Ласурская бригада

Виверны дружно зашипели. Птичьи лапы крепко держали корзину за толстенный ремень, протянутый через специальные ушки по краям. Морды у чудовищ были змеиные, глаза желтые, с вертикальными зрачками, на шеях топорщилось жабо из роговых выростов, а очень длинный и гибкий хвост оканчивался стреловидным наконечником.

— А если они нас уронят? — задумчиво сказал оборотень, глядя, как вожак смело шагнул в 'средство передвижения'. — Ну... случайно!

Йожевиж нехорошо посмотрел на него и, пробормотав что-то по-гномьи, полез за Яго. Дикрай легко запрыгнул в корзину следом и уселся прямо на пол.

Твари с лёгкостью подняли их на высоту трехэтажного здания и опустили корзину на скальную площадку, оплетённую жёсткой кустарниковой порослью.

Обладателем приятного голоса оказался рослый и красивый эльф, в белых волосах которого тускло блестела полоска бледного золота, украшенная одним единственным бесцветным камнем. Увидев оный, мастер Йожевиж застыл с открытым ртом, позабыв о вивернах, топоре и себе самом.

— Добро пожаловать, человеки, — посмеиваясь, сказал эльф, — я — владыка Ровиниан, с радостью предоставлю вам убежище в стенах моего дома. Вас ждут удобные покои и пир!

— Пир — это прекрасно! — воскликнул Дикрай.

— Дикрай Денеш Охотник Мглы — представил его Яго, — это — почтенный Йожевиж, Синих гор мастер, а я — Ягорай рю Воронн. Мы благодарны за приглашение!

Ровиниан сделал приглашающий жест, медленно двинулся по проходу между стенами, сплетённым из ветвей и украшенными коврами из светящегося мха. Позади бесшумно ступала охрана: десять высоких — выше Владыки на голову — беловолосых красавцев с зелёными глазами. Они были настолько похожи друг на друга, что казались братьями-близнецами, и жутко нервировали Йожевижа, который немного пришёл в себя и теперь озирался, явно чувствуя себя не в своей тарелке.

— Я удивлён вашим появлением здесь... Здесь, в Лималле, я имею в виду! Могу узнать, по какой причине вы прибыли в нашу страну? Ищите чего-то?

Как ни серьёзен был Ягорай, не выдержал, усмехнулся.

— Несчастная случайность, Владыка, закинула нас сюда из Драгобужья. Портальный свиток, которым мы воспользовались, оказался... некачественным.

— Мы нечаянно, — поддакнул Дикрай, — и ни в коей мере не собирались нарушать ваши границы!

— Потому просим прощения за беспокойство! — добавил гном, умудрившись поклониться Владыке на ходу.

Тот ответил милостивым кивком.

Шли долго. Коридоры прихотливо извивались, становясь самым настоящим лабиринтом, из которого выбраться, не имея перед глазами карты, казалось невозможным.

— Прошу! — возгласил, наконец, эльф, распахивая двери из светлого дерева и вводя гостей в просторную комнату.

Покрытый тончайшей резьбой по дереву потолок поддерживали колонны из живых древесных стволов, обвитых плющом. Окон не было — столовая-терраса смотрела на лесные просторы и алеющий закатом горизонт. Мягкая мебель в изумрудных тонах, светлое дерево столового гарнитура, сиденья стульев всех цветов яблок: от нежно-зелёного до ярко-красного. И горы еды на столе!

— О-о! — закатил глаза оборотень.

— Присаживайтесь, угощайтесь!

Владика Ровиниан казался радушным хозяином, однако Яго все больше не нравился. И вроде вел себя ровно и с достоинством, но прорывались в речи ехидные нотки, которые давали понять — эльф забавляется с гостями, как кот с мышью.

Сели за стол. На тарелке перед гномом обнаружился... огромный качан капусты. Оборотень обнаружил у себя под носом тушеный кабачок в горшочке. А у Яго оказались вареные стручки фасоли. Гости во все глаза разглядывали многочисленные подносы и блюда, стоящие на столе — во всех была разложена растительная пища во всем своем многообразии. Ни мяса, ни хлеба, ни каких-нибудь оладушек!

