— Ты же хотел железную дорогу Берлин — Багдад, вот её и требуй. И доступ на рынки Леванта и Ирака. Зачем тебе брать на себя содержание колоний? Пусть британцы тратятся на поддержание там порядка, а ты будешь только получать от своих промышленников дополнительные налоги. И представь, как нам будет весело, когда начнётся грызня между месье и джентльменами. Французы настаивали, чтобы наш союзный договор был заключен исключительно против тебя, вот и настаёт время им пожинать плоды этой 'хитрой' политики. А тоже ведь наверняка смеялись над русскими простофилями. Они ещё к тебе прибегут союза просить.

— Ха, — хлопнул ладонью по столу Вильгельм, — это будет действительно весело. Хотя, ко мне-то вряд ли прибегут, но вот к этой крысе, Францу-Иосифу — запросто. Да и недомерки эти, греки с итальяшками в стороне не останутся, тут ты прав. Опять получается, что я тебе должен. Уже второй должок. Это никуда не годится, пора гасить. Что тебе нужно от Германии, Ники?

— Крупп. Чтобы он спроектировал двух и трёх орудийные башни с четырнадцатидюймовыми пушками и наладил их производство в России. И броня у него гораздо лучше Гарвеевской. Не бесплатно, конечно, деньги у нас есть, но для этого нужно твоё решение, насколько я понимаю.

— Правильно понимаешь. Решение моё положительное. А зачем тебе такие монструозные пушки?

— Босфор, Кронштадт, Романов-на-Мурмане, Бендер-Аббас, Петропавловск-Камчатский, Свято-Георгиевск. Нападений я ожидаю повсюду, Вилли. Вспомни Крымскую войну.

— Будут тебе пушки! Лично прослежу.

'Память Азова' остался в Вильгельмсхафене для обслуживания и ремонта машин и подготовки к походу в Таиланд за будущей Императрицей и её свитой, а Николай погрузился в поезд Кайзера и отправился в Санкт-Петербург. Золото положили в германские банки, почти всё оно уже было распланировано — Парсонсу, Максиму и не только им. Скоро нам понадобятся заводы, а лучшее станкостроение сейчас у немцев, это бесспорно.

Отец болел. Как и в прошлый раз. Но если тогда он весь последний год своей жизни почти не покидал Гатчину, то теперь вёл довольно активную жизнь. На износ. Даже не на износ, а как корабль, идущий в последнюю атаку — на таран, с заклёпанными клапанами котлов.

— Дождался, — Александр Третий крепко обнял сына, — а я уж боялся... Слава тебе, Господи!

— Что говорят доктора, Государь?

— Врут, паскуды, юлят, но я-то чувствую. Недолго мне осталось, Ники. Хочу постриг принять. Не одобряешь?

— Неожиданно, отец. Но кто я такой, чтобы одобрять, или осуждать такие решения? На всё Воля Господня. Трудно мне без тебя будет.

— Когда-нибудь это всё равно случится, Ники, причём, довольно скоро. Мне и года не протянуть в мирянах. А я хочу дождаться рождения твоего наследника. Авось, в монастыре Господь и сподобит. Про дела не докладывай — всё одобряю, хоть Витте и ныл со своим бюджетом, я ТОЧНО знаю, что просто так ты ничего не делаешь. Пора мне сын, слишком быстро меняется жизнь, слишком многого я уже не понимаю, обузой становлюсь. Благослови.

— Я же не священник, отец!

— Священник меня уже благословил. Ты иной. На тебе печать Божья, я её теперь вижу, Ники. Отчётливо вижу. Благослови.

— Не умею я, Государь.

— А ты без умения, как сердце подскажет.

Николай молча обнял отца и неподвижно простоял так минут пять. Мысли покинули голову, сознание улетело куда-то в космос, или даже в сингулярность.

— Мы победим, отец!

— Я это почувствовал, сын. Спасибо тебе.

