Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|
Булькающим комком, если схватила сетью
Древняя тень земли, жажда голодной твари —
Сточи осиновый кол и рядом с собой клади,
Как только ложишься спать. Скрипками Страдивари
Станут всхлипы во снах, напутствием — вздох "Уйди".
Так изживают боль, проникают в вечность,
Но проползти туда не дано ужам.
В небе молчит луна, и её увечность
Прекраснее полноты. Насмешливым зеркалам
Дарить (просто так) яд пасти и пачку писем
Соколу в вышину. Там режуще светит день,
И, если какой-нибудь грех и мыслим —
Точно не твой. В иглу неумело вдень
Нить горной тропы, ведущей к озёрам, соснам,
В разреженный воздух (от счастья нельзя дышать) —
В пронзительно чистый край, где строки смешно-серьёзны,
Где кудри упрямых туч позволено приласкать.
Но ввек не попасть туда, где Царевич-Сокол
Крыльями мнёт лазурный простор небес,
Раскинутых простынёй. Дорога — во влажный подпол,
В ноябрь, в злобную явь. А багряный лес
Снов, от которых тянет внутри и страшно
За собственные клыки — растёт. По слогам твержу:
Если надежды нет, то смех или боль — неважно,
Как плеть или крест, стихи или стон — ужу.
Ноябрь 2016
КОРАБЛИ
Корабли уходят навеки к западным берегам,
Где море конечно, рифы зловещи, обрывист свет.
Корабли уходят. Курс их — как бег планет:
В постоянстве чтения атласа по слогам —
Атласа звёздного неба. На краю — всё не то.
Крылья чаек черны, а туман накрывает волны
И проникает в голову. Водовороты полны
Сумбурных матросских мыслей. Лунное решето
Опрокинуто рябью и пятнами по ночам.
В парусах кораблей обречённо смеются ветры;
В трюмах — запах корицы, черешни, лимонной цедры;
Капитан бьёт воришек кометами по рукам,
Доставая их сверху. В порт уже не прибыть,
Только это, по совести, мало кого волнует.
В душном сумраке волн акулы, скользя, рисуют
Боками из клочьев пены узорную нить,
И матросы их кормят объедками прошлой грусти.
Капитан выходит на мостик, трёт переносицу,
Очиняет перо. По ночам ему лучше пишется:
Выше волны, глуше вопросы, солёней страсти.
Память, услужливой тенью бросаясь под ноги,
Замирая на досках палубы,
Гортанно подсказывает:
На востоке есть гавань, и дом чужой, и жена чужая.
И своя вина, и свои долги, которые не вернуть.
И сбивается ритм. Всё смывает морская муть,
К днищу мёртвого корабля задумчиво приникая.
Ноябрь 2016
ДРАКОНУ
"И янтарные очи дракона
Отражает кусок хрусталя -
Я сторожу этот клад <...>
Вспоминаю о той, что когда-то,
Что когда-то крылатой была.
Она давно умерла"
(Мельница. Дракон)
"Смерть придёт — у неё
Будут твои глаза"
(Иосиф Бродский. Натюрморт)
И янтарные очи (глаза ли?)
Отражает кусок хрусталя.
Твои родичи точно не знали,
Что такое простая земля.
Твоя кровь пропиталась рассветом,
Чешуя — позвонками холмов;
И шумит поэтическим бредом
Твоих крыльев — не шорох, а зов
В те края, где задиристый ветер
Вереск пустошей расцеловал,
Где играют чумазые дети
И волынки гнусавят меж скал.
Ты взлетаешь так гибко и странно,
На земле — от когтей борозда...
Твоё древнее имя туманно —
Я не понял его. И когда
Раздробилось под пламенем небо,
Когда сердце метнулось вразгон —
Я не понял, что кончилась небыль,
Что теперь со мной рядом дракон.
"Глупый рыцарь, — колдунья вздохнула,
Мне дорогу мотая в клубок, —
Берегись не подземного гула,
А с вышин налетающих строк.
Берегись соколиного крика,
Облаков и бессонниц, луны...
Глупый рыцарь, нелепо и дико
Так желать себе боли и тьмы.
Прочь скачи с той тропинки заклятой,
Вдоль которой мерцают костры.
Твою смерть отчего-то крылатой
Вижу я — а клыки как остры..."
А теперь — ничего, кроме дыма
И искрящихся пальцев огня,
И веков: рвутся стрелами мимо,
Не касаясь тебя и меня.
Когти в зеркале ведьмином были —
Но не жидкое золото глаз.
Моё имя с лицом позабыли
Те, кого я убил или спас;
Я и сам их не помню.
Так хочешь?
Только грохот, и жар, и полёт,
Над добычей кровавые ночи...
Мои кости колдунья найдёт.
Усмехнётся и всхлипнет, и скажет:
"Глупый рыцарь!" И примется петь —
Как научат чернила и сажа —
Про мою желтоокую смерть.
Декабрь 2016
Дорога, бегущая в чащу...
Дорога, бегущая в чащу,
Что шепчет глухими шёпотами,
Ведёт меня настоящего
Ко мне за лесными воротами.
Там больше собой не буду:
Ни правды, ни знойных дней.
Людскую толпу забуду,
Завою ещё слепей —
Так, чтобы лань робела
И ветер в ветвях дрожал.
Теплом оленьего тела
В ночи причащусь. Хорал
Осин пропоёт мне мессу,
Смола озлатит алтарь.
В шиповник с когтями влезу,
Изранившись в киноварь.
Ко мне в дубняке прижмётся
Дриада горячим ртом.
Плевать, что рассвет вернётся.
Плевать, что придёт потом —
Охотники, бомбы, стужа,
Отвар ядовитых трав...
Все волки теряют душу,
Однажды луну познав.
Октябрь 2016
Плавятся в тигле алхимика...
Плавятся в тигле алхимика
Медь и огнистый янтарь.
Тянется снулая лирика;
Лучше больней ударь,
Небо, меня по темени:
Может, и будет прок.
Просто поддался времени.
Просто опять не смог.
Плавится жаром с птицами
Нитка нелепых слов;
Вскормлено пламя лицами
Тех, за кого готов
Я умереть был — только бы
Больше не остывать.
Морем бы — глубью, солью бы
Этот пожар смывать.
Плавится бред подушечный,
Листьев желтеет мёд.
Город пестрит игрушечный,
Золото раздаёт
Нищим и голодающим —
Перепадёт и мне:
Так обещал страдающий
Некто в багровом сне —
В том, где кресты и тернии,
Руки умыл Пилат...
Старче, к чертям плавление:
Тело с душой горят.
Октябрь 2016
КРАСОТА
Красота бьёт по нервам, как воспалённый закат — по глазу.
Уходить надо быстро: вдох, выдох, и всё готово.
Лучше сжечь её буквы, и петли, и точки — сразу,
Не дождавшись белого, чёрного, никакого.
Красота отбирает смысл, не даёт ответы:
Ведь она — лабиринт, искаженье в мозгу, истома
Голодного у кондитерской. "Мама, вафельные конфеты!" —
Но оттащат от сладкой двери, и снова — дома.
Можно лечь, отвернувшись к стене, и, мерно
Дыша, вспоминать, как расплавленной бронзой стянуло вены;
Как легло росой на траву, божественно-эфемерно,
Неправильное "сейчас". Ни оставить себе, ни найти замену —
Поднять голову и смотреть на улетающий в руки к звёздам
Шар в аляписто-дымных пятнах
Голубого и чёрного.
В никуда — насовсем.
Красота есть боль, понятная с детства всем —
Всем, кто выпустил ниточку.
Ноябрь 2016
Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|