Несколько минут царила тягостная пауза, а затем Владыка расхохотался. Раскачиваясь на стуле, вытирая слезы, произнёс сквозь приступы смеха:

— Жаль, вы не видите своих лиц, мои дорогие гости! Великолепие представленных здесь блюд вполне уложилось в слухи, которые говорят, будто бы мы не едим ничего, кроме растений! Но спешу вас успокоить! Это не так!

Он хлопнул в ладоши.

Дикрай косо посмотрел на него — в глазах оборотня горели недобрые огоньки. Йожевиж и Ягорай переглянулись и промолчали.

В комнату вошли, нет, вплыли эльфийки, как выражался Денеш, в ассортименте. Несмотря на разный цвет волос и глаз, они казались сёстрами — хрупкие, гибкие, с дерзкими острыми грудками, почти не скрытыми разноцветными хитонами, обнажавшими одно плечо. К удивлению всех, особенно Йожа, последней в череде несущих яства служанок шла... низенькая гномелла, смуглая, курчавая и симпатичная. Ее черные глазки стрельнули в сторону почтенного мастера, когда она, остановившись рядом и почтительно поклонившись, поставила перед ним огромное блюдо со свиной рулькой и лепёшками.

Окружившие Яго эльфийки, ненароком касаясь его то локтями, то коленками, то восхитительными бёдрами, споро убрали фасоль, расставив жаркое из птицы и пирог с перепелами, их 'двойняшки', двигаясь еще откровеннее, обхаживали расплывшегося в улыбке Дикрая.

— А где та, что пригласила нас? — поинтересовался Яго. — Где Аргониэль?

— Моя дочь? — хищно улыбнулся Владыка Ровиниан. — Она обязательно появится. Позже...

* * *

После ужина разомлевших от яств и эльфийских напитков гостей развели по покоям. За столом остался лишь Яго — в тот момент, когда ушли Йожевиж и Дикрай, из скрытой пологом двери показалась прекрасная Аргониэль с маленькой арфой в руках.

— Я же обещал вам мою дочь, — двусмысленно улыбнулся Владыка, — Арго, спой нам!

Эльфийка кинула взгляд из-под длинных ресниц на гостя, села у балюстрады, ограждающей помещение. В пламени заката она казалась языком огня, живой душой светила. Поставила арфу между колен, подняла невесомые руки... Ягорай наблюдал за ней, затаив дыхание. Он впервые встречал женщину, рядом с которой терял способность соображать здраво, забывал об опасности, этой давней своей подруге, что сопровождала его в каждом путешествии.

Пальцы, кажущиеся полупрозрачными, на миг застыли над серебряными нитями струн, а затем тронули их лёгким, почти незаметным движением, от которого у рю Воронна заныло в паху.

В моих глазах ты можешь утонуть,

Мои черты навек тебя пленяют,

Изысканность и Вечность — эльфов путь,

А смертные как бабочки сгорают...

Гори же вновь, влюбленный в красоту,

Пусть холодность не остужает пламя.

Для вас похожи эльфы на мечту,

Для нас людская жажда — испытанье.

Голос у Аргониэль был не сильный, но чистый, лился с террасы Цитадели, как весенняя капель, журчал, как студёный ручей в жаркий день, обещающий успокоение прохладой.

Влюбляетесь, и жаждете любви,

Теряетесь в озёрах глаз бездонных,

А эльфы холодны и высоки,

И делятся на светлых и на темных...

Но каждые пленяют красотой,

И каждые в залог сердца уносят.

Богиня рассудила, или Бог:

Влюбленный в эльфа жизнь свою приносит

Любви той в жертву, на алтарь кладет,

И душу, и любовь у ног сжигая...

Но смертный, как цветок зимой — умрет,

У эльфа доля долгая, иная...

Яго не особенно вслушивался в слова — пела эльфийка на фирли, а не на родном языке — во все глаза смотрел на складки хитона, ломаными линиями очерчивающие её хрупкую фигурку, на серебрящиеся волосы, подобно драгоценному водопаду спадавшие до талии и украшенные простым лесным колокольчиком, на обнажённое плечо, которое так хотелось накрыть ладонью...

