— На самом деле это так, — сказал он, — и это восходит к тому, что Мерлин только что сказал о моральном духе. У наших людей достаточно решимости, Кэйлеб, но им также нужно немного смеха, и иногда насмешка может быть более смертоносной, чем любое количество подтвержденных аргументов. Итак, я начал думать о том, как мы могли бы обеспечить этот смех, особенно таким образом, чтобы это дало еще один толчок падению имиджа Клинтана, и мне пришло в голову, что водопровод в помещениях на самом деле не так уж широко распространен, особенно в сельской местности Сиддармарка или в таких местах, как Делфирак и Зибедия. Если уж на то пошло, его, черт возьми, не существует ни в Северном Харчонге, ни где-либо в Деснейре за пределами дворца! И это подсказало мне вот что.
Он вытянул пустую левую руку и помахал над ней правой, как фокусник на сцене. Однако, в отличие от фокусника, Нарман Бейц действительно мог творить "магию" — по крайней мере, в пределах своей виртуальной реальности, — и на его ладони появился предмет. Это был большой белый керамический сосуд в форме чаши с ручкой и крышкой, и Мерлин нахмурился, узнав ночной горшок.
— Это твое магическое оружие для поддержания боевого духа? — скептически спросил он, и Нарман взглянул на него.
— О, извините меня! Я не совсем закончил его.
Он щелкнул пальцами, и стенки простого белого ночного горшка внезапно были украшены со вкусом подобранным узором из переплетенных листьев и виноградных лоз. Затем он поднял его под углом и с размаху снял крышку, позволив остальным заглянуть внутрь.
— О, Нарман! Это прекрасно! — воскликнула Ниниэн, прежде чем хор смеха затопил комм-сеть, и улыбка Нармана превратилась в огромную ухмылку.
Дно ночного горшка было украшено скуластым, легко узнаваемым лицом мужчины в белой шапочке священника с оранжевой кокардой. Его рот был открыт, а глаза широко распахнуты в выражении чистого возмущения, а по его краю тянулась этикетка из нескольких слов.
— Приветствие Великому Блуднику, — гласила надпись.
.V.
Особняк графа Тирска, город Горэт, королевство Долар
— Спасибо, что пришли, милорд, — сказал граф Тирск, когда епископ Стейфан Мейк последовал за Пейером Сабрахэном в его библиотеку. Он поднялся со стула — небольшая борьба с его все еще обездвиженной левой рукой, — несмотря на быстрый, безуспешный жест Мейка, чтобы он оставался сидеть. Граф слабо улыбнулся расстроенному выражению лица епископа и наклонился, чтобы поцеловать кольцо Мейка с рубином.
— Нет необходимости в такой ерунде, когда никто больше не смотрит, Ливис, — пожурил Мейк. — Садитесь обратно — немедленно!
— Да, да, милорд. — Улыбка Тирска стала шире, но он подчинился приказу прелата, откинувшись на спинку стула с легким вздохом облегчения, который не смог полностью подавить. Мейк услышал это и покачал головой.
— Все глупости о формальных приветствиях в сторону, вы не должны так сильно давить на себя, — серьезно сказал он, карие глаза потемнели от очень личной заботы. — Лэнгхорн знает, что вы прошли через достаточно — потеряли достаточно — для троих людей!
— Другие тоже потеряли свои семьи, — ответил Тирск, и его улыбка исчезла. — А третьи прошли через довольно многое с тех пор, как начался джихад.
— Конечно, это так. — Волосы Мейка заблестели, как настоящее серебро, в свете лампы, когда он покачал головой, и выражение его лица напряглось. — Но я видел и разделял больше того, через что вы прошли. И как бы я ни старался, я не могу избавиться от мысли, что Бог требует от вас слишком многого.
— Я так не думаю, милорд.
В тоне Тирска было странное спокойствие, и он откинулся на спинку стула, махнув здоровой рукой Сабрахэну, чтобы тот ушел. Камердинер удалился, закрыв за собой дверь, и настала очередь графа покачать головой.
