Кладоискатель

Я шёл совершенно открыто, не скрывая своего лица, среди десятков паломников, и вместе с ними вовсю распевая гимн, прославляющий Гелиона. Дав возможность понюхать себя пёсику, и улыбнувшись юной Ищущей, проводившей досмотр, я спокойно покинул город. Пройдя несколько лиг вместе с паломниками, я незаметно отстал от них, сойдя к обочине. Найти деревню и дом, в котором жил крестьянин, я смог ближе к полудню. Забрав быков, и с трудом отказавшись от приглашения пообедать с его семьёй, я поспешил к небольшой лесной поляне, что нашёл заранее, гоня перед собой неторопливых быков и неся клетку с птицами. Времени прошло немало, прежде чем я со всеми своим животными и птицами добрался до необходимого мне места.

Привязав быков к небольшому дереву и насыпав корма голубям, я приступил к подготовке ритуала. Пламя смерти, призванное мной, пожрало всё живое на поляне, оставив после себя лишь золу и пепел. Теперь нужно было начертить круг. Посоха у меня не было, поэтому я обошёлся веткой с засохшего дерева. Мёртвое, некогда бывшее живым, создало круг Жизни и Смерти. Морская соль, насыпанная вокруг круга, призвана была не выпустить душу умершего в мир живых.

Внутри круга я начертил треугольник, символизировавший трёх великих стражей границ, охраняющих мир живых и мёртвых; им пойдёт в качестве подношения жертвенная кровь быков, чтобы они без препятствий пропустили душу того, кто будет спешить по моему зову. Треугольник нарисован, чаши для крови готовы. Теперь пришла пора приступать к самому сложному этапу.

Немного отдохнув, я начал не спеша рисовать двенадцатиконечную звезду: она будет служить маяком, на свет которого по Звёздному мосту устремится душа герцога; жизни голубей оборвутся, чтобы наполнить сиянием каждый из её лучей. Внутри звезды я установил череп того, кого хотел призвать. Вокруг черепа я начертил руны, которые должны были позволить умершему ступить на Звёздный мост.

Магия не терпит спешки или ошибок. Я тщательно проверил границы каждого из нарисованных мной знаков, чтобы не было прорех в начертании. Круги, руны, символы — всё должно быть на своих местах. Для создания каждой из рун используется разный состав. Руна "муав", Открывающая границы: чёрный янтарь, хрусталь, бирюза, жемчуг, истолчённые в пыль, нужны для того, чтобы её начертить. Руна "хейс", Свет во мраке: смесь двенадцати трав, собранных каждая в определённое время, будут её основой. Руна "лиар", Твердь небес: осколок звёздного камня, перо птицы, светлячок... И так для каждой из двенадцати рун, складывающихся в слово, создающее Звёздный мост.

Каждая из рун заняла своё место у основания лучей двенадцатиконечной звезды. На небе уже появилась луна, когда я закончил приготовления. Проверив быков и насыпав ещё корма птицам, я отправился спать. Небольшой защитный круг прикрыл своей завесой место моего отдыха. Накрывшись одеялом, которое мне одолжил сторож, я с радостью дал отдых уставшему телу. Следующая ночь — это восход Серебряной луны, значит я, наконец, выполню то, что задумал.

Око Гелиона опустилось за черту горизонта, возвестив окончание дня; можно было начинать ритуал. Целый день не пившие быки радостно пили воду, которую я дал каждому из них. Голуби даже устроили небольшую драку за то, что бы попить первым из миски. Знали бы они, что их ждёт потом, вряд ли бы они так жадно пили воду с сонным зельем, что я туда подмешал. Я стоял в стороне и смотрел, как постепенно, один за другим, засыпают могучие быки, как в большой клетке с голубями утихают воркование и шелест крыльев; зелье сделало свое дело, теперь пришло время делать моё.

