Я.Р.В: Благородные люди

Василий распахнул дверь и ворвался в кабинет с оружием наперевес. Стрелять здесь уже было не в кого. Урицкий в кресле без сознания, из его рта стекала пена. Эта картина заставила Василия рассвирепеть, но я потерял сознание раньше, чем он ударил меня рукояткой пистолета.

Тогда в кабинете мы были не одни. Помимо чудовищ, в дальнем углу комнаты стоял человек. Я увидел его лишь на пару мгновений, и хоть не смог разглядеть лица, но почувствовал странный, пытливый взгляд.

* * *

В этот раз я очнулся со сдавленным хрипом и подскочил на месте от пережитого ужаса. Я опять в подвале, из окна с улицы еле пробивался утренний свет. Тут как тут и Димон, он почему-то поспешно ощупывал меня с ног до головы.

— Эй, ты чего?! — я брезгливо стряхнул с себя его руки.

— А ты чего?! Тебя приволокли вчера без сознания, я думал, ты вообще умер! А они говорят, ты там, у Урицкого, сознание потерял! Ты меня так не позорь! — Хворостов сел на матрас, перевёл дыхание. Его руки действительно дрожали. — Я реально думал, ты уже того, при смерти!

— Как нога? — довольно быстро до меня дошло, что Хворостов уже не корчился от боли.

Движения его ещё осторожны и неуклюжи, но он хотя бы не ныл, да и бледность лица сошла.

— Да как... — он ощупал место своей раны. — Да особо и не болит...

Димон удивленно прислушивался к собственному телу.

— Слушай, а и вправду не болит... Круто! — его глаза слезились от долгожданного облегчения. — Слушай, а что там вчера случилось-то? Ну там, в кабинете, ты чего в обмороки падаешь?

— Обмороки? — я едва понимал, о чем спрашивал друг.

Проснувшись, организм немедленно потребовал пищи. Поднос с едой на первой ступеньке, моя порция не тронута.

— Ну да... — Димон с ужасом и сочувствием наблюдал за тем, как быстро я расправлялся с завтраком. Уничтожив свою долю, я жадно покосился на его объедки. — Ты будешь доедать?

Хворостов мотнул головой:

— Что они с тобой там сделали?

— Я там чуть не сдох! — я бросил другу ложку с подноса. — Копай лаз, нам отсюда валить надо и чем быстрее, тем лучше. Еще одного ужина с Урицким я не переживу!

— Чего? — Димон встряхнул головой, сомневаясь: уж не мерещится ли это всё ему. — Ты что там увидел?

— Машину! Урицкий сделал себе какую-то хрень, подключил к ней все часы в доме. Они теперь могут ходить синхронно и создавать какое-то гадское поле, из которого в наш мир лезут какие-то твари!

Произнеся это на одном дыхании, я потянулся к чайнику, отпил чай прямо из носика. Терпкий и совсем не сладкий.

— Подожди-подожди... — Димон улыбался, думая, что это шутка. — Машина? Уж не на чердаке ли она? Ну помнишь, как в фильме "Извне".

— Какой, нахрен, фильм?! — я расплескал недопитый чай, не в силах сдержать своё негодование.

Димон осторожно приблизился ко мне, он почти не хромал, по-дружески положил руку на плечо.

— Ты это... успокойся, я же тебе не враг.

— Как твоя нога? Бежать сможешь?

— Ты это серьезно? — улыбка Хворостова поблекла, наверное, он тоже вспомнил, что фильм "Извне" был совсем не комедией.

— Абсолютно! — всем своим видом я давал другу понять, что не шучу.

Как только он сел на матрас, я тут же коснулся его ноги. Рана еще пульсировала, отдавая в мою ладонь теплом, я вливал энергию с остервенелым усердием. Лишь только Димон сможет бежать, мы немедленно покинем этот до ужаса гостеприимный дом.

— Как мы сбежим? Тут охрана, и все вооружены... — Хворостов подал жалобный голос.

— Что-нибудь придумаем! — я даже не заметил, как мы поменялись местами в своих взглядах на сложившуюся ситуацию.

Хворостов залился истерическим смехом, лишь изредка морщась от боли.

— Ну ты даешь! Машина, говоришь? Она, похоже, действительно создает какое-то поле, если оно на тебя так действует!

Я не разделял шутки, те существа, что пили из Урицкого жизнь, не внушали ни оптимизма, ни радости.

