Тетрадь 64

— Такая наша мущинская доля, браток. Бабы франтят, а мы расплачиваемся.

— Много ты платишь! — рассмеялась женщина, принимая у Эркина деньги. — Молчал бы уж. Кабы я не вязала, ты бы...

— Много бы ты навязала, кабы я с овцами всё лето не уродовался, — улыбнулся мужчина.

— Уродовался он! Вот за язык твой длинный тебя изуродуют, это вот да.

Спрятав куда-то под куртку деньги, женщина поправила на мужчине шапку, плотнее надвигая на уши.

Когда они отошли, Эркин тихо сказал:

— Женя, тебе платок нужен. Тёплый.

Он уже хорошо рассмотрел, как отличаются платки женщин от тонкой белой шали Жени. Да, купил бы он тогда в Бифпите такую же, как Андрей, как её, ангору, не пришлось бы сейчас деньги тратить, а он, дурак, пофорсить захотел.

— Да, надо, — озабоченно кивнула Женя. — И тебе шапку надо, в этой холодно. И Алисе.

— Алисе, да, — согласился Эркин. — А мне лучше ушанку.

Взрослых мужчин в вязаных шапках он не видел и оказаться, не как все, не хотел. Женя поглядела на его сосредоточенное лицо и вздохнула.

— Здесь нет ушанок.

— Значит, на другом рынке куплю, — очень спокойно сказал Эркин.

Женя, зная, что скрывается за его спокойствием, кивнула. Да и в самом деле, ушанка ему удобнее, все мужчины в таких, меховых или форменных армейских. А пока они купили Алисе вязаную тёплую шапочку с длинными ушами, которые можно вокруг шеи завязать как шарфик, А Жене платок, белый, даже чуть кремовый, с зубчатой каймой по краям и достаточно плотный. И пошли к выходу. А то ещё — не дай бог — на поезд опоздают.

Эркин, заметив, что ботики Алисы залеплены снегом, взял её на руки. Женя шла рядом, положив на его локоть ладонь в ярко-красной с птичками варежке, и внимательно разглядывала встречных. Да, в вязаных шапочках — с гребешком на темени или круглых, плотно охватывающих голову — только мальчишки и... молодые парни. У девушек ещё помпончики или кисточки. А мужчины в ушанках.

Они вышли на платформу и... оказались на новом рынке. Но здесь торговали съестным. Пассажиры из их поезда быстро раскупали горячую картошку в мундире, солёные огурцы и капусту, молоко, сваренные вкрутую яйца, пирожки, сало, вяленую рыбу... Глаза разбегались, а времени уже не было.

— Эгей! — окликнул их Владимир. — Давайте быстро, я на всех взял. Две минуты осталось!

Но они успели войти в вагон, пройти в свой отсек, Женя даже снять с Алисы пальто и шапочку, когда поезд дёрнуло, шатнуло и, наконец, перрон под окном поплыл назад. На столике солдатский котелок с ещё горячей картошкой и миска с огурцами. Снова началась суматоха. Женя с Олей наводили на столе уже обеденный порядок. Алису водили в уборную мыть руки. Бегали к проводнику за чаем. И, всё уладив, сели обедать. Эркин опять у окна, Алиса у него на коленях, Женя рядом, Владимир и Оля — напротив. Ели картошку с тушёнкой и огурцами, хлеб с салом, пили горячий сладкий чай. И разговор шёл общий, перескакивающий с одного на другое, шумный и весёлый. Как и по всему вагону.

Наевшись, Алиса задремала, привалившись к плечу Эркина. И её уложили на верхнюю полку, благо Эркин не убирал постель. А немного погодя легла и Женя. Забралась к себе Оля.

— Ну что, браток, — Владимир показал глазами на верхнюю полку, — пойдём покурим?

— Пойдём, — согласился Эркин.

Они прошли в холодный продуваемый тамбур.

— Смотрю, — Владимир, ловко приладившись между костылями, скручивал самокрутку, — ты не любитель курева.

Эркин кивнул и улыбнулся.

— В хорошей компании отчего же и нет?

— И с выпивкой так же?

— Ну да, — Эркин, улыбаясь, кивнул ещё раз. — А так... мне незачем. И брат не пил.