Император Александр Третий, Миротворец и Избавитель, принял постриг под именем Иоанн в Соловецком монастыре 24 декабря 1893 года, накануне Рождества Христова по Юлианскому календарю. Он хотел, чтобы это событие стало праздником. Или хотя-бы совпало с ним.

Одновременно с Александром Третьим, в отставку подали его сподвижники — председатель Комитета министров, Николай Христианович Бунге; министр Иностранных Дел, Николай Карлович Гирс; Военный министр, Пётр Семёнович Ванновский и обер-прокурор Святейшего Синода, Константин Петрович Победоносцев. Ни один из них не принял предложения перейти в Государственный совет, все последовали за своим Государем в монастырь. Всё-таки отец был глыбой, скалой. Такую преданность от таких людей простой человек получить не может. Это воистину дар Божий.

Что-ж, эпоха Миротворца закончилось, наступает эпоха безудержного прогресса и морей крови. Ни того, ни другого отменить невозможно, а значит нужно крепче всех оседлать прогресс и сохранить кровь своих. Не должна Россия в этот раз потерять пятьдесят миллионов жизней. Господь этого не простит, а отец тем более.

Комитет министров Николай временно возглавил сам, помощником его на этом посту стал статс-секретарь Пётр Аркадьевич Столыпин. Также Николай возглавил и Военное министерство, а помощником назначил генерал-лейтенанта Михаила Ивановича Драгомирова. Министром Иностранных дел стал Алексей Петрович Извольский, а обер-прокурором Синода Петр Николаевич Дурново.

Вообще-то, на Дурново изначально у Николая были другие планы, он должен был возглавить структуру вроде МГБ СССР Сталинского периода, но такое совместительство он потянет запросто. Да и кому как не церкви заботиться о государственной безопасности?

Маман имела на всё своё мнение, реагировала на все назначения крайне стервозно и, в конце концов, добилась высылки в свою любимую Данию. Вернее, была поставлена перед выбором — Дания, или монастырь. В обществе заговорили о возвращении порядков времён Грозного царя, который, как известно, за свою лютую свирепость был прозван Иоанном Васильевичем.

В возвращение к должности главнокомандующего над флотом, дяде Алексею было отказано и даже запрещено возвращаться из Парижа, пока не повинится. Этот не повинится, так что про него можно забыть. Витте получил указания по возможности затягивать с выплатой ему великокняжеского содержания, Алексей Александрович всё глубже влезал в долги и всё сильнее интриговал. И чем сильнее была его фронда, тем меньше оставалось у него сторонников. Если человек дурак — ему нужно просто не мешать, он и сам себя отлично угробит.

Дядя Владимир (громче всех поддерживавший Алексея) был отстранён от командования гвардией и назначен Варшавским генерал-губернатором. Этот псих быстро доведёт поляков до очередного бунта, решив сразу две задачи — продемонстрирует собственную некомпетентность занимать хоть какие-то руководящие посты и развяжет Николаю руки в отношении геморройного Царства Польского. Не нужно нам, России, такое Царство. Даже если придётся разделить его с Германией — и то благо. Вилли и буйных шляхтичей заберёт, да ещё и заплатит за это. Уж он то отдельную конституцию этим буйным сумасшедшим точно не даст, познают паны, что есть такое Ди Орднунг. Всплакнут ещё по доброй Матушке-России.

Первое совещание по предстоящей денежной реформе проводили втроём — Государь-Император Николай Второй, министр Финансов Сергей Юльевич Витте и товарищ Председателя Комитета министров Пётр Аркадьевич Столыпин.

Витте уже сосчитал имеющиеся у государства резервы золота, серебра, платины, меди и олова; соотношение их цен, годовую добычу; и приблизительный объём денежной массы, которая будет обеспечена этим резервом, из расчёта один грамм золота за один рубль. Это заметно снижало золотой курс рубля, сейчас червонец весил двенадцать и девять десятых грамма, а значит только за счёт золота можно было нарастить почти на тридцать процентов сумму бумажных ассигнаций в обороте. Плюс, включение в качестве обеспечения платины, серебра, меди и олова, биржевые торги которыми должны были начаться сразу после проведения денежной реформы, позволяло увеличить эту сумму ещё вдвое. Монополия на экспорт акцизных металлов, с практически заградительной экспортной пошлиной в тридцать процентов, защищала казну от вымывания резервов. Витте был очень доволен собой, он и правда проделал колоссальную работу, но Николаю этого было мало.