— Я боюсь, ситуация до ужаса серьезная, и я ошибался по поводу Аркадия, он не безумец...

— А кто?

— Он психопат!

— Да что ты говоришь?! Понял наконец? — Димон изменился в лице и обвёл подвал задумчивым взглядом. — Давай сделаем вот что...

Димон отвлекся на шум. Он донёсся из главного зала. Суета прислуги, топот ног и уважительные голоса.

— Тихо! Слышишь? Доктор приехал!

— Ну да, не зря вчера ты пострадал, — я положил руку другу на плечо, но он стряхнул её, уселся на матрас, вытянув ногу.

— Давай лечи! У нас минут двадцать, они наверняка будут поить его чаем с дороги.

— Ты что задумал?

Я мало что понимал, но почему-то покорно сел на колени и приложил руку к ноге Хворостова. Рана легонько пульсировала под пальцами. Димон поморщился.

— Убери боль, как вчера. Нам надо немного времени.

— Да что ты задумал, объясни!

На самом деле мне не требовалось никаких объяснений. Решительность и суровость в глазах Димона давали понять: он знает, что делает.

— Помнишь саквояж доктора? Мне кажется, внутри точно есть то, что нам потребуется.

— Что?

— Давай, не отвлекайся, — усмехнулся Хворостов, и я погрузился в транс, вливая энергию в его ногу.

* * *

Доктор вошёл в подвал, не просто согревшись с дороги чаем, великодушный хозяин особняка в этот раз распорядился оказать эскулапу самый достойный прием. Он не был пьян настолько, чтобы не держаться на ногах, да и вообще по голосу и движениям доктора нельзя было догадаться о его состоянии, и тут сказывались опыт и практика, но блестящие глаза и розовые пухлые щеки выдавали в докторе добрый спиртовой градус. Он улыбался. Скромно и как бы невзначай.

— Как ваше самочувствие, больной?

Врач склонился над Хворостовым. Василий, как и прежде, остался сторожить дверной проем. Димон, все это время притворяющийся мертвым, с трудом оторвал от подушки голову.

— Болит, кровь шла вчера.

— Позвольте?

Врач коснулся его ноги, но развязать сходу узел повязки не смог. Димон перевязал её сразу после сеанса. Стянул её так, насколько хватило сил.

— Кто это так сильно завязал? Неужели я?

— Мы не трогали повязку, — хмыкнул Димон. — Пожалуйста, помогите...

— Сейчас, — эскулап потянулся за саквояжем, поставил его на пол рядом с собой и раскрыл.

— Где-то тут были мои ножницы, сейчас я их найду.

Все это время я стоял поодаль, ждал, когда врач закончит процедуры и наконец выделит Димону очередную дозу обезболивающего. Я даже и не подозревал что задумал Хворостов, поэтому когда врач звякнул инструментами, не был готов к тому, что произошло дальше. А дальше Димон, недолго думая, рванул к врачу и, вскочив на ноги, повалил его на пол. Эскулап крякнул от неожиданности, выронил ножницы из рук. Димон с яростным криком схватил сначала ножницы, потом врача. Он рывком поднял его на ноги и, спрятавшись за грузной тушкой, приставил ножницы к шее доктора.

— Рома, прячься за мной!

Я упал на матрас, потеряв дар речи. Василий сначала кинулся к нам, потянулся к пистолету и грязно выругался от досады.

— Давай стреляй, сука!

Димон продолжал прятаться за дрожащим от страха эскулапом как за щитом. Цепной пёс Урицкого не решился открывать огонь, хотя целился в нас из оружия и даже успел снять его с предохранителя

— Отпусти его, щенок!

— Слушай сюда, тварь! Ты сейчас же уйдешь с дороги и обеспечишь нам свободный выход из особняка!

Василий молчал. Я мог поклясться, как слышал скрежет его зубов.

— Потом мы сядем в машину доктора и поедем в город. И никто из вас не будет нас преследовать, ты понял, мразь?

Василий кидал свирепый взгляд с меня на Димона и обратно. Наконец он взял себя в руки и опустил пистолет. Василий выпрямил спину и посмотрел на нас с каким-то холодным безразличием.

— Как скажете, — сухо произнес он и, сделав шаг назад, исчез из проёма. Пропал, словно растворившись в воздухе

— Удача, Ромик! — шепнул мне Хворостов.

