Доминирующего положения шулеритов в церковной иерархии было бы достаточно, чтобы легко очернить Чарис в глазах Церкви. Но неуклонно растущее богатство королевства и влияние, которое давал ему огромный торговый флот в землях далеко за пределами его собственных границ, во многих отношениях усугубили плохую ситуацию. В то время как большинство более приземленных подозрений и гнева совета викариев были сосредоточены на республике Сиддармарк просто из-за близости республики к землям Храма, были те, включая самого великого инквизитора, которые чувствовали, что в долгосрочной перспективе отношение и пример Чариса были еще более опасными.
Собственная точка зрения Динниса, подкрепленная сообщениями Жирэлда Адимсина и отца Пейтира Уилсина, интенданта ордена Шулера в Теллесберге, заключалась в том, что подозрения Рейно в верности Чариса доктринам Матери-Церкви были беспочвенными. Правда, готовность чарисийцев находить новые и более эффективные способы ведения дел требовала определенной степени бдительности. И, что не менее верно, чарисийская ветвь Церкви была гораздо более снисходительной по некоторым вопросам, чем действительно предпочел бы совет викариев. И, да, было даже правдой, что этот "колледж" Хааралда активно искал новые способы объединения существующих знаний, что могло только усилить этот национальный фетиш "эффективности". Однако именно поэтому отец Пейтир был там, и в его отчетах — как и в отчетах его непосредственных предшественников — было совершенно ясно, что ничто из происходящего в Чарисе даже отдаленно не напоминало нарушение Запретов Джво-дженг.
Что касается внутренней политики и опасных примеров, Диннис был готов признать, что решение прадеда короля Хааралда юридически отменить крепостное право во всем его королевстве может быть истолковано как пощечина Матери-Церкви, если кто-то был полон решимости рассматривать это таким образом. Диннис — нет, особенно учитывая тот факт, что в Чарисе никогда не было больше крохотной горстки крепостных даже до того, как институт был официально упразднен. Он также не верил утверждениям, исходящим в основном от конкурентов чарисийцев о том, что сосредоточенность его прихожан на торговле и приобретении богатства была настолько навязчивой, что вдохновляла их игнорировать свои обязательства перед Богом и Матерью-Церковью и экономить на десятине королевства. Епископ-исполнитель Жирэлд и его сборщики десятины, несомненно, выразили бы свое недовольство, если бы заподозрили, что в этих рассказах есть хоть капля правды! Адимсин, возможно, и не был самым блестящим человеком, когда-либо получавшим епископский перстень, но и дураком он тоже не был, а Мать-Церковь имела многовековой опыт в отношении всех способов, которыми короли или дворяне могли пытаться скрыть доходы от сборщиков десятины.
А власть Церкви и инквизиции над населением материка, несомненно, была достаточно прочной, чтобы подавить любые опасные идеи, которые могли проникнуть через моря на борту чарисийских торговых судов.
Нет, Диннис не боялся, что Чарис был своего рода рассадником потенциальной ереси. Это не мешало ему сыграть на подозрениях Рейно и базовом недоверии и неприязни совета викариев к королевству.
Что, по его мнению, делало тот факт, что Хааралд явно был одним из самых сильных сторонников Брейгарта, смертельным поцелуем для Уиллима.
Он предположил, что из-за собственной моральной целостности Рейно ему потребовалось так много времени, чтобы открыто выступить в поддержку заявления Тадейо Мантейла.
Его мошеннического, но чрезвычайно хорошо оплачиваемого заявления, — молча размышлял Диннис, не позволяя проявиться и следу своего внутреннего удовлетворения. — И тот факт, что Лайэм Тирн, архиепископ Эмерэлда, собирался оказать ему существенную услугу за поддержку кандидата князя Нармана, тоже не повредит.
