Джон Найтингейл. Истории о потустороннем. Общий файл

— Какие у Вас отношения со свекровью?

Женщина пристально посмотрела мне в глаза:

— Старуха называла меня ведьмой, да? Колдовским отродьем? — я молчал, — Кто из нас ведьма, так это она. Если у нее и двигаются предметы сами собой или разбиваются стекла, то я здесь не при чем. И я не пытаюсь ее убить, она и так одной ногой в могиле. Я подожду.

Ее откровения поразили меня. С каждым днем я все больше открываю дверь в истинный мир этого дома.

— То есть Вы точно не ведьма? Я имею ввиду, разное бывает...

Леди Эрин громко расхохоталась:

— Вы такой забавный! Если я рыжая и не англичанка, это не значит, что я колдунья. Говорят, моя прабабка колдовала, но не я. Больше ни слова, муж идет.

В течение дня мне никак не удавалось остаться с леди Эрин наедине, ее супруг точно решил сопровождать каждый ее шаг. Но ведь кто-то же должен объяснить мне, что она имела ввиду, говоря про двигающиеся предметы! И когда ко мне подошел безукоризненный дворецкий, я с благодарностью принял его предложение помочь.

— Предметы, двигающиеся сами по себе? — удивился мистер Фойл, — Кто сказал Вам об этом?

— Так это правда?

Дворецкий посмотрела по сторонам и негромко признался:

— Это очень старый дом, сэр, уверен, такое бывало и раньше. Моя госпожа не при чем. Я приехал с ней из Ирландии. У леди Эрин безупречная репутация, я прошу Вас не верить вещам, которые про нее могут говорить.

— Вы имеете ввиду ее размолвку с леди Офелией?

Но мистер Фойл решил, что и так сказал слишком много и, извинившись, степенно удалился. Поднявшись к себе, я достал записную книжку и посвятил ближайшие несколько часов подробному изложению всех событий.

Загадочные явления, если можно так выразиться о самопроизвольно бьющемся стекле, гаснущих свечах, порывах ветра и падении леди Эрин, начались не внезапно, а имели место и раньше. Их источник находится рядом и появился значительно раньше моего появления в доме. Леди Офелия не ладит с невесткой, обвиняя в колдовстве, и видит призрак своего трагически погибшего мужа. Меж тем, мне известно, что леди Офелия — жестокая женщина, возможно убившая собственного супруга. Доказано, что дочь пострадавшей от нее служанки на протяжении нескольких месяцев отравляла пищу хозяйки, приближая тем самым ее конец, но ловко отводя подозрения от себя. Не думаю, что действия Люси как-то связаны со всем остальным, но я рад, что прекратил их. Странно лишь то, что все обитатели поместья осведомлены о дурном характере старушки, а вот ее сиделка остается в блаженном неведении, несмотря на то, что почти все время проводит у ее постели. Впрочем, нельзя обвинять мисс Эванс в христианской доброте.

Я отвлекся от размышлений, представляя себе открытое добродушное лицо сиделки. Она искренне верила в то, что говорила, и ее упрямству и благородству можно было только позавидовать.

— Доктор? — в дверь осторожно постучали, — Вам письмо, только что доставили.

Я принял у служанки конверт из дорогой голубой бумаги и торопливо распечатал. "Дорогой друг, — прочитал я, — Я приятно удивлена тем, что именно мне Вы рискнули доверить свои тайны, но вместе с тем мне весьма тревожно, ибо никто, кроме Вас, с таким постоянством не попадает в сомнительные истории..." Моя удивительная знакомая аккуратным убористым почерком, в изысканных, прочувствованных фразах, кои способна выдать только женщина, поделилась своими измышлениями, ради которых и затевалась эта переписка. "Мне сложно судить, будучи за много миль от источника Вашего беспокойства, однако если Вы полагаете, что имеет место появление призрака, то советую выйти с ним на контакт. Если же наша гипотеза не подтвердится, и все, описанное Вами, не что иное, как чудовищный плод человеческой воли, то помоги Вам Бог". В поскриптуме, написанном уже более поспешно и размашисто, значилось: "Будущим утром будьте любезны известить меня о результатах расследования. И, пожалуйста, воспользуйтесь телеграфом, это гораздо быстрее. Ваша Агата Л."

