Пустая клетка

В саду он встретил и Злата с его спутником.

— А я уже подумал, что достопочтенный Хрисанф приедет ко мне затемно и мы поужинаем вместе. Теперь вам придётся делить трапезу вдвоём.

Эн-Номан хлопнул в ладоши. На расстеленной скатерти появилось блюдо с мясом и лепёшки. Рядом поставили поднос с сушёными финиками и курагой.

— Мой юный друг тоже мусульманин, так что угощаться буду я один, — улыбнулся наиб.

Шейх строго поджал губы.

— Вера проявляется не в показном благочестии. Вера проявляется в делах. Похвально, юноша, что ты строго соблюдаешь пост. Твоему молодому телу это только на пользу — говорю это, как старый лекарь. Но, ты исполняешь трудную службу. Сейчас ты со своим наставником идёшь по следу страшных убийц, поправших законы. От вас зависит, восторжествует справедливость здесь на земле или мы опять отложим всё до встречи с Всевышним. Вот только что скажут ему судьи земные? Которые должны были защитить слабых в этой юдоли? Ешь, юноша. Ибо, если в решающий час у тебя не хватит сил, мне придётся давать отчёт вместе с тобой, так как я не покормил тебя, как следует. Или ты хочешь вступить в богословский диспут со старым эн-Номаном?

Старик засмеялся.

— Вас в медресе, видно, совсем не учат диалектике. Жаль, что твой наставник торопится и не даст мне долго беседовать с тобой. (Поднятой рукой остановил открывшего рот Злата). Не буду толочь воду в ступе. Мне доложили, что ты и так был занят всю ночь. Совать нос в расследование убийств я не стану — меня интересует эта история со свиной ногой. О ней толкует весь Сарай.

Злат только развёл руками.

— Для составление отчёта по этому делу почтенным Бадр-ад Дин и приставил ко мне этого учёного юношу. Свидетелей мы уже опросили. Некий Санчо, служивший дому Гизольфи ночью приставал к женщинам...

— А потом был найден мёртвым... — не дал ему продолжить шейх. — Думаю, твой помощник всё это подробно отразил в письменном отчёте. Я хочу знать твоё мнение по этому поводу. Ты опытный матёрый лис, Злат, ты позволишь называть себя так, как тебя зовут все? Хотя Хрисанф звучит торжественней. Поведай старому шейху все свои сомнения. Может и тебе, как и мне, всё это кажется слишком странным?

— Что тут рассказывать? Я не люблю совпадений. Когда, человек случайно оказывается там, где его убили или, где убили кого-то.

— Ты думаешь, что вся эта история со свиной ногой случайность? Представь, что этого твоего Санчо не убили. Что бы сейчас творилось? Все мусульмане Сарая сейчас бы гудели и требовали наказания человека, оскорбившего чувства верующих. Кроме них, вскипела бы кровь у поборников Великой Ясы, которые бы встали на защиту завета Чингизхана, казнить святотатца. Это дело относится к тем, по которым преступника не решится помиловать даже сам хан. Неужели франк этого не знал? Что его сможет спасти только чудо? Или может красавица из-за которой он решился на такое безумство так восхитительна?

— Когда выпьешь любая женщина может показаться красивой. Но, по правде сказать, мне столько не выпить.

В глазах старика мелькнули весёлые искорки.

— Ты, юноша не принимай слова наставника за доказательство пользы вина. Лучше я дам тебе почитать об этом трактат великого Хайяма "Слово о пользе вина". Но, вернёмся к нашим загадкам. Преступление совершено, преступник пойман и казнён. Всё кончено. А если преступник исчез? Все те, кто возмущён, понимают, что без чьей-то помощи унести ноги чужеземцу из Сарая не так-то просто. А кто ему помог? Кто сокрыл святотатца и не дал совершится правосудию? Если бы этот Санчо исчез, то сейчас бы даже утопленник не позавидовал генуэзцам.

— Понимаю, к чему ты клонишь. Кто то мог подложить генуэзцам изрядную свинью, устроив этот скандал, а потом спрятав исполнителя.

— Причём, спрятав очень надёжно. Там, откуда нет возврата. Но, помешали пьяные водовозы и стража.