— Думаю, — продолжил Рейно, как старший член суда, — что в свете неспособности Брейгарта предоставить свои предполагаемые доказательства или даже своевременно ответить на наш запрос, мы должны принять наше решение, основанное на уже представленных доказательствах. Однако вместо того, чтобы спешить с выводами, я бы предложил нам прерваться на обед, а затем провести час или около того, размышляя над этим вопросом в уединении. Давайте соберемся снова примерно в пятнадцатом часу и вынесем наше решение, братья.
Остальные кивнули в знак согласия — Канир немного неохотно, — и стулья заскрипели, когда архиепископы поднялись. Канир кивнул Рейно и Миллиру, сумел полностью проигнорировать Динниса и быстрым шагом вышел из конференц-зала. Рейно слегка улыбнулся, как снисходительный родитель с двумя сыновьями, которые постоянно ссорились, затем последовал за Каниром.
— Вы разделите со мной обед, Эрейк? — спросил Миллир после того, как остальные ушли. — У меня есть небольшой вопрос, который будет рассматриваться в управлении утверждений в ближайшую пятидневку, и я хотел бы обсудить его с вами.
— Конечно, Урвин, — бодро ответил Диннис. — Я был бы рад.
И это было правдой, — размышлял он. — Он действительно с нетерпением ждал неизбежной драконьей торговли с Миллиром. В конце концов, это было частью игры. Значительного "подарка", который вот-вот должен был оказаться в его личном кошельке, и возможности напомнить Хааралду Армаку, где находится истинная власть в Чарисе, было бы достаточно, чтобы он твердо встал на сторону Мантейла, но проявление власти было более соблазнительным, чем простое богатство. Не просто в пределах его собственного архиепископства, но в пределах единственной иерархии, которая действительно имела значение, прямо здесь, в Храме.
— Я так понимаю, что сегодня днем на кухне нас ждет что-то особенное, — продолжил он. — Мы будем есть в главном обеденном зале, или вы предпочитаете пообедать на площади?
.II.
Королевский дворец, Теллесберг, королевство Чарис
— Отец, вы не хуже меня знаете, кто на самом деле стоит за этим! — Наследный принц Кэйлеб скрестил руки на груди и свирепо посмотрел на своего отца. Король Хааралд, однако, с удивительным хладнокровием перенес выражение лица своего старшего сына.
— Да, Кэйлеб, — сказал король Чариса через мгновение. — Так уж получилось, что я знаю, кто на самом деле стоит за этим. А теперь, что ты предлагаешь мне с этим делать?
Кэйлеб открыл рот, затем сделал паузу. Через мгновение он снова закрыл ее. Его темные глаза были, если уж на то пошло, еще более пламенными, чем раньше, но его отец кивнул.
— Вот именно, — мрачно сказал он. — Ничего больше я не хотел бы так, как увидеть голову Тадейо на пике над моими воротами. Конечно, я уверен, что он и его коллеги чувствуют то же самое по отношению ко мне. К сожалению, как бы мне ни хотелось увидеть его там, у меня мало шансов устранить его в ближайшее время. И так как я не могу...
Он пожал плечами, и Кэйлеб нахмурился. Не из-за несогласия, а из-за разочарования.
— Я знаю, что вы правы, отец, — сказал он наконец. — Но нам придется найти какой-то ответ. Если бы это был только Тадейо или даже только он и Нарман, мы могли бы справиться с этим достаточно легко. Но с Гектором за ними, и с Эрейком и Жирэлдом, сидящими со своими кошельками...
Его голос затих, и Хааралд снова кивнул. Он знал, хотел ли его сын признать это или нет, что по крайней мере половина разочарования Кэйлеба была вызвана страхом. Однако король Хааралд не собирался обвинять в этом своего наследника. На самом деле, страх мог быть хорошей чертой для монарха или будущего монарха, до тех пор, пока ему не позволялось довлеть над ним. И до тех пор, пока это проистекало из правильных причин. Трусость была ниже презрения; страх перед последствиями для тех, кем управлял монарх, был его долгом.
— Если бы у меня был ответ, который ты хочешь, Кэйлеб, — сказал он, — я бы не был королем; я был бы одним из архангелов, вернувшихся на землю.