О сколько повстречает по пути

Коротких жизней и страстей недолгих!

И в Вечность в одиночестве уйти

Ему судьба, но только позже многих...

Мы закрываем души и сердца

В броню свою из холода и стали,

Иначе не прожить нам до конца,

До Вечности, как боги завещали!

А вы живете, душу не щадя,

Недолго, но воистину Живете!

Сгорая, ненавидя и любя,

Захлебываясь, жизнь глотками пьете...

Мы греемся у вашего костра,

Оттаиваем возле вашей страсти,

Но все-таки влюбляться нам нельзя,

Не будет от такого чувства счастья!

*Стихи Татьяны Резниковой специально для 'Ласурской бригады'

А в соседней комнате немолодой гном, тяжело вздыхая, оглядывал огромные для его роста потолки, кровать, на которой мог бы разместиться десяток таких, как он.

Маленькая шершавая рука коснулась плеча. Он резко обернулся. Привиделась на миг Виньо, в ожидании смотрящая на него своими голубыми глазищами... Пожалуй, только с ней за всю свою долгую жизнь он, почтенный Йожевиж, Синих гор мастер, понял, как это сладко — целоваться!

Стоящая сзади гномелла была чуть ниже её ростом и черноволоса. Симпатичное лицо, курносый нос, живые карие глаза, полные... знакомого Йожу ожидания! Он кашлянул и густо покраснел.

Гномелла поклонилась, взялась за лямку его вещмешка, потянула к себе.

— Позвольте, уважаемый мастер, я разберу ваши вещи? — предложила она. — А вы пока располагайтесь со всеми удобствами. Вон там, за дверьми с четырёхлистником, есть купальня. Ежели понадобится помощь — обращайтесь.

От её тона — мягкого, будто упрашивающего, и особенно от последних слов Йожевиж запылал румянцем и сердито дёрнул вещмешок, вырывая его из цепких пальцев гномеллы.

— Как зовут вас, уважаемая? — поинтересовался он, кланяясь в ответ, хотя надо было бы отвернуться и топать из проклятой Цитадели, куда глаза глядят.

— Шушротта Кайдарацкая, — снова поклонилась та, — к вашим услугам, мой господин!

— Что вы делаете у эльфов? — продолжал спрашивать гном, поставив мешок на пол и развязывая горловину.

Вымыться бы не мешало, а раз так, следовало достать чистую рубаху.

— Служу уже не первый год, — пожала плечами Шушротта. — Платят полновесно, обязанности не сложны — здесь убрать, там починить. Цитадель стоит на отшибе, гостей у нас почти и не бывает!

— А отчего не в семье живете?

Возраст и статус позволяли Йожу любопытствовать. Впрочем, ему, и правда, было удивительно видеть молодую гномеллу среди эльфов — ведь общеизвестно, что ушастые бородатых терпеть не могут!

— Я — девушка самостоятельная! — сердито блеснула глазами та, вдруг напомнив Йожу возлюбленную. — Могу и за себя постоять, и на жизнь заработать! Нет, вы не подумайте, уважаемый мастер, традиции я чту, только... достали они уже, традиции эти! Туда не ходи, на того не смотри, этим не занимайся!..

Йожевиж внимательно смотрел на собеседницу. Её щеки раскраснелись, кучерявые волосы растрепались, выбившись из толстой косы, и теперь падали забавными колечками на лоб. Она говорила с жаром, который скрывать не собиралась, видно, и вправду, досталось девице от традиций.

Синих гор мастер вздохнул. Ему следует попенять собеседнице на неуважение к старшим, строго выговорить, поставить на место, но как он может обвинять ту, что бежала от того же самого, от чего скрывались и они с Виньо? Улыбаясь в бороду, Йож потянул из вещмешка походную флягу. Призывно булькнул.

— Что это? — тут же подлетела любопытная гномелла.

— Самогон, — внушительно сказал гном, — из самого сердца Синих гор!

— Хусним! — радостно воскликнула Шушротта и поклонилась. — Вот это уважил, почтенный мастер! Погоди, я сейчас стаканчики и закусь принесу!

