— И кто же твоя семья?
— Бабушка, — пауза. — Ксюша, — пауза. — Друзья. Я сам.
— Как мило, — просипела я. — А твоя Ксюша знает об этом? Ты ж герой. Это не геройские слова.
— Это мои слова. И я их держу. Я убью, Саша. Любого, кто навредит мне и моей семье. Любого. Запомни.
После этого он осторожно опустил меня на диван, накинул сверху одеяло и ушел к себе в комнату.
Глава 9.
Оксана.
Эта девочка...Саша. Для нас с Маратом она стала общей тайной. Она объединила нас, соединив сильнее, чем было до этого. Это очень серьезно — осознавать, что несешь за кого-то ответственность. За живого, разумного человека, который от тебя зависит. Тогда я воспринимала Сашу как ребенка, не дочку и не сестру, а что-то между. В нашем случае забота о Саше связала меня с любимым как никогда крепко.
Она была странной девочкой. В чем-то невыносимо взрослой и самостоятельной, иногда до абсурда, а в чем-то ребенком. Она была невежественный. Она не умела себя вести за столом, никакие манеры ей не были привиты. Но когда я говорила с ней, мне казалось, будто Саша мудрее меня и Марата вместе взятых. Она была примитивно-простой, но тем не менее, мудрой. И иногда ее слова пугали этой мудрой простотой. Самые страшные вещи для нее были нормой.
Я много разговаривала с ней, рассказывая интересные истории и университетские байки. Она не знала ничего, поэтому мои истории слушала с удовольствием. Я рассказывала ей о Европе, и она слушала меня, раскрыв рот. Я рассказывала об истории нашей страны, и она слушала, раскрыв рот. Иногда Саша могла сказать:
— Я видела. Передачу показывали по телевизору недавно.
Все, что она знала — то, что показывали по телевизору. Когда папа поехал за границу, я заказала ему видеомагнитофон. Сама купила кассеты, оббегав весь город. Здесь были и документальные, и исторические фильмы. Просто кино, мультфильмы, сказки, которые я смотрела в раннем детстве. На сей раз Саша отреагировала на мой подарок по-другому — не так, как на ракушку. Девочка была счастлива и все вертелась у телевизора, еле дождавшись Марата, чтобы тот подключил магнитофон куда надо.
— Что надо сказать? — спросил Марат у Саши, которая с восторгом уселась прямо на палас и подняла голову вверх. И без того бледное острое личико стало голубоватого оттенка от отбрасываемого телевизором отсвета. — Саша!
Она недовольно повернулась.
— Что надо сказать? — еще раз повторил Марат.
Саша пожевала губу.
— Спасибо.
И хотя сейчас девочка стала спокойнее, я еще не хотела оставаться у Марата. Нам приходилось шифроваться, прятаться по чьим-то квартирам и урывать спокойные минуты. Даже в начале наших отношениях такого не было. Теперь же мы летели, сметая друг друга — яростно, жарко и быстро, и у меня кружилась голова от этой скорости.
Спустя какое-то время выяснилось, что Саша не умеет читать и писать. Для меня это было настолько диким и невероятным, что вначале я не поверила собственной догадке. Быть такого не может — мелькнула у меня мысль. И если бы не случай, на который я чисто случайно обратила внимание, мы могли еще долго не догадываться о Сашином недостатке.
Марат поехал в университет, а я осталась дома с Сашей и решила приготовить блинчики. Девочка сразу прибежала на запах, взобралась с ногами на табуретку и жадно принялась за мной наблюдать. Я не успевала выкладывать горячий кругляш на тарелку, как Саша тут же отправляла его в рот.
— Вкушно, — довольно прошамкал ребенок и с ожиданием на меня уставился.
— Сейчас еще сделаю.
Я не рассчитывала, что все уйдет так быстро, но попрекать никого не стала. Меня мама с детства учила, что чем-чем, а куском хлеба жадничать не надо.
— Саш, достань масло из холодильника, пожалуйста, — вежливо обратилась к девочке. — Оно в белой бумаге.