Доктор что-то лепетал о пощаде, но Димон сильнее надавил кончиками ножниц на его шею, пнул саквояж.

— Рома, посмотри внутри скальпель, надо вооружиться!

Я несколько мгновений приходил в себя, всё ещё не мог поверить в то, что происходило на моих глазах, но покорно зарылся в чреве докторского саквояжа. Наконец нащупал что-то длинное и стальное. Это был не скальпель, зажим с острыми краями.

— Пойдет. Ещё немного, и свобода, — глаза Димона нехорошо заблестели, он толкнул эскулапа в спину. — Медленно наверх, шагом марш!

5 глава. Шуши

Всё плыло словно в тумане. Я не мог понять, где был сон, а где реальность. Похоже, тот удар по голове задел все самые важные участки моего несчастного мозга.

Заговорил Урицкий:

— Что же вы натворили? Неужели всё надо было сделать именно так? Глупо, Роман, очень глупо...

Тут встрял Василий:

— Простите, Аркадий Маркович, не было других вариантов... Мы не могли допустить их побега.

— Да-да, не надо оправдываться. Жаль, что так всё закончилось.

Звон перстня о бетонный пол пробрал меня до дрожи. Снова и снова. Проклятый. Вот только кто кого проклял? Он меня или я его?

Послышался голос цыганки Бахт:

— Что ты наделал, Роман? Разве об этом мы с тобой говорили? Разве это было необходимо? Ты же был так близко к разгадке!

Мой голос звучал как бы со стороны:

— Это не я! Я не хотел! Это Димон!

Бахт осуждающе качала головой.

— Так удобно перевалить всю вину на кого-то другого. Только теперь ты в ответе и за свою жизнь, и за его. Ты чувствуешь его рядом? Он умирает...

Мои пальцы уперлись в стальные прутья решёток. Холодные и обжигающие. Я не мог нащупать Хворостова, мне всего лишь надо прикоснуться к нему, влить в умирающее тело ручеек спасительной энергии. Короткий сеанс, чтобы исправить ситуацию, но мои пальцы снова упёрлись в холодную сталь. Они разделили нас. Как же так получилось? Я тихо застонал. Мне стало больно вспоминать наш провал, как и больно осознавать, к чему он привел.

— Сколько ему осталось? — спросил Урицкий.

Доктор держался от клеток подальше. Да, нас разделили, кинув в клетки. Судя по запаху, когда-то они принадлежали собакам.

— Сложно сказать, тот, что взял меня в заложники, совсем плох. Ему нужна операция. Вторая пуля добьет его.

— Но первая же не убила? Может быть, и в этот раз выкарабкается?

— Решительно непонятно, как ему это удалось. Нет, конечно, такие случаи известны, но прошло всего несколько дней с момента ранения, а организм так быстро оправился. Вы видели, как он прыгал? Как сайгак!

— Да, видел. Есть какие-то мысли по этому поводу?

Доктор лишь развел руками.

— Но я знаю только одно: этот буйный потерял много крови и до сих пор теряет. Если ему срочно не сделать операцию...

— Об этом не может быть и речи. Они никуда не поедут...

— Если честно, после произошедшего я бы не очень и расстроился. Аркадий Маркович, буду очень признателен, если вы избавите меня от нужды помогать этим неблагодарным людям.

— Неблагодарным...

Урицкий надолго задумался. Мои пальцы снова упёрлись в прутья клетки. Димон был где-то близко.

— Да, доктор, я думаю, ваша просьба более чем уместна. Мы вверим жизни этих мальчишек в руки создателя.

Урицкий закопался в кармане пиджака. Через мгновение что-то звякнуло о пол. Совсем рядом с моей рукой.

— Возвращаю тебе твой перстень, Роман. Может быть, он поможет вам. Я надеюсь на это.

Я что-то промычал в ответ. Было больно не то что говорить, а даже думать. Я тщетно фокусировал взгляд на Урицком. Он прислушивался, чуть наклонившись, но так ничего не услышал. Вернее, ничего, что могло хоть как-то его заинтересовать. Я молил только об одном: дотронуться до друга. Они ушли.