Взяв одну из чаш, я подошёл к первому из быков и аккуратно перерезал жилу на шее, откуда вырвалась струя горячей крови, окатив меня с головы до ног. Подставив чашу, я ждал, когда она наполнится. Чувствовал я себя при этом крайне мерзко: я раньше даже курицу для супа зарезать не мог, а сейчас я, как обезумевший мясник, весь в крови, ночью в лесу убиваю спящих, ни в чём не повинных животных, что видели от человека лишь добро и ласку. Пересилив себя, я продолжил начатое, стараясь не думать о животных; я как можно быстрее хотел покончить с жертвоприношением.

Закончив с быками и расставив чаши с тёплой кровью в углах начертанного мной треугольника, я приступил к голубям. Стараясь ни о чём не думать, я по очереди достал спящих птиц и свернул им головы; тела птиц я разложил в лучах звезды. В небе надо мной сияла луна, звёзды разгорелись на небосводе, возвещая о начале праздника. В городе люди вовсю веселились, радовались, пели и гуляли, а я, как сумасшедший колдун, спрятавшись в лесу, творил чёрные дела. Да уж, скажи мне кто-нибудь пару лет назад, что я буду заниматься чем-то подобным, и я бы его высмеял как шута.

Вытерев руки и лицо от крови, я достал бережно завернутую мною в ткань книгу некромантов, и открыл её на странице с заклинанием призыва души. Не спеша я начал читать заклинание, чувствуя, как сила, послушная моим словам, начинает действовать. Одна за другой загорелись руны; там, за гранью миров, появился мост среди звёзд, по которому могут ходить лишь боги и души. Над чашами с кровью вспыхнуло синее пламя; моя жертва принята. Могучие стражи не тронут того, кто должен идти по моему мосту, в благодарность за щедрое подношение они даже решили почтить меня своим присутствием. Одно за другим с коротким треском исчезли тела голубей, и всё сильнее разгоралась звезда, наполняя светом глухую лесную поляну. Наконец, сила, повинуясь моей воле, разорвала границу, открыв проход между мирами. Череп в центре круга медленно поднялся в воздух, и вокруг него ярко засияли начертанные мной руны.

Я облегчённо перевёл дыхание. Душа услышала мой призыв и ступила на Звёздный мост. Не теряя концентрации, я продолжил читать заклинание, не вглядываясь более в происходящее в круге: сейчас было важно не сбиться, и не потерять контроль над заклинанием. Любая ошибка — и весь мой труд обратился бы прахом: мост оборвался бы, и дух вернулся туда, откуда был призван, а сила незавершённого заклинания обрушилась бы на неосторожного мага, разрушив границу защитного круга.

— Салахай ин мортум криспериан септис! Да явится душа призванного мной!

Заключительные слова заклинания были произнесены. Наконец, я мог оторвать глаза от гримуара, и взглянуть на того, кто был призван. Внутри круга я увидел фигуру человека, как будто сотканную из тумана. Подойдя ближе, я увидел мужчину лет пятидесяти. Гордое волевое лицо с выступающим подбородком, чёрные волосы до плеч, крепкая коренастая фигура в боевом облачении, а на голову была одета королевская корона.

Призрак оглядывался по сторонам, как будто искал того, кем был вызван, а потом не спеша начал обходить круг призыва, проверяя, нет ли в его границе бреши, которая позволила бы ему покинуть его. Я тоже не спешил говорить с тем, кто был призван: использование такого могучего заклинания мне тяжело далось, и я переводил дыхание, прежде чем начать разговор. Всё равно до утра душа не могла вернуться туда, откуда была призвана, пока я сам её не отпущу.

Отдышавшись, я, наконец, обратился к тому, кто ждал меня в круге:

— Назови себя, прибывший по зову моему!

И с замиранием в груди стал ждать ответа. Я до последнего боялся того, что это не тот, кто мне нужен, хоть призрак в круге и похож был на изображение герцога Киллиана, которое я видел на гравюре. Я должен был убедиться, ибо призрак, не обременённый телом, мог принять любые обличье и форму.