— Люди могут требовать от кого-то слишком многого, — сказал он. — И иногда Мать-Церковь — или, по крайней мере, люди, которые ей служат, — могут сделать то же самое. Но Бог и архангелы?
— Настала его очередь покачать головой. — Мы обязаны им всем, чем мы являемся или можем когда-либо надеяться стать. Как они могут требовать от нас "слишком многого"?
Епископ откинулся на спинку стула, его глаза сузились, и он нахмурился.
— Я знаю вас и работаю с вами уже несколько лет, Ливис, — медленно произнес он. — Думаю, что за это время довольно хорошо узнал вас.
— Я бы согласился с этим, — признал Тирск.
— Исходя из того, насколько хорошо я узнал вас, думаю, что вы просто очень тщательно подбирали слова.
— Потому что я это сделал. — Здоровой рукой Тирск указал на графин с виски и стаканы на маленьком столике у локтя епископа. — Не нальете ли нам, милорд? — Он слабо улыбнулся. — Это Глинфич... из Чисхолма.
— Это так? — Мейк слегка улыбнулся, откупоривая графин и наливая янтарную жидкость в стаканы. — Уверен, что бутылка была импортирована задолго до того, как великий инквизитор запретил любую торговлю с Чисхолмом.
— О, конечно!
Тирск принял свой стакан, а епископ снова сел и с удовольствием отхлебнул. И все же его глаза не отрывались от лица графа, и в заставленной книгами комнате скромных размеров чувствовалось едва уловимое напряжение. Потрескивание углей в камине казалось неестественно громким в тишине, и Тирск позволил этой тишине задержаться, делая медленный, неторопливый глоток своей порции виски и задаваясь вопросом, был ли он прав насчет человека, сидящего напротив него. Он надеялся, что так оно и было. Он верил, что так оно и было. Но он также знал, что Стейфан Мейк был выбран Уиллимом Рейно и Жэспаром Клинтаном для его нынешнего назначения из-за того, насколько безоговорочно они доверяли его суждениям и его преданности Матери-Церкви.
Конечно, есть лишь крошечная разница между преданностью Матери-Церкви и преданностью Жэспару Клинтану, не так ли? — Тирск задумался. — А время и опыт имеют обыкновение менять мнение человека, если у него доброе сердце и работает мозг.
Библиотека была меньше, чем его официальный кабинет, и это также была внутренняя комната без окон, хотя она была хорошо освещена при дневном свете благодаря обширному куполообразному потолочному люку. Ее размер и внутреннее расположение означали, что в это время года здесь, как правило, было теплее, несмотря на большое стеклянное окно в крыше, но тепло не было главной причиной, по которой он пригласил интенданта королевского доларского флота присоединиться к нему здесь. Отсутствие окон и тот факт, что никто не мог войти в нее — или подслушать любой разговор внутри нее — не пройдя сначала мимо Сабрахэна и сэра Абейла Бардейлана, флаг-лейтенанта Тирска, были гораздо более уместны в данный момент.
— Рад видеть, что вы так хорошо выглядите. Конечно, говоря условно, — сказал Мейк в тишине. — Я был... обеспокоен тем, что слышал.
— Вы имеете в виду, что слышали, как я делал все возможное, чтобы упиться до смерти. — Тирск покачал головой и помахал стаканом в руке, когда Мейк начал протестовать. — Уверен, что это то, что вы слышали, милорд, поскольку именно это я пытался сделать.
Епископ закрыл рот, и граф тихо усмехнулся. В этом звуке было очень мало юмора.
— Боюсь, я пришел к тому же выводу, что и вы, милорд, — что от меня потребовали слишком многого. Я просто не думал, что у меня просили именно Бог или архангелы.
Гудящее напряжение внезапно усилилось, и Мейк медленно откинулся на спинку стула.
— Это... очень интересное заявление, — сказал он наконец.
— Почему-то сомневаюсь, что это стало для вас полной неожиданностью, милорд. Помню тот день, когда вы упомянули мне шестую главу Книги Бедар. Я пришел к выводу, что слишком долго ждал, чтобы выполнить заповеди святой Бедар в этой главе.