— То есть, рубль в этой системе останется привязанным к золоту?

— Да, Государь. Не к олову же его привязывать.

— Не к олову, — кивнул Николай, — а зачем его вообще привязывать к чему-то? Пусть золото тоже торгуется на бирже.

— А как мы будем поддерживать стабильный курс? — удивился Витте.

— Курс по отношению к чему? К золоту? А зачем он нам нужен стабильный? Золото — это товар, оно может дорожать, а может и дешеветь. Рубль нужно привязывать к основной потребительской корзине — еда, одежда, топливо на обогрев жилья и приготовление пищи, стоимость самого жилья наконец и арендной платы за него. Вот на это цены должны быть стабильны, но и то не статичны. Инфляция в два-три процента в год — идеальна для развития экономики. Она стимулирует тратить и вкладывать деньги, а не копить. Где в вашей системе сталь и чугун, никель и марганец, свинец и алюминий? Строевой лес, уголь, керосин и так далее и тому подобное. Они что, наш рубль совсем никак не обеспечивают? Абсурд ведь, Сергей Юльевич. В чём ценность золота?

— Не знаю, Государь. Испокон веков так принято считать.

— Всё верно. Его ценность обусловлена общественным договором, испокон веков, — усмехнулся Император, — а ещё тем, что объём добытого относительно стабилен, добавляется не так много. А если, например, завтра начнут добывать тысяч по сто тонн в год?

— Оно сильно обесценится. Но ведь не начнут.

— Да кто его знает. Нет, прямо завтра, конечно, не начнут, для этого нужно очень много дешёвой энергии. Вы в курсе, что большая часть имеющегося на земле золота растворена в морской воде? А извлекать его можно при помощи электричества? Да-да, именно так, философский камень наконец найден, только он оказался не камнем. Очень скоро стоимость денег будет определяться количеством энергии, которую можно на них приобрести. Не завтра, но ведь мы реформу не на один день проводим.

— Вы убили меня, Государь, — тяжело вздохнул Витте, — а я-то радовался, что бюджет можно будет почти в три раза увеличить...

— Бросьте эти вздохи, Сергей Юльевич. Проделанную вами работу я оцениваю на отлично. Честно говоря, не ожидал от вас даже такого. Считайте этот труд чем-то вроде диссертации, которой вы подтвердили свою высочайшую квалификацию и уже заслужили 'Анну на шее'. Теперь нужно двигаться дальше. Все акцизные металлы, включая золото — на торги. Пусть будет Московская, скажем, сырьевая биржа. Ассортимент там будет постоянно расширяться, поэтому название подходящее. В Санкт-Петербурге организуйте валютную биржу. Ежедневные торги фунтами, франками, марками, долларами и так далее за рубли.

— Биржи как в САСШ? — повеселел Сергей Юльевич.

— Ну, почти, — усмехнулся Николай, — в САСШ торгуют акциями всякие жулики, а мы будем продавать реальный товар.

— Разве деньги — это товар?

— Конечно. Если рубли будут покупать за фунты, то для британцев это товар. Красивые бумажки с цифрами. Дальше поехали. Государственному банку Российской Империи теперь ставится задача поддерживать инфляцию в стране на уровне двух-трёх процентов. Если инфляция меньше — объём ассигнаций в обороте нужно увеличивать и наоборот. Для этого нужно ввести понятие 'ключевая ставка', по которой уполномоченные коммерческие банки будут получать в Госбанке кредиты.

— А казна?

— Казна в идеале должна жить на налоги, Сергей Юльевич. Но в случае необходимости, и казне придётся занимать под общий процент, иначе система рухнет. На вас я возлагаю организацию всей системы, даю на это полгода. Если всё заработает как мне хочется — быть вам действительным тайным советником, графом и кавалером ордена 'Андрея Первозванного'. Пётр Аркадьевич вам поможет. Он будущий председатель Комитета министров, надеюсь, вы сработаетесь, это в ваших общих интересах.