И как всегда упоминание об Андрее отозвалось болью. Эркин глубоко затянулся и, и сдерживая себя, так сжал сигарету, что она погасла. Резким движением он выбросил окурок в щель под наружной дверью.

— Ничего, браток, — Владимир смотрел на него внимательно с понимающей улыбкой. — Ничего, всё обойдётся.

— Обойдётся? — переспросил Эркин.

— А как же. Жизнь не останавливается. Тебе жить, детей своих растить... и брата помнить.

Эркин кивнул и сосем тихо, еле слышно за грохотом колёс, сказал:

— Простить себе не могу. Лучше бы меня...

Владимир покачал головой.

— Не казни себя. Это война, браток, на войне любая пуля... либо ты кого собой закроешь, либо тебя закроют. Тебя бы убило, он бы так же говорил?

— Да, — сразу ответил Эркин. — Конечно, так.

— Ну вот.

Владимир докурил сигарету, и они пошли обратно. Но до своего отсек Эркин добрался один. Владимира окликнули из большой компании, плотно набившейся в дин из отсеков. Эркин вместе с Владимиром подсел, вежливо глотнул за Победу из предложенной кружки, заел салом и незаметно ушёл.

В их отсеке стояла сонная тишина. Он осторожно, чтобы не разбудить взглядом, посмотрел, как спят Женя и Алиса, и лёг на нижнюю койку, не разворачивая тюфяка. Ну, вот и всё. Белый свет за окном, стук колёс под полом. Вот и всё... Напряжение, державшее его с того момента, когда он взял в руки жёлтую карточку визы и маршрутный лист, отпускало, уходило вглубь, сменяясь уже другим. Он уже не сомневался, что они благополучно доберутся до Загорья, но какое им там дадут жильё? И работу. Да, была бы работа. В крайнем случае... опять мужская подёнка. Он видел у домов поленницы, так что напилить и наколоть дров, починить сарай, просто грузчиком... он возьмётся за любую работу. Даже, если надо, имение вспомнит. Город-то он город, но под городом должны быть какие-то имения. Надо будет, пойдёт скотником, конюхом, просто батраком. Работы он не боится, силы хватит. Правда, зимой батраки не нужны, на это только весной нанимают, но до весны он продержится. Обещали ссуды. Безвозвратная, беспроцентная... хорошо, конечно, но... нет, всё это так, одни разговоры, Грег говорил: "Сотрясение воздуха". Жильё, жильё и работа — вот что важно.

Наверху завозилась, забарахталась Алиса. Эркин встал и помог ей слезть. И улыбнулся Жене.

— Я отведу.

Алиса, посапывая, натянула прямо на чулки ботики. Эркин, подражая виденному не раз у Жени, одёрнул на ней платье, взял за руку, и они пошли в уборную. Алиса шла рядом с ним, крепко держась за его руку, но не от страха. Она ничего не боялась и шала гордо, высоко подняв голову и победно поглядывая по сторонам.

— Ух ты! — восхитился вихрастый парень в неподпоясанной гимнастёрке с двумя рядами орденов, когда Алиса строго посмотрела на него за то, что он не сразу уступил им дорогу. — Ну, генерал!

— А то! — засмеялись в ближайшем отсеке. — У этой муж по струнке ходить будет!

— Не по струнке, а по полу, — поправила их Алиса.

Хохот грохнул с новой силой. Улыбнулся и Эркин, проводя Алису за руку в дверь уборной, потом захлопнул за ней дверь и остался снаружи, предупредив:

— Замок не трогай.

— Ага, — кивнула Алиса. — А ты не уйдёшь?

— Нет. Я здесь подожду.

Возилась Алиса долго и вышла с мокрыми руками и мордашкой. Эркин безнадёжно пошарил по карманам в поисках чего-нибудь подходящего и повёл Алису обратно, беззвучно ругая себя за то, что не сообразил захватить полотенце.

— Смирно! — встретил их тот же отсек. — Равняйсь! Генерал идёт!

Алиса строго посмотрела на хохочущих мужчин, но не выдержала и тоже засмеялась. Так, под общий смех, они и вернулись к себе.

— Мама пусть спит, — заявила Алиса, когда Эркин вытер ей лицо и руки. — А я в окно смотреть буду.

Эркин помог ей сесть поудобнее и сам сел рядом.

— Боевая она у тебя, — улыбнулся лежащий на своей полке Владимир. Он вернулся в отсек, пока Эркин ждал Алису возле уборной.