— Едва ли это была ваша вина, Ливис, — тихо сказал епископ.
— Возможно, и нет. — Тирск отхлебнул еще виски и уставился в свой стакан. — Нет, определенно нет — вы правы насчет этого. Но тот факт, что это была не моя вина, не меняет того факта, что моя ответственность заключалась в том, чтобы доставить мою семью в безопасное место. И теперь, когда это... больше не имеет значения, я был вынужден пересмотреть все свои другие обязанности, как старшего офицера военно-морского флота его величества, так и... — он внезапно поднял глаза, пронзая взглядом своего интенданта, — как сына Матери-Церкви.
— Правда, сын мой? — очень тихо спросил Стейфан Мейк.
— Да, правда. — Глаза Тирска выдержали пристальный взгляд епископа очень, очень спокойно. — И истинная причина, по которой я пригласил вас сюда сегодня, милорд, заключается в том, что одна из этих "других обязанностей" включает в себя объяснение вам как моему интенданту, моему духовному советнику и — я полагаю — моему другу, как это переосмысление... сформировало мое мышление.
— Вы использовали термин "духовный советник", — сказал Мейк. — Должен ли я предположить, что вы говорите мне это в моем священническом кабинете, и относиться ко всему, что вы говорите, как к конфиденциальному признанию?
— Нет. — Голос Тирска был очень мягким, но в нем не было колебаний. — Я хочу, чтобы вы чувствовали себя свободно и относились к тому, что я собираюсь сказать, так, как вам кажется наилучшим. Доверяю вашему суждению — и вашему сердцу — так сильно, как никогда не доверял ни одному человеку. И, честно говоря, вы и ваш офис занимаете... довольно центральное место в моем нынешнем мышлении. Ваш ответ на это, вероятно, точно определит, что я делаю — или могу сделать — чтобы лучше выполнять свои обязанности.
— Понимаю. — Мейк отхлебнул еще виски, перекатывая золотистую жидкость по языку, прежде чем проглотить. — Вы очень уверены в этом, Ливис? — затем он спросил, его голос был еще мягче, чем у графа.
— Стейфан, — сказал он, впервые за все месяцы, что они знали друг друга, назвав епископа по имени без титула или почетного звания, — я никогда ни в чем не был так уверен в своей жизни.
— Тогда очень хорошо. — Мейк поставил свой бокал обратно на боковой столик и устроился прямо в кресле, положив локти на подлокотники и скрестив пальцы на груди, большие пальцы слегка покоились на его нагрудном скипетре.
— В таком случае, полагаю, вам лучше начать.
.VI.
КЕВ "Лайтнинг", 30, остров Кло, море Харчонг
Виверны и чайки чернели на фоне заката в крылатом, хриплом протесте, когда с оборонительных батарей прогремели салютующие орудия. Струйки дыма были серо-белого цвета обычного пороха, а не темно-коричневого цвета нынешнего пороха ИЧФ, и они сливались в рваную линию, которая катилась на юго-восток под порывистым ветром с северо-запада, В этих батареях было меньше орудий, чем было, поскольку две трети артиллерии были сняты. Гладкоствольные орудия, которые защищали бухту Хардшип во времена доларского владения, были заменены более чем в два раза меньшим количеством нарезных чарисийских орудий с удвоенной эффективной дальностью стрельбы и гораздо большей разрушительной силой. Тем не менее, их было все еще много, и расчеты каждого из них — кроме салютовавших пушек — стояли на земляных валах, приветствуя потрепанную непогодой вереницу галеонов, направлявшихся в бухту через канал Норт, почти на правом галсе.
Ответный салют прокатился по борту КЕВ "Лайтнинг", когда он возглавил эту линию, развевая флаг адмирала Тимити Дариса. Они были в трех месяцах пути от Теллесберга, эти галеоны, и не один человек на их борту задавался вопросом, будет ли остров Кло все еще в чарисийских руках, когда они прибудут.
