Биос

Не люблю, когда ко мне прикасаются. Как часто она повторяла это, как мантру? Онтогенетики говорили, что это последствия тех лет, что она провела в Тегеране. Антипатия, слишком глубокая, чтобы от неё избавиться. И потом, предполагалось, что Зоя летит туда, где никто не будет к ней прикасаться; ни один человек — по крайней мере, во время её одинокого выхода в дикую природу Исис.

Но почему же тогда она смотрит в ночное небо глазами, полными слёз? И почему то и дело касается плеча, где лежала рука Тэма Хайса, словно пытаясь удержать призрачное тепло его прикосновения?

И почему вдруг стали просыпаться воспоминания, словно пробивающийся из-под земли родник?

Зоя понимала, что с нею что-то не в порядке. И что она не должна никому об этом говорить. Если заподозрят, что она заболела, её отправят обратно на орбитальную станцию, а может, и на Землю.

Заберут от её работы.

От Тэма Хайса.

От её настоящей жизни.

* * *

Прошло два дня. Кризис на Океанической развития не получил; настроение на Ямбуку слегка выправилось, хотя Зоя не могла не отметить, что сотрудники из группы биозащиты остаются начеку в ожидании новостей и постоянно держат планшеты включёнными. Сегодняшнее утро Зоя целиком посвятила пешему маршруту через покрытую буйной растительностью местность к западу от реки Коппер — на симуляторе. Обед она захватила в подготовительное помещение посадочного ангара, чтобы посмотреть на то, как команда техников готовит шаттл для суборбитального перелёта Элам через океан.

Техническая поддержка входила в компетенцию Инженерного подразделения. Ли Райзман, Шэрон Карпентер и Кваме Сен помахали Зое из ангара, причём Кваме поглядывал на неё заметно чаще. Она его привлекает — в сексуальном плане? От этой мысли стало неуютно. Дома Зоя проходила обучение с группой сверстников на объектах УиП, но они по большей части либо были гетеросексуальными женщинами, либо младшими аристократами, щеголявшими эмблемой орхиэктомии. Кроме того, Зое было всё равно. Медики обучили её разнообразным видам мастурбации: предполагалось, что именно это будет её основной сексуальной модальностью. Этого должно было хватать.

Но в последние дни она мастурбировала чуть ли не каждую ночь. И, занимаясь этим... в общем, почти каждый раз она грезила о Тэме Хайсе.

В подготовительное помещение вошла Элам Мейзер и присоединилась к Зое. Она отодвинула в сторону стопку контрольных перечней, чтобы поставить чашку кофе. Пожилая женщина с отсутствующим видом кивнула Зое, но ничего не сказала, лишь уставилась на инженеров, занимающихся шаттлом.

— Надеюсь, ваша поездка пройдёт как надо, — сказала Зоя.

— А? О. Знаешь, не стоит. Желать удачи — это к неудаче.

То была одна из тех сбивающих с толку фразочек, которые люди с пояса Койпера так легко произносят. Разумеется, Зоя читала все эти истории; она могла рассказать об основании Республики столь же подробно, как и любой школьник в Солнечной системе. Но ничто из этого сухого набора сведений не подготовило её к реальности такого сообщества, как Ямбуку, с доминированием представителей пояса Койпера — пугающе изменчивого ранга, сексуально раскрепощённых. Вне зависимости от своего положения в жизни, койперовские мужчины никогда не шли на кастрацию; из-за этого у Зои возникало такое чувство, словно её заперли в клетке с дикими животными: эти люди не делали тайны из своих порывов, любовных связей, половых сношений...

— Мы не настолько страшные, — сказала Элам.

Зоя уставилась на неё во все глаза.

— Так вы ещё и телепаты?

— Едва ли, — со смехом ответила та. — Просто мне не впервой работать с землянами. Начинаешь узнавать это выражение — ну, что-то вроде: "господи, что же ещё она ляпнет?".

Зоя позволила себе улыбнуться.