Кроме того, в письме я нашел полезные советы, которыми в самое ближайшее время собирался воспользоваться. Но перед тем я зашел к леди Офелии. Старушка выглядела посвежевшей, и, вполне возможно, в более ясном уме, чем в те дни, когда ее целенаправленно травили.

— Идете на поправку, — с улыбкой объявил я после обычных процедур.

— Не Вашими молитвами, — скривила тонкие губы строптивая пациентка. Я простил ей эту дерзость, да и что я мог сделать. Перед уходом я как бы между прочим поинтересовался, не являлся ли ей снова призрак мужа? Признаюсь, ход был грубым, но возымел эффект. Старая леди с нетипичной для нее резкостью подскочила на перине и облила меня потоком отборной ругани. На крик из смежной комнаты прибежала сиделка и буквально вытолкала меня в коридор.

— Как Вы смеете! — воскликнула мисс Эванс, — Такое поведение не достойно джентльмена!

— Мисс Эванс, — предпринял я робкую попытку оправдаться. Почему-то мне было особенно неприятно выглядеть подлецом в ее глазах, — Вы не понимаете всю важность...

— Вы потакаете ее фантазиям!

— А что если это не фантазии вовсе?

Мисс Эванс в бессильном гневе притопнула ногой, обутой в мягкую домашнюю туфельку, и более спокойно закончила:

— Я не потерплю далее подобных разговоров. Я прониклась к Вам непозволительным доверием, а Вы его обманули.

Оставшееся до вечера время и просидел в беседке в старом парке. Настроение мое было пасмурным, как низко нависшее серое небо над головой. Я не мог освободиться от образа раскрасневшейся от праведного возмущения мисс Эванс. В тот момент глаза ее горели, придавая простому лицу утонченность и очарование. Но женщина была абсолютно права — мне не стоило пользоваться положением одинокой старой леди и пытаться выманить из нее информацию. Это действительно совершенно не достойно джентльмена.

С наступлением темноты я поднялся к себе, облачился в домашний халат и тапочки, и вернулся в холл. Домочадцы, как я успел заметить, поднимались очень рано и отправлялись ко сну почти сразу после ужина. Это было как нельзя кстати. Мне предстояло мероприятие, в разумности которого я сомневался, но обойтись без которого не мог. Огромные напольные часы совсем рядом пробили полночь. Я со всем возможным удобством расположился под лестницей, потушил свечу и затаился.

Уже очень скоро, не прошло и двух часов, я начал жалеть о задуманном мною деле. Неужели я и впрямь решил, что призрак, существует он или нет, поспешит ко мне с объяснениями? Мой опыт в общении с духами оставлял желать лучшего, но и с теми знаниями, коими я располагал, было ясно, что ночь потрачена впустую. Ближе к рассвету, когда силы мои были на исходе, и голова казалась мне тяжелее гранитной плиты, я осторожно вылез из укрытия, с наслаждением размял спину и потихоньку поковылял наверх.

Я не спал всю ночь, однако проснулся в привычное время. Виной тому были кошмары, мучившие меня те жалкие несколько часов, что я провел в постели.

То был последний день моего пребывания в Лайнс-Холле, и я, признаться, был этому немного рад. Вспоминая о ночи, проведенной под лестницей, я чувствовал себя круглым дураком. На полпути к покоям леди Офелии я повстречал ее сына. Сэр Уильям показался мне хмурым и раздраженным, он едва кивнут в ответ на мое приветствие. И это в столько ранний час!

— Простите! — окрикнул я его, — Вы были у матушки? Она уже проснулась?

Лорд Уильям не обернулся.

Едва открыв дверь комнаты, я понял, что у леди Офелии приступ. Старушка отчаянно хрипела и цеплялась скрюченными пальцами за одеяло.

— Мисс Эванс!

Вдвоем мы отлично справились — сиделка держала женщину, не давая ей задохнуться, а я вколол лекарство, которое должно было помочь, если, конечно, помощь не опоздала.