Глупо с нашей стороны, — подумал Дарис, стоя на юте "Лайтнинга" и изучая залив через поднятую угловую двойную трубу. Барон Рок-Пойнт был прав. Ублюдки, возможно, и забрали "Дреднот" у Карлтина, но даже в самом темном аду Шан-вей они ни за что не смогли бы вернуть его в строй. Во всяком случае, без каких-либо боеприпасов к его оружию!
Рот адмирала сжался, когда он подумал о Карлтине Хейджиле, капитане КЕВ "Дреднот". Он будет скучать по этому гиганту, но имперский чарисийский флот никогда не забудет последний бой "Дреднота". Он признал, что, возможно, "Дреднот" был не самым удачным названием в мире для чарисийских военных кораблей, но ни этот "Дреднот", ни его предшественник не прошли без хотя бы одного адского боя... или не смогли бы достичь цели, за которую они боролись.
У следующего могла бы быть гораздо худшая традиция, которой стоило бы следовать, — размышлял он. — Намного хуже. И его капитану тоже придется примерять чертовски большие ботинки. Даже если он никудышный штурман!
Его сжатый рот расплылся в улыбке при этой мысли, и он оторвался от углового зеркала.
— Что ж, похоже, мы все еще здесь, — сухо сказал он своему флаг-капитану.
— Никогда на мгновение не сомневался, что мы будем, сэр, — решительно сказал капитан Симпсин, у которого было одно и то же имя с Дарисом.
— О? — Дарис приподнял бровь. — Кажется, припоминаю один или два момента там, примерно в то время, когда встречные ветры в море Харчонг были такими... несговорчивыми. Разве в экипаже "Лайтнинга" не было кого-то, кто беспокоился, что мы можем не успеть вовремя? Дайте-ка подумать... Кажется, я не совсем могу вспомнить имя, но, по-моему, это был какой-то капитан.
— Уверен, что вы ошибаетесь, сэр. На борту моего корабля не могло быть никого другого!
— Конечно, же. — Дарис усмехнулся, затем похлопал Симпсина по плечу. — Вероятно, просто кого-то разозлила погода, и ему пришлось выпустить пар. Но сейчас мне лучше спуститься вниз и переодеться. — Он указал на свою удобную, поношенную морскую форму с совершенно новым золотым кракеном на воротнике и единственной золотой манжетой. — Не хотелось бы мне появиться перед графом плохо одетым, не так ли?
— Честно говоря, сэр, думаю, что вы могли бы появиться голым, и он все равно был бы рад вас видеть. И всех остальных нас, конечно.
Флаг-капитан махнул рукой, чтобы указать на двадцать пять военных кораблей и шестнадцать галеонов снабжения, следующих за "Лайтнингом".
— Возможно, ты прав, — согласился Дарис. — Не то чтобы я намеревался выяснить это на собственном горьком опыте!
* * *
— Почему-то сомневаюсь, что это удивит вас, Тимити, — сухо сказал сэр Льюк Колмин, граф Шарпфилд, когда его флаг-лейтенант проводил адмирала Дариса в его кабинет на постоянно расширяющейся базе ИЧФ в бухте Хардшип, — но я чрезвычайно рад вас видеть.
Он пожал руку своему посетителю, его редеющие серебристые волосы поблескивали в свете лампы. Парусные корабли были не самыми быстроходными конструкциями на планете, и ветер — чаще всего капризный, как мог бы подробно объяснить любой профессиональный моряк, обычно при этом поминая всуе по крайней мере несколько имен архангелов — решил остановиться, пока эскадра Дариса прокладывала себе путь к якорной стоянке. В результате он сошел на берег только после того, как был подан ужин, а тропическая ночь за окном офиса Шарпфилда стала чернее, чем внутри ботинка Ко-янга.
— Адмирал Рок-Пойнт подумал, что вы могли бы порадоваться, сэр, — ответил Дарис. — Он все равно старался отправить со мной достаточно друзей, чтобы сделать вас таким.