Эркин кивнул с удивившей его самого самодовольной улыбкой. Он сидел рядом с Алисой, прислонившись спиной и затылком к стене и вытянув ноги. Неумолчно стучали под полом колёса, смеялись и пели весёлые компании. За окном стремительно летела назад белая ровная земля. И Владимир кивнул в ответ на невысказанный вопрос Эркина.

— Да, здесь войны, считай, уже не было. Отсюда их в первый год ещё выбили, не дали зацепиться.

— Да, — Эркин вгляделся внимательнее. — Воронки есть, а окопов не видно.

— И по лесу видно. Заметил, до самого Олсуфьева и за ним немного, но тоже леса возле дороги не было.

— Д-да, — чуть удивлённо согласился Эркин. — А почему?

— Вырубили. Партизан опасались, и вот вдоль дорог, что железки, что шоссеек на сто метров лес вырубали. Чтоб никто незаметно не подобрался.

Эркин уже по-новому глядел на бегущую за окном равнину. О партизанах он слышал.

— А... здесь? Тоже?

— Нет, сюда они не дошли, — сказал с верхней полки Оля. Она лежала ничком, обхватив руками подушку и глядя в окно. — Попыхтели, сволочи, и откатились. Но бомбили много, — и после недолгого молчания всё-таки спросила: — Слушай, где же ты был, что ничего этого не знаешь?

— Я рабом был, — спокойно ответил Эркин по-английски.

Сразу оторвалась от окна и обернулась к нему Алиса, по-детски округлила рот Оля, вскинул глаза Владимир. Эркин смущённо улыбнулся.

— Я не знаю, как это по-русски сказать.

— И не надо, — кивнул Владимир и улыбнулся Алисе. — Ну что, синеглазка, насмотрелась?

Алиса молча подвинулась ближе к Эркину и залезла к нему на колени. Он улыбнулся ей.

— Устала?

— Не-а, — шёпотом ответила Алиса и спросила: — А ты чего по-английски? Мы назад едем, да? Я не хочу.

— Я тоже, — ответил Эркин и пересел вместе с ней вплотную к окну. — Давай смотреть вместе.

— Ага, — согласилась Алиса, строго посмотрела на Олю и уставилась в окно.

Женя, не открывая глаз, перевела дыхание. Слава богу, обошлось. Эркин молодец, отвлёк Алиску. Психолог так и советовала. Не запрещать, а отвлекать, переключать внимание. Может, со временем всё и забудется. В лагере Алиса не боялась английского, болтала напропалую, только перемешивала, ну, как все. Нет, когда осядем на место, надо будет опять ввести "английские" и "русские" дни. И обязательно, ну, хоть полчаса в день читать ей вслух. И начать её учить. И Эркина, конечно, он так сильно переживает, что неграмотный. И сразу по-русски. Русский ему важнее. Конечно, так и надо. И хорошо, что она все книги с собою взяла. А русские уже на месте купит. Женя улыбнулась. Да, конечно, и как бы ни было трудно, подработку она искать не будет. Конечно, будет работать, но надо и домом заниматься. И Алиской. А то беспризорницей растёт. При живых-то родителях.

Совсем незаметно что-то менялось за окном. Эркин вдруг увидел, как посинела белая даль, и не сразу понял, что это сумерки. Уже вечер?

— Митьково, — сказал проводник, проходя мимо их отсека. — Стоим десять минут.

Алиса отвернулась от окна.

— Эрик, мы пойдём гулять?

— Нет, — сразу ответила сверху Женя.

— Мам! — ахнула Алиса. — Ты не спишь?

— Нет, — улыбнулась Женя. — Уже не сплю.

Она села, и Эркин одним ловким гибким движением снял Алису с колен, вывернулся из-за стола, встал и помог Жене спуститься. Поезд как раз остановился, и их прижало друг к другу. Всего на мгновение, но Эркина обдало горячей, будто он залпом полную кружку водки выпил, обжигающей губы и горло волной. Он сглотнул и, с трудом шевеля онемевшими губами, сказал:

— Пойду чаю принесу.

— Чая на остановках нет, — сказала с верхней полки Оля.

Но Эркин уже вышел. Он быстро прошёл, почти пробежал по вагону, рванул дверь тамбура и, едва не столкнувшись с проводником, спрыгнул на перрон.