— Очень похоже на правду. Он ведь даже не служил дому Гизольфи, а был курьером их компаньонов-уртакчи. Эти компаньоны прислали с ним огромную сумму в золоте. Больше 300 сумов. Они тоже пропали.

— В прошлом году к нашему справедливому султану приехали послы из Венеции. Ты, может не слышал про это, потому что было это летом на берегу Кубани. Просили дозволения торговать в улусе Джучи. Чтобы разрешили им поселиться в Тане, построить там свои склады, конторы, посадить консула. Только нужны им не наши меха или буртасские рабы. Им нужен путь на Восток. Хвала Всевышнему, дороги теперь безопасны и караваны ходят без всяких препятствий и в Китай, и в Хорезм. Венеция давно грызётся за торговые пути с генуэзцами на всех морях. Теперь вот схлестнулись в нашем улусе. Благо. здесь не нужно воевать, достаточно лишь получить разрешение султана. Дело хорошее. Больше караванов, больше товаров, больше налогов в казну. Тем более, что дело они хотят поставить на широкую ногу. Проложить новый путь. Сейчас караваны идут от Таны к Сараю, а отсюда к Сарайчику. Это вдоль Кавказских гор, где всегда неспокойно. Да и дорога плохая. Венецианцы хотят плыть из Таны по Дону до Бельджамена, а оттуда уже степью на Сарайчик. Быстрее, удобнее, дешевле и безопасней. Ты слышал, что уже на левом берегу чуть ниже Бельджамена в этом году стали строить караван-сараи? Туда уже посланы и даруги, и караулы, устраивают почту.

— Думаешь, это венецианцы решили подставить под удар генуэзцев всей этой историей?

— Может быть. Уж если они сшибаются на море десятками кораблей, почему бы не пустить в ход и козни? Так было, так будет. Ты, наверное, уже думаешь, а что за забота во всей этой крысиной возне старому эн-Номану? Зачем я отрываю от дел занятых людей и рассказываю им истории про купцов и караваны? Ты ведь уже заметил, наверное, что я упорно называю нашего хана султаном? Султан — защитник веры. Много лет назад, когда он был ещё захудалым царевичем, который после смерти отца прятался подальше от людских глаз, я сказал ему. "Идут новые времена. Всё большую силу приобретают деньги, а деньги обретаются в городах. В городах ремёсла, науки, торговля. А города живут по законам ислама. Стань защитником их веры и они сделают тебя властителем". Так, в конечном итоге и вышло. Посмотри как расцвёл улус за последние годы. Всё благодаря тому, что Узбек покровительствует нашей вере. Почему купцы Ирана, Хорезма, Маверннахра, Шемахи так уверенно себя чувствуют здесь? Потому что мы часть мира ислама. А это не только вера. Это система права, делопроизводства, язык. Знающий арабский язык будет понят хоть в Индии. А поезжай в Крым. Там живут генуэзцы. Сначала это была только фактория на берегу моря. Теперь уже всё побережье пляшет под их дудку. И чем дальше, тем больше. Весь берег моря по ту сторону Кавказа покрыт их факториями, которые вообще никому не подчиняются. Ни нам, ни персидским ильханам. Они уже торгуют по всему Кавказу, а это значит, что горские князья скоро будут служить им. Я хорошо знаю, что там творится. С каждым кораблём прибывают христианские проповедники. Многие зикхские и черкесские князья уже приняли их веру. Эти посланцы много лет толкались у трона ильханов в Персии, склоняли их в свою веру, подсовывали христианских принцесс. Сулили златые горы. Военную помощь против египетских султанов, процветание. Армянский царь поддался. Сам признал подданство папы и стал принуждать подданных. Ты сам православный христианин и знаешь, как многие годы франки уговаривали ханов подчинить им русскую церковь. Я уже стар и не доживу, а ты скоро увидишь — если дело венецианцев выгорит, то там, где сегодня строят караван-сарай, очень скоро вырастет огромный город. Больше чем этот. И кто будет в нём хозяйничать одному Аллаху известно. Кто знает, не появятся ли тогда при наших ханах иные советники, которые скажут ему — сила, деньги и власть у папы. А он посмотрит вокруг и послушает. Сейчас нас всех защищает Яса Чигизхана. Но, посмотри вокруг. Эмиры и нукеры, белая и чёрная кость — они всё больше и больше попадают под власть денег. А что говорится про деньги в Ясе? Она создавалась не для городов.

