Жестяная корона

— Сир Иллиан, заходите, — глаза мальчика лихорадочно блестели. — Вы не поверите, я читал о пожаловании королем Обертаном наделов близ земель островитян после подавления мятежа и встретил вашу фамилию. Невероятно, правда? Минуту, я зачитаю, — мальчик принялся листать книгу и, остановившись на нужной странице, другой интонацией, видимо, подражая королю Обертану, принялся читать, — "Сиру Аллиету Лейтли, моему верному другу и храброму воину, дарую земли, принадлежавшие лорду Ингегорту Уойдену, погибшему в результате коварного и подлого мятежа недостойных островитян, укусивших руку, кормившую их все эти годы. Сир Аллиет Лейтли обязуется восстановить сгоревший замок у побережья, и ему надлежит собрание податей со всех островов западнее и севернее его земель".

— Аллиет восстановил замок и вокруг него возник новый город, который окрестили Лейтлипорт, — грустно заметил Иллиан. — Но я хотел поговорить о другом милорд, позвольте отлучиться в равнину, чтобы справиться о здоровье иноземца. Возможно, Айвин уже может явиться к вам.

— Да, да, конечно, сир Иллиан, как вам угодно, — махнул рукой Эдвар. — Если с ним все в порядке, я приму его после ужина.

Лейтли поклонился, но маленький лорд уже не видел этого, он склонился над книгой и принялся шевелить губами, выгрызая из пыльного фолианта знания. Кем бы мог стать этот мальчик, не будь сыном Гранквиста и племянником старика Эдмона — монахом-переписчиком, астрологом, учителем для господ или хранителем королевской библиотеки? Так или иначе, жизнь мальчика в любом случае была бы связана с книгами.

Иллиан быстро прошел по замковому двору, кивая головой встречным солдатам, проскочил мимо повозок, стоящих в ожидании проверки у северных ворот, проскользнул мимо высоких домов долины, выросших будто внезапно, после дождя, посреди шатких лачуг и кое-как сколоченных хибар. Весь путь до заветной "обители сына бога" занял вдвое меньше времени, чем обычно. Но, несмотря на всю свою торопливость, оказавшись возле дома, Иллиан застыл, как Тремя Богами сразу пораженный.

Все свободное место перед хижиной было до отказа забито плетеными корзинами и берестовыми коробами, подпиравшими друг друга со всех сторон, стоявших в два ряда, накрененных полупустых и заполненных до отказа, перевязанными тряпьем сверху, чтобы ничего не испортилось, и совсем открытыми — с мелкой рыбой, свежей дичью, вяленым мясом, ощипанными курами, грязными с прилипшей соломой яйцами, черствым, уже заветренным хлебом, ягодами, грибами, травами, яблоками, грушами, сливами. Поколебавшись, рыцарь медленно, чтобы ничего ненароком не задеть, обошел эту груду припасов, часть из которых начала уже портиться, и постучал в дверь. Открыл ее сам Айвин, и на вполне приличном кантийском сказал: "Проходи".

— Спасибо, сир Иллиан. Я хотел бы благодарить, — выдал гигант после того, как дверь за рыцарем закрылась. — Ты спасал нас. Два раза.

— Сир Айвин, простите, не знаю вашей семьи, с благодарностью можно повременить. Сейчас обстоит более серьезный вопрос, относительно вашего с Хелен будущего.

И Иллиан стал излагать чужеземцам все те сведения, которые узнал за последнее время. Айвин понимал не все, зачастую Хелен приходилось ему что-то объяснять на их языке, после чего тот кивал, а порой переспрашивал какое-либо слово на кантийском: "шут", "замок", "служить", "колдун". Особенно великана позабавила история про его божественное происхождение, иноземец смеялся как заведенный. Хелен свою легенду, придуманную жрецом Трех Богов, а может быть и самим Крафтером, приняла спокойно.

Наконец Иллиан добрался до самого предложения гаера, переданное через рыцаря непосредственно иноземцам. Айвин с Хелен долго разговаривали между собой: спокойно, не споря и не ссорясь, словно обсуждали слухи о вечном сезоне дождей в морях Великой Скорби, из-за которого, по словам все того же фламина, посланники других Богов и прибыли.