— Вообще-то, — добавила Элам, — для человека, привязанного к Земле, ты неплохо приспосабливаешься.

— Я не привязана к Земле. Не больше, чем вы — к поясу Койпера. То есть, я хочу сказать... ведь мы же здесь, верно?

— В точку. Ты права, мы здесь. Мы не те, кем были прежде, — согласилась Элам, отвечая Зое её же осторожной улыбкой. — Я начинаю понимать, что Тэм в тебе находит.

Зоя вспыхнула.

Думая: "Так он во мне что-то находит?"

* * *

Этой ночью Зое пригрезился её первый дом — не те жуткие бараки в Тегеране, а мягкие, прохладные ясли "Устройств и Персонала" первых лет её жизни.

Учреждение находилось в Америке, в глубине анклава дикой природы. Его купол, зелёный как изумруд и в ясные дни видимый издалека, блестел на холмистых лугах прерий каплей росы.

Детское отделение и площадки для прогулок были роскошными, словно бархат. Все углы были закруглены, и даже сам воздух источал сладость и прохладу. Зоя не ведала ни страха, ни сомнений — не тогда, в яслях. Каждая нянечка, а многие из них были настоящими людьми, занималась одним особенным ребёнком. Нянечки были строгими, но такими сердечными — добрыми ангелами.

Зоя дважды за день — каждое утро и после обеда — переодевала зелёный комбинезон, довольно простой, накрахмаленный и яркий. И она всегда заранее радовалась вечернему купанию; Зоя плескалась со своими сестрёнками, а кормящие нянечки с младенцами на руках снисходительно взирали на горячий бассейн с нависающих террас.

Во сне Зоя снова очутилась в бассейне для купания, бултыхаясь на воде на жёлтом плавательном круге. Но спокойствие сна нарушилось, когда вокруг бассейна вдруг высыпал целый лес больших, старых деревьев — цикад или гигантских ликоподов. Голоса сестрёнок моментально стихли. Зоя осталась одна в такой чаще, какой никогда не видела — нагая и дрожащая. Она выбралась из бассейна яслей на поросший мхом берег. Чёрная почва под ногами пружинила; камни были одеты в бархатную зелень печёночника. Зоя понятия не имела, как здесь очутилась, или как найти дорогу домой. Внутри начала зреть паника, внутренности сжались в тугой комок. Затем из влажного тумана выступила тень, какая-то фигура. Это был Аврион Теофилус, её обожаемый Тео в свеженькой униформе "Устройств и Персонала"... Но стоило Зое его узнать, как она развернулась и бросилась прочь, понеслась как можно быстрее, — но всё было тщетно, и она продолжала слышать за спиной тяжёлую поступь его шагов.

* * *

Зоя проснулась во тьме.

Сердце бешено стучало в груди. Вскоре оно забилось спокойнее, но ощущение угрозы и электричество по-прежнему вибрировали в её теле.

Просто плохой сон, подумала Зоя.

Но ей никогда не снились плохие сны.

Усилием воли Зоя отодвинула кошмар, снова вспомнив о Тэме Хайсе и о том, как беззастенчиво она прикоснулась к нему в общем зале, о текстуре его рубашки. Вспомнила, как они с Тэмом на долю секунды встретились взглядами.

"О, господи — со мной что-то не так", — вновь сказала она себе, запуская руку между ног и раздвигая пальцами половые губы, нащупывая бугорок клитора — маленький тугой узелок.

Оргазм пришёл быстро, захлестнув её огненной волной. Зоя прикусила губу, чтобы не закричать.

— 8

Когда шаттл покинул станцию и взмыл в дождливое небо, у Элам Мейзер по обыкновению закружилась голова. Исис уходила всё ниже и ниже, но не слишком: рейс был суборбитальным, им предстояло пересечь половину планеты, чтобы добраться до повреждённой Океанической станции. Несколько часов полётного времени на наибольшей скорости, которую неуклюжий шаттл способен развить в атмосфере. Просто планеты слишком уж громадные, подумала Элам.