— Ты бы очень не хотел, чтобы франки закрепились на нашей земле.

— Я бы не хотел, чтобы они здесь стали хозяевами. Вот поэтому я хочу, чтобы ты добрался до самых корней этой истории. Убийц пусть карают судьи. Я хочу знать запевал и заказчиков. Пока ещё жив и хан меня слушает — предупредить хана. Много лет назад, я вот также предупредил Тохту и он меня послушался.

— В чём?

— Он решил поехать на Русь. Там тогда местные князья перегрызлись и некоторые из них стали глядеть на Запад. Я ему сказал — поспеши.

— Он не доехал.

Под сенью старых груш повисла пауза. Старик задумался.

— Ты ведь тоже был тогда на корабле.

— Я был писцом. Битакчи.

— Жалко меня не взяли. Сказали, ты же не знаешь ни русского языка, ни обычаев. А лекарь есть и у митрополита. Кто знает, может как раз у меня и нашлось бы противоядие.

— Одного не пойму, как его могли отравить? После того, как убили Намуна, он велел поесть со своего блюда шестерым — и ни у одного ни малейшего недомогания.

— Тёмное дело. Тогда ведь было не до расследования. Все делили власть.

Эн-Номан поманил стоявшего сзади человека и зашептал ему на ухо. Через минуту тот вернулся с матерчатой сумкой.

— Это тебе, юноша. Там сушёный изюм, который очень помогает работе мысли. Не забудь угостить своего наставника. (Он улыбнулся). А ещё обещанный трактат Омара Хайяма о пользе вина. Почитай на досуге. Можешь переписать. Потом принесёшь. Не забывай старого эн-Номана.

Шейх проводил гостей до калитки, оказав им высшее почтение. Ведь даже с султаном Узбеком он расставался сидя. Он подождал, когда гости заберутся в повозку и вдруг сказал:

— Я долго искал разгадку смерти Тохты и наконец нашёл яд, который проявляется через много часов. Его привозят из северных лесов.

И зашептал молитву.

14. Имя на полях

Солнце уже палило вовсю, перевалив за полдень, когда они снова выехали на площадь. Зной разогнал по переулкам редких прохожих и золотой полумесяц над крышей ханского дворца расплывался в голубом мареве. Прямо над ним кружили голуби.

— Давно я так не объедался, как у этого постника в разгар поста, — шутливо пыхтел Злат, — Теперь впору не делом заниматься, а всхрапнуть где-нибудь в тенёчке.

По пути он остановился купить у уличного торговца целый кувшин прохладного айрана и увидел высокую фигуру Хайме, замершего в переулке. Франк явно не хотел мозолить глаза, дожидаясь их на площади перед дворцом.

— Я остановился на постоялом дворе, — сказал, он, забравшись в повозку, — Не буду пока заходить в миссию. Потолкаюсь среди приезжих, узнаю новости.

— Я тоже думаю сходить на главный базар. Поговорить с караван-баши последнего каравана. Только прежде мы с тобой займёмся сундуком покойного Санчо. Знаешь, куда мы сейчас ездили? К самому шейху эн-Номану. Вот куда долетел запах свиной ноги. Так он считает, что всё это было подстроено кем-то для того, чтобы разделаться с соперниками по торговле. В прошлом году венецианцы получили от хана ярлык на право иметь факторию в Тане и водить караваны через улус. Хотят проложить новый путь выше по реке у Бельджамена. А мой знакомый меняла даёт руку на отсечение, что золотые динары не могли попасть сюда иначе, как напрямую от каталонцев.

— Золото может пройти через любые руки. Но вот хамон из иберийской свиньи мог приплыть только из Арагона. Да и Санчо ведь был из Монпелье. Это владения короля Майорки.

— Посмотрим, что расскажет нам о нём его сундук.