— Мы согласны говорить лорд, — косноязычно подытожил итог беседы Айвин.

— Хорошо, я сообщу его светлости. Я постараюсь прийти ближе к вечеру сам, — стал откланиваться Иллиан.

Он попрощался с иноземцами и поспешил к маленькому лорду. Лейтли желал поскорее сообщить новость о выздоровлении Айвина его светлости, в надежде, что Эдвар поручит заниматься всеми дальнейшими делами, касающихся чужаков, именно ему. Иллиан с нетерпением смотрел на разморенное солнце, лениво бредущее по совсем не-осеннему голубому небу. Взглянув на такое небо, не задев взглядом верхушки наполовину обсыпавшихся деревьев, можно подумать, что на дворе жаркий и знойный июль, своим горячим полуденным дыханием обжигаяющий зазевавшегося чудака. Рыцарь думал о том времени, когда желтое светило скроется за горизонтом, еще не зная, что долгожданную встречу сира Эдвара Энта и полубога Айвина ему увидеть не суждено.

Прием

События, развернувшиеся после первого выхода Ивана в открытое средневековье и потасовки с местными, психокинетика, мягко говоря, обескураживали. Аборигены, еще недавно явно мечтавшие растащить путешественника из параллельного мира на сувениры, вдруг прониклись глубоким уважением и даже страхом к его скромной персоне. По словам Лены, сам виновник сия торжества лежал все это время в беспамятстве.

Началось все со странного паломничества — люди ходили вокруг дома, перешептывались, пытались заглянуть в единственное окно. Утро следующего дня принесло неожиданные изменения в виде нескольких корзин с едой, число которых росло с каждым часом. "Тебя еще за ту драку не закрыли, а уже передачки понесли", — пошутила Лена.

Психокинетик после истории с молотом целые сутки лежал в полубреду, иногда приходя в сознание. Лена обкладывала его голову холодными мокрыми тряпками, объяснив потом, что не хотела, чтобы у него мозг закипел. Черт ее знает, шутила или говорила всерьез. Но очухавшись и поев, Иван понял, что чувствует себя намного лучше, чем после первого пробуждения в этом диком мире.

Он внимательно слушал стражников, переговаривающихся за дверью, и замечал, что редко, но у тех проскакивают знакомые ему слова. Вроде, даже на английском. Позже, когда Лена обучала его тонкостям местного языка, Иван понял, что их наречие очень напоминает английский и французский из его родного мира. Вообще обучение давалось довольно легко. Иван даже начал сожалеть, что там, дома, никогда не интересовался языками — оказывается, у него такие незаурядные способности. Правда, как объяснила Лена, дело даже не в предрасположенности, все гораздо проще — те, кто испытал на себе воздействие Шлема, в принципе, "более понятливые". Мозг уже начинает работать, используя свои потаенные ресурсы, и любое обучение проходит в разы быстрее, чем до Сеанса.

Сначала эта новость немного расстроила Ивана — получается, никакой он не особенный — но потом он поразмыслил, что их тут таких всего двое, и не стал спешить открещиваться от своей уникальности.

Все это время парочка почти не выходили наружу. Только за едой, расставленной крестьянами в несколько рядов, или к выгребной яме. Они, несмотря на стражу (снятую на второй день), пленниками не были. Но по совету Иллиана, из дома пока лишний раз не высовывались. Вообще этот самый Иллиан Ивану понравился — спокойный, с умными добрыми глазами. Такой прям инженер-конструктор в третьем поколении, если не брать во внимание меч, доспехи, и накинутое сверху пончо — которое, как позже узнал психокинетик, называлось сюрко. После бунта Лейтли, такая была у него фамилия, слушал Ленин рассказ внимательно, не перебивая и ничего не уточняя, и только когда она закончила, тот стал засыпать ее вопросами. Ваня тогда еще ни слова не мог разобрать и, убаюканный тихим диалогом, уснул.