— Она же шла на поправку?

— Да, но что-то ее очень сильно расстроило, — я, кажется, догадывался, что именно, и мисс Эванс только подтвердила мои подозрения, рассказав о случайно услышанном ею разговоре.

— Сэр Уильям был очень зол, — смущаясь и краснея, призналась сиделка, — Я раньше не слышала, чтобы он так разговаривал с матерью.

— О чем они спорили?

— Я... я не знаю, я заткнула уши, чтобы не слышать.

Я кивнул. Вряд ли причина ссоры имела значение, главное, сам факт ее наличия. Леди Офелия слабо зашевелилась. Мисс Эванс нагнулась к ней и услышала, как та повторяет имя сына. И тут меня как громом поразило:

— Корделия! — я даже не заметил, как назвал сиделку по имени, — Посмотри вокруг!

Ни одна вещь в спальне не лежала на своем месте. Влажный ковер устилали осколки, что совсем недавно были вазой, графином и парой стаканов. Обе картины, украшавшие бледно-голубые стены, покосились и едва держались на полу вырванных гвоздях. Подушка с кресла выглядела так, будто ее трепала собака.

— Боже мой! — воскликнула мисс Эванс, — Я ничего этого не слышала.

Я поднял с пола смятый лист бумаги. Чернила намокли, но буквы еще не расплылись.

— Корделия, никуда не выходите! Ни на шаг не отлучайтесь от леди Офелии, — приказал я и бросился догонять Уильяма.

Конечно, я не успел — холл был пуст. Сердце мое билось как бешеное, то ли от страха, то ли от бега по ступеням. Я прислонился к стене, перевести дух, как вдруг услышал странный звук. И в следующий миг огромное полотно с пасторальным пейзажем упало на меня сверху. Пол и потолок поменялись местами, голову пронзила жуткая боль. Сквозь звон в ушах я услышал взволнованный женский голос:

— Доктор Найтингейл! Боже, Вы в порядке? Доктор?

Удар был силен и внезапен, но не достаточно для того, чтобы вывести меня из игры.

— Леди Эрин, где Ваш муж?

— Я не видела, может... Да! — ее лицо просияло, — Он казал, что утром пойдет к семейному адвокату, за консультацией.

— А Вы знаете, по какому вопросу?

Леди Эрин покачала головой, но я по глазам понял, что она догадывается.

— Давайте перейдем в гостиную, — предложила она и помогла мне подняться.

— Лорд Уильям увидел завещание, составленное его матерью незадолго до болезни. Бумага еще не была заверена, но в ней леди Офелия оставляла сына без средств к существованию. Ему оставался лишь дом и куча долгов.

— Откуда вы знаете?

— Я видел завещание своими глазами, кстати, вот оно, — я показал смятый лист. Женщина пробежалась по нему глазами.

— Если Уильям видел это, то, должно быть, пришел в ярость.

— Именно так. Скажите, он часто ссорился с матерью? Может, еще с кем-то? Он раздражителен, склонен к агрессии?

Леди Эрин невесело усмехнулась:

— Склонен к агрессии? Мой Уильям? Могу Вас заверить, что нет. Мать воспитала его на редкость слабохарактерным. У него никогда не было своего мнения, мне не составило труда убедить его взять меня в жены. Понимаете ли, в Ирландии меня ждало разорение и нищенская жизнь. Уильям подвернулся как нельзя кстати. Типичный брак по расчету. Ему жена — красавица и умница, что не стыдно друзьям показать, мне — условия, к которым я привыкла, достаток и спокойствие.

Я выслушал это откровение со странной брезгливостью. То, о чем говорила Эрин, не было столь уж ужасно, каждая вторая семья в Англии строилась на голом расчете. Но все равно мне было неприятно.

— Но если завещание вступит в силу, все мои усилия пойдут прахом. Жаль, мне придётся провести остаток жизни с этим... недоумком.

— Ах ты стерва!

В дверях стоял лорд Честерсон с перекошенным от ярости лицом.

— Уильям! — леди Эрин подскочила от неожиданности, — Ты не так понял...