В каморке было прохладно и темновато. Раскрыли пошире дверь, придвинули сундук к свету. Обычный дорожный сундук. С обитыми железом углами и парой ручек по бокам.

— Даже замок не навесил, — заметил Хайме.

— Зачем? — откликнулся наиб, — Стоял в чулане в запертой комнате. Ни слуги, ни жены. От кого запирать?

Едва откинули крышку каморка наполнилась резким цветочным запахом.

— Лаванда, — печально улыбнулся Хайме, — Он, видно все обильно поливал лавандовой водой. В наших краях ей предохраняются от моли.

Илгизар навострил уши. Так Хайме тоже каталонец!

Судя по всему львиная доля лавандовой воды досталась лисьей шубе, крытой сукном. Она занимала почти пол-сундука.

— Сукнецо средненькое, — оценил Злат, — Хоть и заморское, но грубоватое. Даже крашено так себе. Да и на мех взял лису. Явно шил уже в наших краях, не на выход, а чтобы задницу не отморозить. Даже пуговиц для красоты не нашил.

— Небогатая шубейка, — согласился Хайме.

Лежавший рядом суконный кафтан был тоже не из богатых. Сукно недорогое, ни шитья, ни пуговиц. Несколько простых льняных рубашек, зимние сапоги на волчьем меху вообще явно кипчакские с местного базара.

— Зимняя одежда. Видать всё летнее на себе таскал, — Злат поскрёб в затылке, — Летнее то было куда богаче. Сапоги из сафьяна, рубашка батистовая с кружевом, камзол с шитьём. Опять же пояс шёлковый.

Он с сомнением повертел в руках дешёвый кожаный ремень, которым покойный подпоясывал шубу и осенний кафтан. Потом взял из ниши в стене холщовый свёрток.

— Про плащ вообще отдельный разговор. Взгляни. Я его решил оставить, как очень дорогую вещь.

Хайме развернул плащ.

— Королевская вещь! Такую графу впору носить, а не приказчику, который не может себе пуговицы, шитые бисером нашить. Золотое шитьё, пупурная кайма. Тончайшее сукно, крашеное индиго. (Он принюхался). Даже сейчас пахнет мускусом. Человек явно, перед выходом обильно надушился.

Дно сундука тоже закрывал свёрнутый плащ. Серый, суконный. Зимний — подбит сурчиным мехом.

— Самое дорогое, как и положено, на дне, — сказал Хайме. — Это астролябия, это компас.

Он вертел в руках медный цилиндр.

— Такие вещи делают на Майорке. Нужно особое искусство, чтобы насадить магнитную иглу так, чтобы она двигалась совершенно свободно и нигде не тёрлась. Иначе стрелка будет показывать неправильно. Совсем чуть-чуть в сторону, но в открытом море, где не видно берегов, это обернётся многими лигами. Астролябия тоже самой тонкой работы. В таких вещах главная ценность — в точности.

— Бонифаций говорил, что он моряк.

— Не похоже. Моряки ценят всё крепкое, непромокаемое. Из его одежды мало что сгодилось бы моряку. Давай посмотрим теперь эту книгу.

Толстый фолиант в обложке покрытой мягкой телячьей кожей был последней вещью в сундуке. Хайме закрыл его и уселся на крышку.

— Кажется, нам повезло — это конволют. Такая штука может много рассказать о хозяине. (Повернулся, почему-то к Илгизару). Конволют — это несколько тетрадей, переплетённых в один том. Бумаги копятся у человека многие годы. То он переписал в тетрадь понравившиеся стихи, то скопировал учёный трактат, то записал лекцию профессора. Человек может записать свою родословную, список рецептов, названия населённых пунктов, сказку, песню, инструкцию. Однажды он переплетает всё это в отдельный том под кожаной обложкой для лучшей сохранности. Вот сейчас мы и посмотрим, что записывал для себя этот Санчо.

Наиб не проявил ни малейшего интереса к этой процедуре, предоставив другу самому разбирать чужеземную грамоту. Откинувшись на скамье он стал не спеша отхлёбывать айран. Зато Илгизар, как заворожённый смотрел через плечо Хайме на непонятные строки.