Йожевиж улыбнулся шире и спросил:

— От традиций бежишь, уважаемая Шушротта, а по своим скучаешь?

— Скучаю, — вздохнула гномелла. — И зови меня, пожалуйста, Шушей. Мне так привычнее!

— Что ж... — гном почесал бороду. — А ты меня — Йожем!

* * *

Григо, ставший из Турмалина Хризопразом, сощурил глаза:

— Охранные чары, Ваше Высочество? Да неужели!

— Так мне объяснила Ники, — Бруни растерянно смотрела на него. — Колдовать внутри дворцовых стен могут только архимагистр и королевский маг — у остальных ничего не выйдет!

— Да? — иронично изогнул бровь новоявленный секретарь. — Взгляните в зеркало, моя дорогая!

Не найдя в гостиной зеркала, Матушка подошла к створке книжного шкафа и... отшатнулась. На неё смотрел глубокий старик, с лицом, изборождённым морщинами, и окладистой бородой.

— А так лучше? — невинно уточнил Григо.

Он не делал ни единого движения: пассы руками, чтение заклинаний ему, видимо, были не нужны!

Бруни снова осторожно заглянула в створку и разулыбалась — оттуда выглядывала забавная мордаха рыжей девчушки лет девяти.

— Несомненно, лучше, — серьёзно ответила она, — вот только меня теперь Пип или Питер в трактир без сопровождения взрослых не пустят!

— Мы что-нибудь придумаем, — пообещал Григо, возвращая ей прежний облик, и перевернул лист блокнота, в который записывал насущные дела Её Высочества. — Итак, утром у вас очередная примерка у мастера Артазеля, днём — обед у Её Светлости рю Филонель, затем официальное посещение народной больницы и двух приютов, ужин в кругу семьи. Ничего не забыл?

— Завтрак моему мужу, — рассмеялась Матушка, — но его записывать не надо!

— Госпожа моя, — заглянула в гостиную Катарина, — разбужу вас завтра рано, чтобы не опоздать к мастеру Артазелю! Если мы опоздаем, как в прошлый раз, он разворчится о непунктуальности коронованных особ, после чего нам грозит очередной экскурс в историю гномов.

— Пусть его, — отмахнулась Бруни, — я люблю, когда он ворчит или рассказывает что-нибудь! Ему бы трувером быть, а не портным!

— У гномов нет труверов, — покачал головой Григо, — все былины и баллады подгородного царства считаются народными. Их учат наизусть, чтобы потом хором петь на пирах.

— А если кто-нибудь стишок придумал? — изумилась Катарина.

Григо пожал плечами.

— Он же не для себя его придумал — для всех! Поверь мне, девонька, очень скоро все забывают, кто автор, а стих помнят — ежели, конечно, он хорош! Дурную поэзию и под землёй не терпят!

— Что ж, Григо, увидимся завтра! — сказала Бруни и не сдержала вздоха.

Обеды у герцогини, лживые улыбки гостей, разговоры на непонятные темы страшно утомляли принцессу. Она предпочитала помалкивать и улыбаться, отчего дворцовая свита стала считать её под стать мужу — излишне серьёзной и даже немного нелюдимой. Впрочем, Матушке это было на руку — тратить время на пережёвывание деликатесов, сопровождаемое глупой болтовнёй, она не собиралась.

Вдвоём с Григо, легко и быстро влившимся в её ближайшее окружение, они подготовили перечень пустующих зданий Вишенрога, которые можно было бы переоборудовать под приюты и детские дома. Расчёты по первым двум позициями списка уже были готовы — Бруни лично написала письмо мастеру Пелевану, намекнув на возможность получить подряд под эгидой короны. Томазо дураком не был — посетил указанные адреса и наваял реальные сметы за пару дней. Матушка прикинула свои возросшие до небес по сравнению с предыдущими финансовые возможности и с радостью убедилась, что осилит и ремонт, и последующую постройку при приютах ремесленных училищ: Ласурская столица быстро росла, и мастерового люда требовалось все больше. Однако необходимо было обсудить все это с Каем. И она совершенно не представляла, как к этому подступиться!