Экипаж шаттла был с ОСИ. Большинство — уроженцы пояса Койпера, довольно приятные люди, но не слишком разговорчивые. Элам сидела в одиночестве в кресле у прохода и читала на планшете популярный роман с Земли; время от времени такие книги для развлечения изнывающих от одиночества сотрудников наземных баз присылали на орбитальную станцию Исис по обычному каналу, через пары связанных частиц. Конкретно этот роман (Э. Куан, "Трудное решение") представлял историю юной девы из семейства менеджеров среднего звена, по уши влюбившейся в одного из близких родственников Семьи, который перепутал её место в жизни. Увы, это обернулось трагедией. Юный наследник, поняв наконец, что, оставаясь в рамках приличий, не может жениться на нашей героине, добровольно идёт на орхиэктомию, а девушка возвращается в своё прежнее окружение — наказанная, но умудрённая опытом.

Полная хрень, подумала Элам. В реальной жизни их встреча вообще произойти не могла; а если бы и произошла, о любви и речи бы не было. Аристократ просто трахнул бы пролетарку, а на следующий день уже и имя её позабыл. И уж точно самец с такими связями никогда бы не пошёл на то, чтобы откромсать себе яйца. Кастрация — способ держать наёмных сотрудников на расстоянии от дочерей Высоких Семейств, не более и не менее. Менеджеры уровня Дегранпре гордились своими шрамами, но только потому, что их воспитали для жизни в величественном служении.

А пролетарии, огромные и безголосые массы населения Земли, просто трахались или женились как могли. И пополняли свои ряды, хотя разного рода вирусы, вызывающие бесплодие, и помогали удерживать население в рамках допустимого.

На Земле прошла приличная часть обучения Элам; она не была наивной простушкой в отношении этой планеты... в отличие от Тэма Хайса или даже такого дитя из пробирки УиП, как Зоя Фишер.

Элам повернулась к окну, которое на деле было не окном, а прямым видеопотоком с камеры по ту сторону многослойного корпуса шаттла. Под нею пролетал западный континент. С такой высоты Исис выглядела настолько безмятежной, что от этого вида разрывалось сердце. Покрытые снегом вершины гор Коппер сменились широкими аллювиальными равнинами, а затем и прериями, прорезаемыми венами синих, как небо, рек. Облака бросали тень на луга, реки широко разливались перед тем, как излиться в в заболоченные бухты и солёные заливы. На огромном восточном побережье морские птицы кружили в воздухе стаями, достаточно крупными, чтобы их можно было разглядеть даже с такой высоты. И всё это скорее знали, чем видели; картографировали с орбиты. Если кто и мог это рассмотреть, так только автоматические корабли с мощной оптикой.

Неприкасаемо всё это, подумала Элам. В каком-то смысле, ни к одной части Исис никто никогда не прикасался, тем более голыми руками. Планета кишела жизнью, но эта жизнь была на миллиард лет старше земной, более развитой — но, в то же время, и более примитивной. От перемен её предохранило отсутствие массовых вымираний, что оставило место для всех форм жизни, всех классов и семейств, для любой стратегии выживания, кроме разве что человека, разума, землян. Мы настолько простые создания, подумала Элам; мы не способны побороть изумительно эффективные фитотоксины, неисчислимых микроскопических хищников, закалённых миллиардом лет инволюции. В иммунной системе человека нет ничего, что могло бы распознать или остановить невидимые армии Исис.

Они берут нас измором, размышляла Элам. Она подумала о колониях бактерий, разъедающих уплотнения на Ямбуку, и о плёнках водорослей, которые могли иметь отношение к катастрофе в глубине океана — а могли и не иметь. Мы не можем их узнать, но я верю, что они узнают нас, сказала она себе. Мы возводим стены, барьеры, но жизнь обращается к жизни. Жизнь говорит с жизнью; это правило.