Следующий мой визит в реальность произошел, когда чья-то рука толкнула меня в плечо. Было больно. Я застонал, но головная боль не позволила подняться. Меня очень сильно ударили по затылку. В этот раз я ощутил слипшиеся от крови волосы одной сплошной массой, как будто это был парик. К моим губам поднесли чашку. Обычная вода без излишеств. В полумраке я едва различил женский силуэт, и если бы не фартук, не узнал бы Марию. По своему обыкновению, она молчала. На подносе лежала чистая губка для мытья посуды, от которой растекалась тонким ручейками вода.

— Твой друг совсем плох. Он уже не пьет, мне пришлось смочить водой его губы. Он умирает.

Я не знал, услышал ли эти слова от служанки Урицкого или все это прозвучало лишь в моей голове. Боль сковала шею после нескольких глотков. Я свернулся калачиком, прижался к решетке. Пальцы схватили воздух и бетонную пыль. В этот раз нам не выдали даже матрасов.

Урицкий разбудил меня осторожным кашлем. Я с трудом обернулся на звук. Голова кружилась, а к горлу подступил ком.

— Как ты себя чувствуешь?

Картинка перед глазами мутилась, я не смог ему ответить.

— Я понимаю, Роман. Просто хотел уточнить. После смерти твоего друга ты же не будешь сидеть здесь тихо, верно? Как ты пожелаешь, чтобы тебя убили следом за ним? Доктор сказал, что рана на твоей голове не критичная, но очень болезненная. Ты же не захочешь мучиться?

Урицкий сделал паузу, вытягивая шею и прислушиваясь к каждому шороху с моей стороны.

— Навряд ли твой друг доживёт до утра, поэтому я должен спросить. Я понимаю, насколько это неприятно, но все же ответь. Я обещаю, что ты не почувствуешь боли.

Я из последних сил подтянулся к решетке, ухватившись рукой за прутья. Урицкий вздрогнул, но взял себя в руки и остался сидеть на месте.

— Мне надо его коснуться... — единственное, что я сумел выговорить.

С каждым произнесенным звуком голову пронзала тысяча раскаленных игл.

— Что?

— Я смогу... Мне надо его коснуться.

— Коснуться чего? Твоего друга?

Урицкий не знал, как реагировать на мои слова. Через его лицо прошла дюжина эмоций: от удивления до саркастического смеха. Аркадий до последнего сомневался, не разыгрываю я ли его. Он наконец кивнул кому-то через плечо.

— Будем считать, что это твое последнее желание, хотя... может, я чего-то не знаю о ваших взаимоотношениях с этим Хворостовым? Ну что ж, Василий, — обратился Урицкий к охраннику, что все это время стоял у него за спиной.

Угрюмая тень отделилась от стены и неспешно звякнула замком. У Хворостова была своя клетка. Даже в таком положении они боялись держать нас вместе. Что-то подозревали? Навряд ли, иначе бы Урицкий не согласился бы вновь собирать нас вместе. Василий протянул руки и вытащил из клетки Димона. Его голова безвольно болталась. Охранник тащил его за шкирку, чуть приподняв над полом. Светлая кофта Хворостова была испачкана кровью, а джинсы полностью залиты ею. В полумраке подвала они ослепительно блестели. Урицкий с неподдельной скорбью и участием смотрел на это действо, на всякий случай отошёл к лестнице, но бояться того, что Хворостов вскочит и продолжит махать ножницами, не приходилось. Когда открылась дверь моей клетки и Димона кинули к моим ногам, он был без сознания. Я перевалился на бок, кое-как поднялся на колени. Пальцы уткнулись в мокрую, липкую одежду Хворостова, и я на секунду замер. Мне придется провести сеанс на виду у Урицкого и его подручного. Нет времени просить их уйти, да и не мог я тратить на это силы. В любой момент я сам мог потерять сознание, и тогда Димону точно конец. Превозмогая головную боль, что, впрочем, неожиданно отступила, я погрузился в транс. Так глубоко, как мог, как умел. Тепло жгучими разрядами разлилось по кончикам пальцев и устремилось в тело друга. Несколько секунд ничего не происходило. Урицкий и Василий напряжённо и ничего не понимая смотрели на процедуру. Я вливал энергию до отсечки, завалился на бок и если бы не прутья клетки, упал бы на пол. Димон откашлялся и пришел в себя. Он что-то простонал, приподнял голову, но опять вырубился. В этот раз ему почти удалось перевернуться на бок. Мешала рана в ноге. Огромная и кровоточащая.