Общественная жизнь в России с начала 1894 года натурально закипела. Императорские манифесты, указы и рескрипты публиковались по два-три в неделю, и каждый из них вызывал очень оживлённое обсуждение. Например: указ о вооружённых силах Российской Империи, который запрещал в армии и на флоте телесные наказания, а рукоприкладство их благородий теперь считалось дисциплинарным (а в отдельных случаях) и уголовно наказуемым проступком. Холопов больше нет, есть защитники Отечества разных званий. Отслуживший срочную службу призывник, получал право на обучение в школах сержантов (унтер-офицеров) и даже офицерских военных училищах. Теперь всё зависело только от тебя самого — выдержишь экзамен — и учись на благородие. Один день в неделю в армии и на флоте теперь был учебным. По плавающему графику (вахты и наряды с караулами никто не отменял), но обязательным. Неграмотных солдат и матросов на втором году службы быть не должно! Ответственность за образование возлагалась на командиров, с соответствующими взысканиями и поощрениями за результат.

Манифест Александра Третьего — 'Кто не служит — тот не дворянин', неожиданно затронул генерал-адмирала Алексея Александровича Романова, которого 'списали' в мещане, а все его имения в России национализировали.

Именно 'национализировали', а не конфисковали. Для публики в этом слове был свой, особый шарм. Всё национализированное попадало в особый фонд министерства Финансов и под действие закона 'Об отчуждённом имуществе'. Закона! В России! Верховенство которого признал сам Император! Не могли не пойти слухи о Конституции.

По этому вопросу, Николай Второй собрал первую в этом мире пресс-конференцию для отечественных и иностранных журналистов. Вкратце: Конституция — дело хорошее, любой свод законов со времён Шумерского царя Хаммурапи можно считать Конституцией, есть она и у нас. Парламент у нас тоже есть — это Государственный совет. Всеобщего избирательного права нет, для того чтобы избирать, нужно как минимум уметь читать, а у нас до сих пор семьдесят с лишним процентов населения неграмотные. Вот когда все будут образованы на уровне классической гимназии, тогда и всеобщее избирательное право пойдёт стране на пользу, а пока... Нам бы за десять лет хотя бы общую безграмотность искоренить, просто научить народ читать-считать, да худо-бедно медицинское обслуживание наладить, чтобы каждые пятые роды не заканчивались смертельным исходом. Социальное развитие — процесс поступательный. Прыгать через несколько ступенек сразу, а тем более, через целые пролёты — это риск сломать руки-ноги, а то и шею.

Своей резиденцией Николай, как и в прошлый раз сделал Александровский дворец в Царском селе. Удобное место, от столицы всего тридцать вёрст, а климат уже намного лучше. Кстати, с этими вёрстами, саженями и аршинами пора заканчивать. Оно конечно, самобытность — штука полезная, и её нужно сохранять, но точно не в этом вопросе.

Завтракал Государь исключительно японской кухней. Сегодня компанию ему составили дежурный флигель-адъютант подполковник Григорий Зубов и Сандро, Александр Михайлович Романов, внук Николая Первого, а стало быть, двоюродный дядя Николая, при этом почти ровесник. Один из лучших друзей ещё с детства и доверенных лиц в той жизни, муж его сестры Ксении. Сейчас капитан второго ранга Российского Императорского флота.

После 'подлого' манифеста Александра Третьего, Николай Александрович разорвал отношение почти со всеми Романовыми. Он слишком много знал... Читал и мемуары Сандро, написанные им уже в эмиграции. Поначалу была обида — друг ведь, не просто родственник, а потом постепенно пришло понимание. Ведь и я для Сандро друг, а вся его жизнь оказалась изувечена моими стараниями, так что повода для обид, после краха Империи, у него было гораздо больше. Не подлец, нет. Это точно. И это главное.