* * *

Серо-голубой континентальный шельф исчез вдали, и на какое-то время внизу остался только океан — кобальтово-синий, покрытый складками белых бурунов, — да облака от тропических штормов, набирающих силу в ярком свете солнца, подобно часовой пружине, которую заводят молнии. В открытом море — ни корабля, ни кильватерного следа. Ничего, сделанного человеком, ни единой доски с гвоздями или белой пластиковой бутылки. Внизу нет ничего, подумала Элам, — только инопланетный криль, заросли водорослей и гонимая ветром пена.

Она задумалась о барьерах, разделяющих жизнь земную и жизнь Исис, а потом о долгом карантине между Землёй и Койперовской Республикой, о тех чёрных днях, когда из-за заразных болезней Земля потеряла огромную долю населения, и Республика обрела подлинную независимость, чуть ли не сама собой. Республика — альянс наиболее удалённых объектов, на которых когда-либо селились люди: объекты пояса Койпера, астероиды, шахты облака Оорта, марсианские фермы по производству воздуха. Небесных тел с самыми жёсткими условиями. Водород-кислородная экономика внешней системы была отрезана от самодовольной, богатой водой Земли; человечество разделилось, словно партеногенетическая клетка. Но разделение никогда не было абсолютным; жизнь соприкасается с жизнью. Рабочий Трест вернул потрёпанную Землю в космос, но не смог залечить старые гражданские и политические раны. Земля скатилась в систему бюрократической аристократии, а Койперовская Республика превратилась для материнской планеты в неуправляемых детей, воплощающих в ледяных цитаделях языческие или пуританские утопии. Там никто не кромсает себе яйца в качестве жеста верности феодалу, прости господи.

И — да, жизнь соприкасается с жизнью.

Взять, к примеру, Тэма Хайса. Самый настоящий сирота с Койпера, изгнанный доктринёрским кланом Ред-Торн за то, что подписался работать в проекте Рабочего Треста. Но этот контракт с Трестом был для него единственным способом добраться до Исис, далёкой, сказочной Исис, сакрального для Республики места. Он променял свою родину на мечту. А Зоя Фишер, такое послушное дитя из пробирки, какое только может получиться на Земле? Для неё, химически кастрированной женщины, даже сны под запретом. Но Исис каким-то образом свела их вместе. Это было очевидно для всех, кроме них самих... Уж Элам-то точно это видела. Стоит им оказаться в одном помещении, как Зоя начинала кружить вокруг него, словно планета; он же следил за ней, как антенна дистанционно управляемого робота.

Элам не слишком одобряла связь землян и людей с Койпера: в большинстве случаев такие отношения оказывались недолговечными. Но в этом случае, подумала она, здесь оказалось нечто такое, чего УиП никак не могло предугадать — гаечный ключ, угодивший внутрь жёсткой машины Трестов.

Жизнь, совершающая неожиданное.

Элам это нравилось. Может быть. Но есть кое-что такое, чего Тэм о Зое не знает — и Элам чувствовала, что должна ему это рассказать. Она включила планшет и начала составлять письмо; отослать можно будет потом, после посадки.

Элам писала, пока её не отвлёк вид вулканических островов под правым крылом, с зелёными ободками у краёв древних кальдер. Волны разноцветной пеной разбивались о рифы — не коралловые, а построенные совершенно иным сообществом известковых беспозвоночных. Лучи солнца падали под очень острым углом, в их свете невысокие гребни волн превращались в долины. Она что, вздремнула? Проходя по салону, один из членов экипажа сообщил ей, что до посадки и дезинфекционной обработки остаётся полчаса.

Элам поправила спинку кресла, убрала планшет и снова закрыла глаза, размышляя о Хайсе и Зое, о цепкости жизни, о вселенском стремлении к слиянию, соединению и рассоединению... И заодно раздумывая о хрупкости этой жизни, о море, о крупной рыбёшке, поедающей мелкую, и о длинной руке Земли.