Марат не покупал масло в магазине. Откуда-то всегда привозил такое — на развес, но хорошее. Только он еще и маргарин покупал в такой же бумаге, а чтобы не путать, сверху все ручкой было подписано.
Саша, нараспашку открыв холодильник, долго рассматривала два куска и затем нерешительно протянула один мне. Маргарин.
— На.
— Другой, — мягко поправила я девочку, пристально наблюдая за ней. Она безразлично пожала плечами и протянула мне масло. — Спасибо, Саша.
Потом она ушла, а я еле дождалась прихода Марата, не находя себе места. Невозможно. Хотя что мы вообще о ней знаем? Как она жила? Где? С кем? Что она делала? Чем занималась? Мы не знаем о ней ничего, но...она же не животное. Она маленькая девочка.
Как только Марат вошел домой, я решительно потянула парня на кухню, забыв о блинчиках, которые хотела приготовить к его приходу. Не до них. Я все ему рассказала, с точностью до деталей. У меня до сих пор это не укладывалось в голове. Читать — это...это естественно, как...как дышать.
Марат тоже не поверил. Первой его реакцией был ироничный смешок и слова "это она наверняка специально". Но потом, подумав о чем-то, он рывком встал и широкими шагами прошел в зал. Я поспешила следом.
Марат стащил с полки первую попавшуюся книгу, которая оказалась романом Диккенса. Какая ирония. На Оливера Саша не тянула. Но тогда я об этом не думала. Тогда я взволнованно наблюдала за тем, как парень приближается к девочке и сует ей под нос увесистый том.
— Читай.
Саша медленно подняла глаза и оторвалась от рассматривания собственных рук.
— Всю?
— Только название, — Марат почти ткнул книгой ей в лицо. — Читай. Что здесь написано?
На обложку девочка даже не взглянула. Но мятежно сжала тонкие губы. И не отрываясь, снизу вверх смотрела на Марата.
— Не знаю.
Парень ничего ей не ответил, лишь отшвырнул от себя книгу и ушел на кухню. Я молчаливой тенью следовала за его спиной.
— Что ты теперь будешь делать? — подавленным голосом поинтересовалась я.
Марат беспомощно развел руками.
— Понятия не имею.
Я никогда не сталкивалась с этой стороной жизни. С самого раннего детства вращаясь среди образованных и интеллигентных знакомых родителей, я не представляла, как можно жить настолько невежественно. Сейчас конец двадцатого века, время темного средневековья давно миновало. К тому же мне казалось, что Саша не всю жизнь жила на улице. Разве детей без родителей не отправляют в интернаты и детские дома? Там же учат — читать, писать.
Что делать со взрослой, упрямой девочкой? Как ее учить? Как первоклашку, покупая прописи? Да и кто возьмется ее учить?
— Наймем учителей, — вечером решительно подытожил Марат, кивая сам себе. — Пока по русскому и математике, а там посмотрим.
— Ты смеешься? Где ты их найдешь? Тем более, кто согласится ее учить?
— Согласятся. Деньги всем нужны. Особенно сейчас.
— И где ты их собрался искать? — я обеспокоенно ходила из угла в угол, меряя шагами тесный коридор. — Ты же не здесь учился.
— Буду думать.
В итоге я договорилась с собственными учителями. С одной, точнее, — математичкой. Это была сухонькая старушка, сколько я ее помню, всегда в туфлях с аккуратным каблучком, ниткой жемчуга на шее и строгом платьице. Говорила Татьяна Митрофановна тихо, но преподавателем была очень умным.
Сначала женщину испугало мое предложение. Пришлось обрисовывать детали. И сумму, которую я планировала предложить, увеличить вдвое.
— Боже, Ксюшенька, да причем здесь деньги? — прижав руки к впалой груди, воскликнула Татьяна Митрофановна. — Я просто не знаю, получится ли у нас что-нибудь...Она трудный ребенок, подросток...Не лучше ли тебе обратиться в специальные школы?
Я тоже об этом думала, но идти к знакомому человеку было как-то проще. В итоге, окончательно убедив пожилую женщину, вечером приготовила ждать ее в нашем доме. Марат обещал подъехать позже.