Фигура внутри круга была безмолвна, и я стал уже бояться того, что дух не понял моего вопроса, когда прозвучал ответ:

— Меня звали Киллиан, герцог Керенгейла, регент королевства Гарам.

Это был он! Я всё сделал правильно! Звёзды в ту ночь улыбнулись мне, и мой путь в этой суровой стране приблизился к концу; скоро я мог отправляться домой! Радость и предвкушение грядущего богатства поторопили меня задать следующий вопрос:

— Поведай мне о том, где укрыты тобой сокровища королевской казны, и ты вернёшься обратно в то место, которое отвели тебе боги.

Мой вопрос почему-то вызвал улыбку у герцога, и тот сначала отрицательно покачал головой, а потом просто ответил:

— Нет.

— Что — "нет"? — не понял я.

— Я не скажу тебе, колдун, где я их спрятал, так же, как не сказал тем, кто спрашивал об этом до тебя, и тем, кто будет после тебя. Из-за этих сокровищ я оказался в аду, мои жена и сыновья убиты, а ты хочешь получить то, ради чего пальцем об палец не ударил! Мои предки добывали сокровища в битвах на полях сражений, штурмуя города врагов. Тысячи людей отдали жизни, добывая золото и драгоценные камни в шахтах и рудниках. Я и сам собрал немалые богатства, отобрав их у своих врагов. И теперь я плачу за те кровь и боль, что я причинил, собирая их, а плату Гелион за это мне назначил немалую. А ты, чужак, хочешь всем этим завладеть, и пользоваться тем, что теперь мне недоступно! Нет! Если не мне владеть ими, то пусть они не достанутся никому, и вечно лежат там, где я их спрятал!

Услышав всё это, я надолго замолчал, не зная, что сказать. Неудивительно, что сокровища не были найдены: герцог был упрям, и отдавать их не собирался. Читая про попытки их найти, я улыбался про себя над неумехами, и думал о том, как легко я найду то, что другие уже даже отыскать не надеялись. Что ж, не удалось по-хорошему, попробуем по-плохому!

— Солнцем проклятых, чёрной звездой последней надежды, свет которой погаснет над тобой, я приказываю тебе сказать, дух, где сокровища!

Юдоль одиночества, холода и пустоты, где обретались грешные души, освещалась маленькой, едва светящей звёздочкой, которую зажгла для несчастных Мелирана, чтобы даже в аду, куда эти люди с таким упорством при жизни мостили дорогу, не пропадал свет добра, давая надежду заблудшим. Сделать так, чтобы несчастная душа перестала видеть даже отблеск этого света, было самой страшной карой, которой я мог угрожать.

Мои слова заставили герцога броситься в порыве ярости ко мне, забыв о границе, нас разделяющей. Морская соль вспыхнула, и дух был отброшен, так и не сумев покинуть круг призыва.

— Ты не можешь этого сделать, колдун, ты не бог! Это дар Мелираны, и лишь она в силах нас его лишить!

Я с досадой сжал губы. Обман не удался. Заставить говорить призрака нельзя, если он сам этого не хочет. Угрожать, обманывать — вот что приходилось делать некромантам, чтобы принудить тех, кто был неразговорчив. Власти приказывать у них не было. Но находясь в круге призыва, душа не могла лгать, и хоть это немного утешало.

Что ж, попробуем по-другому.

— Если ты будешь упорствовать, тогда я заточу тебя в каком-нибудь трупе, и ты будешь вечно находиться на грани жизни и смерти!

Моя угроза вызвала смех у герцога.