— Молчите, — велел я тихо, начиная догадываться, что имела в виду Агата под выражением "чудовищный плод человеческой воли".

— Змея, позарилась на наши деньги, — продолжал распаляться мужчина, — Ведьма, ненавижу тебя! Жалкая тварь!

Все вокруг пришло в движение. Атмосфера сгустилась до такой степени, что стало трудно дышать. Уильям, я и Эрин стояли в самом центре, а вокруг нас зависли в воздухе книги, китайский фарфор, свечи, — все, что было в комнате. Волосы зашевелились у меня на затылке. Рядом тяжело дышала леди Эрин, я слышал ее сердцебиение.

— Пожалуйста, прекрати, Уильям, — со слезами умоляла она, — Я сделаю все, что ты хочешь, только прошу, прекрати это!

Но муж ее точно не слышал. Предметы летали по кругу с бешеной скоростью, все набирая обороты. Одна из фарфоровых чашек со свистом пронеслась мимо и ударила Эрин в плечо, но молодая ирландка оказалась крепкой и только вздрогнула, повторяя, как заклинание:

— Пожалуйста, пожалуйста, остановись...

Но я знал, что он не остановится. Чудовищная сила, коей он обладал, полностью взяла над ним контроль. Она убьет нас, хочет Уильям того или нет.

Внезапно дверь распахнулась, впуская в гостиную еще трех действующих лиц — мистера Фойла с увесистым подсвечником в руке и мисс Эванс, бережно поддерживающую под руку свою хозяйку.

— Что ты творишь, сын? Немедленно прекрати! — рявкнула леди Офелия с силой, которой не ожидаешь от старой больной женщины. Я покачал скорбно головой, криком здесь уже не поможешь. Однако приказ возымел действие. Уильям опустил руки и разжал стиснутые кулаки. Мы все поверили в чудо, но тут мужчина вновь напрягся и дерзко ответил:

— Ты больше не властна надо мной. Хотела лишить меня законного наследства? Как бы не так! Ты отравляла мне жизнь с раннего детства, ты, старая ворчливая перечница!

Лицо леди Офелии побелело от гнева.

— Ты убила моего отца!

В этот момент я почувствовал, как ноги мои отрываются от пола, еще немного, и я взлечу в воздух!

— Я сказала, хватит!

Воцарилась гробовая тишина. Я снова обрел точку опоры и успел подхватить Эрин, лишившуюся чувств. Уильям стоял ни жив ни мертв:

— Почему у меня не получается? — спросил он беспомощно, — Что ты натворила?

Я отнес Эрин к дивану и с этого ракурса видел, как безуспешно Уильям пытается снова погрузить комнату в ад. Пот крупными каплями тек по его лицу, губы дрожали. Но ничего не происходило. Сила покинула его. Еще несколько секунд Уильям пытался что-то сделать, а потом вдруг осел на пол и замер без движения. Я осторожно подошел к нему и проверил пульс.

— Он мертв.

Эрин громко разрыдалась. Я пристально посмотрел в глаза леди Офелии и не увидел там ничего. Ни тени сожаления. Она развернулась и медленно поковыляла в сторону лестницы. Мисс Эванс с трудом оторвала взгляд от распростертого на полу тела и побежала за ней. Так закончилась эта странная и грустная история.

Много позже, когда страсти улеглись, я съездил в деревню, вызвал полицию и отправил телеграмму, как и обещал. Приехавший из города врач засвидетельствовал смерть от сердечного приступа. Я чувствовал себя разбитым и вываленным в грязи. Дав первые показания, я ушел, ни с кем не попрощавшись. Возле ворот меня нагнала мисс Эванс. С дорожным саквояжем.

— Не хочу там больше оставаться, — с грустной улыбкой сказал она, — Вы во всем были правы, а я упорствовала в своем заблуждении. Простите меня.

— Вам не за что просить прощения, Корделия, доброта — это не порок.

Мы попрощались. Она отправилась к семье в Беркшир, а я домой, в Лондон. Старый парк провожал нас задумчивым шелестом голых веток.