— Саша, к тебе учитель сегодня придет. По математике, — уточнила я. — Вы будете считать...
— Я знаю, что такое математика, — мрачно раздвинула губы в ухмылке девочка. — Не дура.
— Никто не говорит, что ты дура. Просто я тебя хочу попросить. Саша, пожалуйста, пойми, что это делается ради тебя. Во благо.
— Угу.
Она меня не слушала. Иногда обливая таким презрением и насмешкой, что я не знала, куда деваться. И не понимала, что делаю не так. Саша меня не трогала, но слушала меня очень часто снисходительно, как будто я бред натуральный несу. Мне становилось очень обидно и неприятно, хотя многое я старалась списать на ее непростой характер. И непростую жизнь.
Татьяна Митрофановна пришла за пять минут до назначенного времени, прижимая к боку сумочку и опасливо оглядываясь по сторонам. Завидев Сашу, развязно развалившуюся на стуле и поигрывавшую ручкой, женщина судорожно сглотнула и неуверенно сделала шаг вперед.
— Добрый день, Александра, — вежливо поздоровалась она.
— Уже стемнело, — перебила Саша, — Глаза разуйте. Какой, нахрен, день?
Хотелось закрыть лицо руками и убежать отсюда далеко-далеко. Господи, ну почему с ней так трудно? Я тяжело сглотнула и украдкой взглянула на пожилую женщину. Та, проработавшая всю жизнь в престижной гимназии и не слышавшая ничего грубее, чем слово "черт", выглядела так, словно ее хватит удар. Мне чисто физически не хватало Марата в эту минуту. Он бы что-нибудь придумал. Он бы вообще не допустил такого. Саша его слушалась.
— Саш, — поспешила вмешаться, пока все не стало слишком плохо, — это твоя учительница. Ее зовут Татьяна Митрофановна. В столе тетрадка лежит. Достань, пожалуйста.
Саша неохотно вытащила тетрадь, швырнула ее на стол и с выражением величайшего одолжения на лице открыла первую страницу.
Это оказалось плохой идеей. С самого начала. В итоге все закончилось тем, что мне пришлось отпаивать старушку корвалолом, самой сдерживать клокотавшее внутри раздражение, страх и смущение, а Саша тем временем спокойно включила телевизор и села, как ни в чем не бывало, смотреть кино.
Это меня окончательно разозлило. Другой бы на ее месте устыдился или еще что-нибудь. Во всяком случае, была хоть какая-то реакция. А Саше хоть кол на голове чеши. Бесполезно. Непробиваемая. Она чуть не довела пожилого человека до инфаркта...А ей все равно. Она не уважала ни возраст, ни ум — ничего не уважала.
Я, преисполненная мрачной решительностью, вошла в зал и выключила телевизор, с претензией упирая руки в бока. На этом моя решительность кончилась.
Мне казалось, что за все то время, сколько Саша живет здесь, она научилась вести себя. Как-то отшлифовалась и оттаяла. Я ошиблась. Когда девочка медленно приподняла бровь, не меняясь в лице, меня снова наполнил тот ужас, как в первую встречу. Снова появился тот матовый, расчетливый взгляд, от которого скручивалось все внутри. Только сейчас не было Марата, чтобы встать за моей спиной и уладить ситуацию.
От Марата я так и не добилась ответа на свой вопрос. А ведь задавала, правда, на время отложив его в сторону. Девочка была слишком надломленной изнутри, напоминая мне иногда куклу с печальными глазами. Я могла понять сострадание Марата. Одного не понимала — зачем насильно помогать человеку, который этого не хочет? Бледная девочка отвергала все попытки помощи, а если принимала, то с боем и только от Марата. Всегда нехотя, делая одолжение и не скрывая этого. Именно это обстоятельство ставило меня в тупик. Она не хочет нашей помощи, а наше присутствие ее лишь раздражает. Зачем тогда Марат ее здесь держит?
— Че встала? Отойди, — процедила Саша, качнув головой в сторону.