Он коснулся своего сердца, а затем губ пальцами правой руки, и Кэйлеб повторил этот жест.
— Однако, поскольку я всего лишь смертный, — продолжил Хааралд, — я все еще пытаюсь придумать что-то отдаленно похожее на ответ.
Король поднялся со стула и подошел к окну. Как и большинство чарисийцев, Хааралд был немного выше среднего роста для Сэйфхолда в целом, с более широкими плечами и в целом более коренастым телосложением. Его сын был, возможно, на дюйм или два выше его, и фигура Кэйлеба все еще находилась в процессе возмужания. Он должен стать мускулистым, сильным мужчиной, — подумал Хааралд, — и он двигался с быстрой, нетерпеливой грацией.
Раньше и я так двигался, — размышлял Хааралд. — До того, как кракен попытался оторвать мне ногу. Неужели это было действительно двадцать лет назад?
Он остановился у окна, подтянув под себя правую ногу с негнущимся коленом и незаметно прислонившись правым плечом к оконной раме. Его сын стоял рядом с ним, и они смотрели на широкие, сверкающие голубые воды залива Саут-Хауэлл.
За городскими укреплениями и пристанями залив был усеян парусами. В доках стояло не менее шестидесяти кораблей, пришвартованных или ожидающих места у причала. Большинство из них были относительно небольшими одно— и двухмачтовыми каботажными судами и перевозчиками грузов, через которых шла внутренняя торговля королевства по всему огромному заливу, но более трети составляли большие, тяжелые (и неуклюжие на вид) галеоны, обслуживавшие океанскую торговлю Сэйфхолда. У большинства галеонов было по три мачты, и они возвышались над своими меньшими, более скромными собратьями, показывая флаги по меньшей мере дюжины торговых домов, в то время как далеко за волнорезами три изящные галеры королевского чарисийского флота шагали на север на длинных паучьих лапах своих весел.
— Вот почему мы не найдем много друзей, — сказал Хааралд своему сыну, указывая бородатым подбородком на торговые суда, заполонившие набережную Теллесберга. — Слишком многие хотят того, что у нас есть, и они достаточно глупы, чтобы думать, что если они объединятся, чтобы отнять это у нас, их "друзья" на самом деле позволят им удержать это за собой. И на данный момент нет никого, кто чувствовал бы какую-то особую потребность помочь нам сохранить наше положение.
— Тогда мы должны убедить кого-то чувствовать себя по-другому, — сказал Кэйлеб.
— Истинные слова, сын мой. — Хааралд сардонически улыбнулся. — А теперь, для твоего следующего заклинания, кого ты предполагаешь убедить?
— Шарлиэн уже наполовину на нашей стороне, — отметил Кэйлеб.
— Но только наполовину, — возразил Хааралд. — Она достаточно ясно дала это понять прошлой весной.
Кэйлеб поморщился, но не мог не согласиться. У королевы Шарлиэн Чисхолмской было столько же причин выступать против Лиги Корисанды, сколько и у Чариса, и ее ненависть к князю Гектору Корисандскому вошла в поговорку. Была некоторая надежда, что эти факторы могут привести ее к открытому союзу с Чарисом, и Хааралд отправил своего кузена Калвина, герцога Тириэна, в Чисхолм в качестве своего личного посланника, чтобы изучить такую возможность.
Безуспешно.
— Ты знаешь, насколько убедительным может быть Калвин, и его положение в престолонаследии должно было придать любому его предложению гораздо больший вес, чем предложению любого другого посла, — продолжил король. — Если бы кто-то мог убедить ее вступить с нами в союз, это был бы он, но даже если бы она была уверена, что хочет полностью поддержать нас, ей все равно пришлось бы подумать о собственном троне. Корисанда так же близка к ней, как и к нам, и у нее есть история неприязни между ней и Гектором, о которой нужно подумать. Не говоря уже о том факте, что Храм сейчас далеко не один из наших самых больших сторонников.