Синее небо, голубоватый снег, жёлтые пятна фонарей. Эркин глубоко вдохнул холодный, защекотавший горло воздух. Холода он не то что не ощущал, а не замечал. Не до того. На мгновение его тело ощутило тело Жени, её мягкую теплоту. Он не мог ошибиться. Женя... он не противен Жене, она... нет, рано ещё... нельзя об этом... пока нельзя.

Эркин шагнул к какой-то нелепой железной коробке в половину его роста, торчавшей зачем-то на платформе, сгрёб снежную шапку с её верхушки и протёр снегом лицо.

— Эй, — окликнул его проводник, — не пойму, остаться здесь решил?

— Иду!

Эркин одним прыжком вернулся в вагон и весело спросил у проводника.

— Чай есть?

Проводник улыбнулся, встопорщив усы.

— Неси кружки.

— Ага! — радостно кивнул Эркин.

Вагон качало, или это у него ноги заплетались от радости, но возвращался Эркин, хватаясь за стойки. Женя, увидев его мокрое лицо, ахнула:

— Ты выходил?! Эркин, ты с ума сошёл, ты же простудишься! Тебе сейчас надо горячего!

— Ага, — согласился сразу со всем Эркин, сгребая со стола кружки. — Я за чаем.

— Всем чаю, — кивнула Женя. — Донесёшь?

— No problem! — по-прежнему весело ответил Эркин, выходя из отсека.

— Я помогу! — сорвалась с места Алиса.

И вылетела в проход так быстро, что Женя не успела её перехватить.

— Ты лучше не мешай! — крикнула ей вслед Женя.

Владимир рассмеялся и сел.

— Ох, огонь-девка! — и подмигнул Жене. — Ещё наплачешься, как кавалеров гонять придётся.

— До этого ещё дожить надо, — рассмеялась Женя. — Тогда и посмотрим.

Под взрывы хохота, отмечавшие их путь, вернулись Алиса и Эркин. Эркин нёс, ловко ухватив за ручки, пять дымящихся кружек, а Алиса важно шла впереди, расчищая ему дорогу возгласами:

— Осторожно! Дайте пройти! Горячее несём!

Эркин старался не смеяться, чтобы ненароком не расплескать действительно горячий чай, но Женя и Владимир хохотали от души.

— Ну вот, — гордо сказала Алиса, когда Эркин поставил кружки на столик. — И ничего я не помешала, а даже помогла.

Отсмеявшись, Эркин сел в угол, и Алиса заняла своё законное место на его коленях.

Сверху спустилась Оля, но не успели все сесть за стол, как в их отсек заглянул тот самый парень, что первым назвал Алису генералом. В руках у него был большой кулёк из газеты.

— Генералу чай сладкий положен, — весело заявил он. — Держи.

Положил кулёк на стол и ушёл. Женя растерялась, а Владимир только улыбнулся.

— Ну-ка, посмотрим, чем они генерала чествуют, — и уверенно развернул кулёк.

На столик посыпались конфеты, пряники и плитка шоколада. Алиса радостно взвизгнула, но Женя нахмурилась. Насупился и Эркин.

— Когда с добром, на добро и идёт, — пресёк непрозвучавшие возражения Владимир и подмигнул Алисе. — Давай, хозяйка, распоряжайся.

Сосредоточенно хмуря белые брови, Алиса стала делить конфеты и пряники. Конфеты, хоть и разные, но разделились поровну. Пряники Эркин разрезал ножом, и тоже на всех хватило. А шоколад... Алиса горестно вздохнула, бережно держа большую без обёртки плитку, покосилась на Женю, на Эркина, вздохнула ещё раз.

— Разрежь и её, Эрик.

Эркин разделил ножом толстую плитку на пять равных частей, и Алиса раздала шоколад, конфеты и пряники. Всем поровну и себе последней. И стали пить чай. К удивлению Алисы, шоколад оказался несладким.

— Это лётчицкий, — объяснила Оля. — Лётчикам в пайке дают. Он сытный.

За окном было уже совсем темно, в вагоне горел яркий свет и опять... пели, смеялись, плакали, ругались...

— Уф, хорошо как, — Оля допила свою кружку и положила её боком на стол. — Давайте, что ли, и мы споём.