— Саша, я пришла с тобой серьезно поговорить, — ком в горле мешал, руки дрожали. А Марата все не было. — Ты сейчас поступила нехорошо.
— Да ну? — сощурилась девочка, пальцами поглаживая покрывало дивана. — И че ты сделаешь? Отшлепаешь?
— Зачем ты так? Я думала, мы нашли общий язык.
Она некрасиво заржала, складываясь пополам от смеха.
— Угу. Аж два раза.
— Мы пытаемся тебе помочь.
Я думаю, она сумасшедшая. Я боялась так думать раньше, когда Саша была маленькой девочкой, но после всего того что она сделала с моей жизнью...нашими жизнями...Я уверена в этом. У нее нет границ, нет никаких моральных ориентиров. У нее есть только желания. Свои желания и ничего более. Если Саша чего-то хочет, то пойдет по головам, добиваясь этого. Человека от животного отличает мораль. У Саши морали не было — ни тогда, ни через много лет.
А в ту далекую минуту я, взрослая, самостоятельная девушка, замерла перед диким взглядом маленькой, тощей девочки, которая могла сделать что угодно. Тогда я в первый раз подумала о том, что Саша способна на все. Убить, украсть...что угодно. Я была здесь одна. На улице темно, Марат еще не вернулся. Что ей стоит что-нибудь сделать со мной, а потом благополучно сбежать? Мы ее не найдем, страна большая. А я по-прежнему одна.
От ужаса, охватившего меня с головы до ног, я отбросила эту мысль. Отбросила и захотела помыться, чтобы смыть хоть какой-то намек на этот ужас.
Саша с вызовом облизнула уголок губ и неприятно ощерилась. Словно понимала, какие мысли кружатся в моей голове.
— А ты меня спросила? Нужна мне эта помощь или нет? И кто ты вообще такая, чтобы судить об этом? Господь Бог?
— Я хотела помочь, — по позвоночнику противно скользнула капля пота, впитываясь в кофту. — Почему ты все воспринимаешь в штыки?
— Потому что мне в х** не впилась твоя помощь, ясно?
Стало очень обидно. Что я ей сделала? Чем заслужила такое? Я ведь никогда ее не обижала, не оскорбляла. Старалась относиться к ней как к человеку, как к равному себе. Я такого не заслужила. Подбородок от обиды задрожал. Губы тоже, а в глазах подозрительно защипало. Девочка с отчаяньем застонала.
— Ты че, реветь собралась?
Это стало последней каплей. Я, громко шмыгнув носом, унеслась в ванную и включила воду, так что струя воды упруго билась в белой раковине, каплями отскакивая на зеркало и на полки. Некрасиво заревела, размазывая по лицу тушь и слезы. За что она так со мной? За что она вообще на нас свалилась?
Потребовалось много времени, чтобы успокоиться и взять себя в руки. Я умылась, поплескав в лицо холодной водой, и похлопала себя по щекам. Глаза красные, с полопавшимися сосудами и узкими зрачками...Ужасно. К тому же кофта сильно намокла.
Прислушалась к происходящему в квартире. Было очень тихо. Как-то особенно остро захотелось, чтобы Саши не было. Чтобы мы забыли ее как страшный сон. Но тут же я испугалась. Она неразумный ребенок. Дикий, но ребенок. Так нельзя думать.
Вышла и осторожно высунула голову в зал. Саша сидела на полу, скрестив ноги. Телевизор по-прежнему выключен. Увидев меня, не шелохнулась, продолжая так же сидеть и крутить в руках шариковую ручку.
Через полчаса приехал Марат. К тому времени я успокоилась, пришла в себя и даже приготовила ему ужин. Парень сначала зашел к Саше, спросил ее о чем-то, а потом пришел на кухню. Только тогда я позволила себе расслабиться.
— Что случилось? — Марат погладил меня по плечу и заставил поднять голову. — Что с тобой? Ты плакала?
— Нет, — выдавила вымученную улыбку и поспешила его обнять, чтобы случайно себя не выдать. — С чего ты взял? Все хорошо.