— Ты можешь пугать меня, чем хочешь, колдун! Любое место, куда бы ты меня не отправил, будет лучше того, где я нахожусь по приговору Гелиона, а я брошен в ад. Бескрайняя заснеженная долина, усеянная огромными кусками острого льда, разрезающего плоть от одного к нему прикосновения, постоянный пронизывающий ветер, холод и снег, застилающий небо, из-за которого ничего не видно дальше, чем на пару шагов. Я вынужден бродить по этой бескрайней долине, где никогда не видно солнца, и драться с подобными мне за пищу, что иногда удаётся найти под снегом, который приходится разрывать голыми руками, а снег острый, как стекло. А потом есть какую-то мёрзлую дрянь вроде травы, если её удастся найти. И это лишь малая часть того, что там происходит. Голод. Холод. Боль. Одиночество. И так без конца. Поэтому, чем бы ты мне не угрожал, колдун, ты не можешь сделать мне хуже или больнее, чем есть. Человеческого разума не хватит, чтобы выдумать наказание страшнее чем то, что установили боги.

На это я не нашёлся, что сказать. Пытаться запугать того, кто и так находился в аду, было глупо. Я решил попробовать ещё кое-что.

— Может быть, у тебя остались какие-то незаконченные дела на земле, которые я могу выполнить для тебя, а в награду ты скажешь то, что я хочу услышать?

Теперь мои слова заставили герцога задуматься. Спустя время он произнёс:

— Да, ты можешь кое-что сделать для меня, и в награду за это я скажу, где я спрятал свой клад.

Это было замечательно! Надежда снова расправила крылья в моей душе. Что бы он ни попросил, я был готов выполнить. Построить для него и его семьи мавзолей, украшенный изразцами и фресками, написать песню, обеляющую его имя, или что угодно, что могло быть нужно душе, обречённой на страдание.

— Для начала, скажи: после того, как меня и моих детей с женой убили, кто пришёл к власти и занял трон?

Этот вопрос меня удивил.

— Юный принц, которого ты заточил в крепость, — сказал я, вспоминая старую хронику.

— Значит, они всё-таки усадили на трон этого дурачка! — пробормотал герцог.

— Почему дурачка? — удивился я. — В хрониках написано, что он был здоров душой и телом и мудро правил страной.

— А что ещё они могли про него написать? Ведь книги о правителях правдивы лишь после их смерти, да и то не всегда, а при жизни в них лишь ложь и восхваления. Принц не был дураком в буквальном смысле: на четвереньках за собаками не ползал, и с лошадями не разговаривал, но страной он управлять был не способен. Бесхарактерен, труслив, доверчив, верил всему, что ему говорили, не умел общаться с людьми, без конца читал книги и по ним судил о мире и людях. И такому человеку я не мог доверить трон и управление страной, которой веками правили мои предки.

Людям всё равно, кто сидит на троне, лишь бы тот хорошо управлял страной, не было войн, а налоги были справедливы. Но лордам не нравились железные порядки, что я создал; они хотели жить как при моём брате, который больше царствовал, чем правил. Пиры, балы, охота день за днём — и так без конца. А то, что у иного лорда дружина чуть ли не больше королевской армии, это было не важно. Лорды в своих владениях творили, что хотели, и король не мог ничего с этим поделать, да и не хотел. Бароны и графы не платили в казну ни медяка, а с крестьян и горожан драли три шкуры. Доходило до того, что лордов даже к суду привлечь нельзя было, ибо их судить могли лишь равные им. А когда война с Фореном началась, которую мы потом проиграли, потому что лорды отказались выделить деньги и подкрепления для королевского войска, моё терпение закончилось. Я больше не мог смотреть, куда катится моя страна! Я устроил убийство своего брата, чтобы занять трон, и если б не та дурацкая клятва, мои потомки правили бы этой страной! Лорды наверняка радовались тому, что принц взошёл на мой трон, ведь они опять могли творить, что хотели, при таком слабом правителе.

— Не мне судить, как он правил. Я могу лишь видеть то, как сейчас правят страной его потомки, принявшие корону. Делают они это мудро, и страна процветает. Войн нет, жители всем довольны...

Мои слова взвали на лице у герцога злую досаду. Ему, наверное, хотелось бы услышать, что после его гибели всё рассыпалось в прах. Как же переоценивают себя правители, считая, что лишь их мудрая воля двигает Вселенную и не даёт погаснуть звёздам! Но у меня возник вопрос, который я решил задать.