В общем и целом, Иллиан внушал доверие, хотя Иван, честно, не понимал, какую цель преследует рыцарь, но других приятелей или хотя бы хороших знакомых у пришельцев не было. Когда Лейтли пришел к ним в этот раз, психокинетик уже худо-бедно мог сказать несколько слов и, вроде бы, рыцарь его даже понял. А вот сам Иван мало что разобрал из речи Иллиана, и Лене пришлось серьезно попотеть, чтобы пересказать все слово в слово.

Больше всего, конечно, потрясла легенда о его божественности, которую Иллиан и собирался обыграть. Теперь Ивану хотя бы стала понятна вся эта заваруха с нашествием паломников и кучей тухнущих на улице продуктов. Он при жизни стал у местных нечто средним между Лениным и Якубовичем. К его мавзолею не только ходили, но и таскали массу гостинцев, не подозревая, что никакого сектора "Приз" на барабане не будет.

— И что теперь делать? — спросила Лена, переведя ему все сказанное Иллианом. Сам рыцарь терпеливо сидел и смотрел на них.

— Ну к этому феодалу все равно идти придется, — ответил Иван. — Просто так нас отпускать не собираются. А если и отпустят, то дойдем мы до следующей деревни или города, а там что?

— Значит сходить к лорду?

— Ну а что? За просмотр ведь денег не берут.

— По поводу этого места не уверена, могут и взять, — вздохнула Лена. — А может, даже не только деньги.

— У меня в таких делах глаз наметанный, — успокоил ее Иван. — Знаешь, я сколько раз на работу устраивался? Как увижу этого лорда, сразу пойму — ноги надо уносить или можно задержаться.

На том и порешили. Иллиан, получивший положительный ответ, отправился обратно в замок, а иноземцы остались томиться в ожидании вечера. По придуманной Лейтли легенде, они были сводными братом и сестрой с материка за морем Великой Скорби, пригодилась придумка местного жреца. Корабли туда плавали редко. Из-за частой непогоды на воде постоянного сообщения не было. Айвин с легкой подачи стал аристократом, ни дня в своей жизни толком не работавшим (Ваня даже удивился, уж не телепат ли Иллиан), а Хелен прославилась на чужих землях в боях на кинжалах. Всю свою жизнь они путешествовали, наконец решив переплыть море, и тогда оказались в Кантии. Брат с сестрой направлялись к Утесу Грез, чтобы побывать на свадьбе сэра Виллиана Энта и леди Беристеи Тумкот, но увязли в болоте. Дальнейшая их судьба была известна.

Ничего конкретного о судьбе двух людей, никогда не живших в этом мире, вымышленное предание не говорило. Но имелось несколько любопытных подробностей, которые Иван должен был сообщить — на родной земле Айвина путешествовали не на лошадях, а на волах; даже самому низкородному разрешалось иметь до трех жен, если тот сможет достойно их обеспечить; странствие через Море Скорби сопровождалось многочисленными бурями... Иллиана несло — он без конца называл все новые и новые факты, о которых когда-то где-то слышал. Возможно, что-то из всего рассказа действительно было правдой — по словам Лейтли, только единицы добирались до того заветного материка, но их истории так и остались байками. Да и была ли вообще эта большая земля, или ею мог оказаться крошечный островок среди огромного бушующего моря?

Иван только знал, что для лорда и всех к нему приближенных его родная Алеутта существовала. По крайней мере, сегодня ему нужно было это доказать. До самого вечера психокинетик повторял свою новую биографию, словно мантру. Когда солнце уже клонилось к закату и в дверь постучали, в маленькой хижине, гордо подняв голову, стоял сын младшего лорда Тейского, отмеченный богом, сир Айвин. Для аудиенции принесли одежду побогаче, но все равно такую же странную — короткие штаны, ботинки с поднятыми носами. Его "сестра" выглядела лучше. Лена не стала облачаться в женское платье, добродушно подаренное ей леди Барноул. Она уже умудрилась раздобыть через Иллиана высокие сапоги, штаны почти в обтяг и куртку с короткими рукавами, поэтому сейчас напоминала на какую-нибудь охотницу-ролевичку или младшую дочь Робин Гуда, выросшую в Шервудском лесу.