Кэйлеб мрачно кивнул. Как бы сильно Шарлиэн ни презирала Гектора, у нее было столько же причин избегать открытой вражды с ним. И, как только что намекнул его отец, у нее было еще больше причин не враждовать с людьми, правившими Храмом, и мало веских причин прийти на помощь тому, кто, в конце концов, был самым успешным конкурентом ее королевства.
— А как насчет Сиддармарка? — спросил кронпринц через несколько секунд. — У нас действительно есть эти договоры.
— Да, из основных государств республика, вероятно, наиболее благосклонно настроена к нам, — согласился Хааралд. — Я не уверен, что лорд-протектор был бы особенно рад вмешиваться в наши маленькие неприятности, но Стонар признает, насколько ценной была наша дружба на протяжении многих лет. К сожалению, у него даже больше причин, чем у Шарлиэн, опасаться раздражать чувства Церкви, и все наши договоры — торговые, а не военные. Даже если бы это было не так, что бы Сиддармарк использовал в качестве флота?
— Знаю. — Кэйлеб легонько постучал по оконной раме, прикусив нижнюю губу.
— Не то чтобы это действительно стало неожиданностью, — заметил его отец. — Тадейо настаивает на своем так называемом требовании уже много лет. По общему признанию, он в основном пытался создать мне достаточно неприятностей, чтобы я откупился от него и покончил с этим, но действительно ли удивительно, что он вдруг начал относиться к себе всерьез, когда наконец нашел кого-то, кто поддерживает его?
— Так и должно быть, — проворчал Кэйлеб. — Тадейо не имеет законных прав на Хэнт! Даже если бы в этой нелепой лжи о том, что его бабушка была внебрачной дочерью графа Фрейдарека, была хоть капля правды, Хоуэрд все равно был бы законным наследником!
— За исключением того, что Мать-Церковь собирается сказать по-другому. — Тон Хааралда был легким, почти капризным, но в выражении его лица не было ничего веселого или беззаботного.
— Почему бы и нет, если Нарман и Гектор так охотно сыплют золото в кошелек Динниса? — зарычал Кэйлеб. — Кроме того, совет всегда...!
Он резко замолчал, когда отец положил руку ему на плечо.
— Осторожно, Кэйлеб, — сказал Хааралд мягким голосом. — Осторожно. То, что ты мне говоришь, — это одно, но ты мой наследник. То, что ты говоришь там, где другие уши могут услышать и использовать это против тебя — против нас — это нечто совершенно другое.
— Я знаю это, отец. — Кэйлеб отвернулся от окна и посмотрел отцу в глаза. — Но вы знаете, и я знаю, что это именно то, что произошло. И вы тоже знаете, почему совет викариев оставляет его в правах.
— Да, — признал Хааралд, и теперь в его глазах было столько же печали, сколько и гнева. — Если бы все священники Матери-Церкви были такими, как Мейкел, или даже отец Пейтир, этого бы никогда не случилось. Или, по крайней мере, я бы не беспокоился, что моего сына казнят за ересь просто потому, что он сказал правду не в то ухо. Но они не такие, и я беспокоюсь. Так что придержи свой язык, сын мой!
— Я так и сделаю, — пообещал Кэйлеб, затем повернулся, чтобы еще раз взглянуть на оживленный залив. — Но вы также знаете, что это только начало, отец. Заставить вас признать Тадейо графом Хэнта — это только первый шаг.
— Конечно, это так, — фыркнул Хааралд. — Это дело рук Гектора. Он песчаная личинка, а не ящер-резак. Нарман слишком нетерпелив, чтобы смотреть дальше, чем это абсолютно необходимо, но Гектор всегда предпочитал позволить кому-то другому рискнуть и совершить убийство. Он довольствуется тем, что жиреет на остатках, пока однажды ящер-резак не оглядывается через плечо и не обнаруживает, что заблудился в прибое, а личинка превратилась в кракена.
