев попрощался с Настей и отправился воевать. Гаркавин не только заново изготовил для него документы интендантуррата, но и подготовил полдесятка других. Теперь Крайнев при случае мог выдать себя за пехотного офицера, летчика, танкиста и даже гауптштурмфюрера СС. Ему не пришлось надевать соответствующую форму для снимка — фотошоп творил чудеса. Документы получились что надо: в меру потертые, но легко читаемые. К ним Гаркавин приложил стопку сопутствующих: командировочные удостоверения, отпускные свидетельства, справки о нахождении в госпитале. По справкам выходило, что Крайнев в госпиталях загорал исключительно по болезни: Гаркавин учел отсутствие следов ранений на теле фальшивого офицера вермахта. Листая бумаги, Крайнев видел разные номера частей, населенные пункты, где они располагались, и понял, какую колоссальную работу проделали незнакомые ему люди. Им пришлось поднять архивные документы, установить, где в какой период находилась та или иная немецкая часть, найти образцы подписей и печатей, поставить штампы комендатур...

По возвращению в прошлое Крайнев тщательно припрятал свое богатство, оставив один комплект. Ночью ему не спалось — отдохнул дома, поэтому, валяясь на жесткой лавке, он до утра мысленно повторял преподанную в эту неделю науку. Гаркавин относился к своей работе с редким тщанием, Крайнев такое уважал и старался следовать. На заре появился Ильин и сходу запретил Крайневу ходить деревне.

— А воздухом подышать? — возмутился Крайнев.

— В уборную пойдешь, дорогой подышишь! — невозмутимо сказал Ильин и пояснил: — В бригаде много новых людей, не надо, чтоб тебя видели. Ильин заставил Крайнева вновь рассказать о пребывании в N, в этот раз с мельчайшими подробностями. Выслушав, принялся Крайнева ругать, причем, ругал за то, что и Гаркавин, и почти теми же словами.

— Не могу поверить, что так себя вел опытный оперативник, капитан госбезопасности! — сказал Ильин в завершение разговора. — Может, ты и людей так готовил?

— Каких людей? — не понял Крайнев.

— Своих. Твоя группа в N погибла!

— Я видел их впервые.

— Брось! Ты капитан госбезопасности Петров. Сам говорил!

— Я?

— Брось ваньку валять! — сказал Ильин. — Я все знаю! Петров Виктор Иванович, 1913 года рождения, в органах НКВД с 1936 года. Оперативный работник Белорусского военного округа. Попал в окружение, организовал партизанский отряд, потом вместе с женой, Анастасией Семеновной, перешел через линию фронта. Прошел проверку, готовил диверсантов в спецшколе, затем самовольно забрался в самолет с очередной группой и выпрыгнул с парашютом. Группа погибла, но ты добрался к нам. Судоплатов в курсе. Не бойся, уже не сердится. Разрешил работать здесь.

— Меня действительно зовут Виктор Иванович, а жену — Анастасия Семеновна, — сказал Крайнев. — Только фамилия моя Крайнев. Я никогда не служил в органах, о Судоплатове только слышал.

На Ильина было жалко смотреть.

— Я могу рассказать о себе, — сказал Крайнев. — Только ты не поверишь.

— Валяй! — выдавил Ильин.

В течение всего рассказа глаза его выражали такое недоверие, что Крайнев не выдержал, достал припрятанный комплект документов и разложил их столе. Ильин внимательно рассмотрел каждый и отложил в сторону.

— Такие могли сделать у нас.

— Разумеется! — сказал Крайнев. Он взял никелированную бензиновую зажигалку, все это время стоявшую на столе, и сдвинул декоративную накладку в форме свастики.