К досадному разочарованию новоиспеченных алеуттанцев за дверью стоял один из стражников с семью своими коллегами, а никак не Иллиан.

— Лорд ожидает вас, ваша милость, — склонил голову боец уж очень подобострастно.

— Ну так пойдем, — шагнул вперед Иван.

Они проследовали по улицам, забитым до отказа, тихо перешептывающимися и показывающими на незнакомца пальцем, людьми. Только тут психокинетик заметил, как далеко, над горизонтом, поднимается несколько серых столбов дыма. Хотя ни один человек не обращал на пожар ни малейшего внимания, не сводя глаз с живого сына Бога, шагающего по их родной грязи.

Процессия миновала высокие крепкие ворота и оказалась совершенно в другой обстановке. Ивану эта местность напоминала старую немецкую деревушку в какой-нибудь провинции Траунштайн: аккуратные в два-три этажа дома, ровная вымощенная дорога, упитанные мужички и не менее упитанные дамы. Они стояли, по всей видимости, каждый у своего жилища, провожая чужаков любопытными взглядами. Солдаты, оказавшись за воротами, расслабились. Иван это даже почувствовал. Видимо, сопровождение было необходимо, чтобы довести их с Ленкой, то есть Хеленкой, до этого места, чтобы толпа не пожелала оставить себе на память частичку сына Бога и его спутницы. А вот пузатых бюргеров солдаты явно не опасались.

Но осмотреть деревню не удалось, кортеж почти сразу взял вправо, к еще одним воротам, за которыми виднелось несколько башен и коренастый невысокий замок. Они прошли по самому настоящему подъемному мосту, мимо самого настоящего рва и оказались в самом настоящем внутреннем дворе. Ивана несколько напрягло множество стрелков на стенах, провожающих их суровыми взглядами, но Лена на это внимания не обратила. Она с любопытством пожирала глазами каждый новый участок земли лорда, по которому их вели.

Внутри замок слегка разочаровал нового сына Горда, о котором бедняга языческий Бог даже не догадывался. Ваня с детства привык к фильмам, в которых могучие короли встречали рыцарей во внушительных высоких залах с такими огроменными витражами, что если их разбить, стекло будет падать на каменный пол целую вечность. Но реальность оказалась гораздо прозаичнее.

Зал, если это был он, оказался не таким уж большим, как в ширину, так и в высоту. Видимо, над ним существовала еще какая-то комната, поскольку снаружи замок был гораздо выше. Немногочисленные узкие окна заколочены деревянными досками, скорее всего, так тут делали в холодное время года. Хотя сквозняки, судя по колыхающимся свечам, тут все равно были не слабые.

Обстановка зала была убогой, вернее почти полностью отсутствовала — два больших кресла (а-ля полустул-полутрон), одно из которых занимала старая женщина с самым обычным лицом — ни красивым, но и не отталкивающим — а во втором сидел подросток с пронзительными зелеными глазами. Вокруг них стояло несколько человек, на которых Ваня внимания почти не обратил, а за людьми висел потрепанный гобелен с летящей птицей, то ли филином, то ли совой — во-первых, психокинетик был не силен в орнитологии, во-вторых, качество изображения было далеко не HD. Довершали интерьер несколько свечных торшеров, расставленных без всякого порядка, но ощутимо добавляющие света этой обители холодного камня.

— Сын лорда Тейского Айвин со своею сестрой Хеленой, — прогремел такой могучий голос, что Иван дернулся.

Обладателем его оказался пожилой мужчина с белым сухим лицом и веселыми озорными глазами. Едва представив незнакомцев, он, пятясь, ушел в темноту, где, по-видимому, существовал еще один выход. Иван, уже наученный Иллианом, сделал несколько шагов вперед, с тем, чтобы поклониться лорду. Единственное, о чем не предупредил рыцарь — как именно этот самый лорд выглядит. С одной стороны, это мог быть мальчишка, только слишком уж молод. С другой — кто знает, как в этом мире относятся к женщинам? Вдруг пожилая тетенька с презрительным взглядом и есть лорд?