Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Благодаря тому, что немцы пытались доставить грузы как можно ближе к линии боевого соприкосновения, они разгружали вагоны даже не на станциях, а на перегонах или полустанках, чем мы с радостью пользовались. Хоть эти выгруженные грузы они пытались защитить своими зенитками и истребителями, но сравнить наскоро поставленные по краям четыре зенитных автомата со стандартной схемой ПВО станции — это даже не смешно. Эту доморощенную ПВО мы сносили с одного захода и превращали состав, если он ещё не ушёл, и выгруженные грузы в кучи горящих обломков.
А немецких лётчиков мы научили себя уважать. Теперь на нас стали направлять не "худых", а двухмоторные "сто десятые". Действительно для "худого" сбить штурмовик — почти удача, только если у него идеальные условия, и он имеет возможность, зайдя сзади с минимального комфортного расстояния отстрелить хвост или крыло. А это с попадания одного-двух снарядов тоже не сделаешь. То есть требуется как минимум несколько заходов и стрельба с малого расстояния. А вот для двухмоторного монстра с его двумя пушками, четырьмя пулемётами и меньшей скоростью штурмовики гораздо более доступная цель. Фактически сама концепция тяжёлых истребителей заточена на борьбу с тяжёлыми машинами вроде летающих крепостей и многомоторных бомбардировщиков со стрелками, которых нужно иметь возможность поражать за один заход, ведь второго могут и не предоставить. То есть эта машина словно специально создана для борьбы с нами. И если штурмовиков других полков им удаётся щипать, то с нами у них постоянно накладки получаются. За последние дни августа мы с комэском пополнили свой подтверждённый счёт каждый на два самолёта. Вообще, у Цыганова было три, но когда по возвращении мы запросили дивизию шестьдесят второй армии, над позициями, которой комэск завалил своего двухмоторника, ему ответили, что сегодня в расположении дивизии зенитчики действительно сбили один двухмоторный немецкий бомбардировщик, а других самолётов в их районе сегодня не падало. Как Васильевич не ругался, но зенитчики немца себе записали и очень рады. Может даже они, и стреляли в его сторону, но сбить и стрелять в сторону вражеского самолёта вещи разные. Вот и думайте, если завалить кого-нибудь в немецком тылу, где никто это подтвердить не сможет, то никто и не претендует на твою победу, которая правда так и останется тебе в памяти и в качестве личного удовлетворения. А если делать это на глазах наших войск, то возникает конфликт интересов, ведь наземным войскам тоже хочется почестей и славы. Пришлось напомнить, как у нас уже отобрали один самолёт ещё на Калининском фронте. Ругайся — не ругайся, но подтверждать нам сбитый против слов своих зенитчиков они не станут.
Но буквально на следующий день чуть в стороне от того места, мы как раз шли отработать сгружаемую у Воропоново технику, увидели, как прямо на наши позиции работают "лаптёжники", а прикрывающие их "худые" висят в высоте и нас не видят. Мы шли всеми машинами полка. Сегодня техники сумели поднять целых восемь машин. Вёл нас Бурдужа, он и отдал команду на атаку юнкерсов:
— Цыган! Пастух! Вы сверху! Всем разомкнуться и по два эРэСа залпом по команде! Атакуем "лаптей"! Пуск!...
И что, что их две полные девятки, они нас точно не ждали. Наверно нас прикрыли дымы с другого участка фронта, а мы сегодня обходили северную часть города на высоте две тысячи метров. Это было красиво, я бы даже сказал — восхитительно. Я стрелять начал издали, едва прозвучала команда командира. Чтобы не зацепить комэска, я сместился правее и врубил из всех стволов прямо по выстроившейся колонне готовых к пикированию немецких машин. В этот момент наши выпустили по паре эРэСов. Вроде бы не много, но когда залпом шестнадцать штук с подрывом на три секунды... Мы ведь с Цыгановым тоже отстрелялись. Пикировщиков это очень впечатлило. Как-то очень ловко получилось, что все наши разомкнулись по высоте пеленгом, и наша группа создала сплошной фронт. Тренировались бы так не получилось. Мои попадания разнесли три машины, и одна отвалила с дымом, но это было только начало. От наших ракет упали ещё две машины, но мы ведь только начали. И на сближении полк дал залп из всех стволов. А я теперь уже прицельно стал поливать верхних, которые ещё не приступили к бомбёжке. Они встали в круг и ждали, когда им освободят место. Пусть далеко, но у моих снарядов срабатывание на удар, поэтому не имеет особенного значения с какого расстояния стрелять, в крайнем случае, взорвётся при падении на землю. У одного от попадания снаряда оторвало хвост и он закрутившись по дуге стал падать в сторону Дона. А вот у другого взорвался боекомплект. Не знаю, что именно и как случилось, но только сверху на другие пикировщики полетели с густым дымом какие-то горящие хлопья-ошмётки, а сам взрыв зацепил его соседа. Вниз падали два разваливающихся пикировщика и от их частей вынуждены были шарахаться их собратья. Попали эти куски только на одного "лаптёжника", а вот напугало это почти всех. Наверно действительно страшно, когда сверху валятся такие горящие куски. При этом я не переставал поглядывать наверх, где вьются чёрточки "худых". Цыганов проскочил вперёд и расправился с подставившимся немцем, и зацепил ещё одного, который отвалил в сторону с дымом в пикировании. От залпа полка точно упали двое и двое отвалили с дымом. Оставшиеся не стали ждать, что мы им сможем ещё предложить и высыпали бомбы на своих, и бросились в разные стороны. Напоследок я подловил ещё одного. Он неудачно выбрал направление для бегства, и я поймал его в прицел... Может нас не заметили или были уверены, что восьмёрка самолётов не станет атаковать две девятки прикрытые сверху истребителями, но они просчитались. Тем более, что мы прекрасно понимали, как худо сейчас под бомбёжкой приходится нашей пехоте, когда сверху валится воющая смерть, а всё вокруг сотрясают взрывы и свистят осколки...
Вот теперь нас заметили мессеры, но на удивление, когда мы с комэском развернулись в сторону их захода, дали пару очередей, все три пары скромно отвалили в сторону. Даже не стали наблюдать, а ушли совсем с форсажем в пикировании. А мы полетели к Воропоново, ведь свой бомбовый груз мы ещё не вывалили. Да! Это нововведение Бурдужи, по два первых эРэСа ставить на трёхсекундную задержку, а остальные на удар. Поэтому все и отстрелялись по два снаряда, а оставшиеся шесть не трогали. Ведь шансов попасть в летящий самолёт почти нет, а вот подрыв нескольких снарядов даже при большом разбросе может наделать неприятностей, что мы и показали. Как минимум создаёт очень сильное психологическое давление, ведь рвущиеся вокруг осколочно-фугасные заряды только издали выглядят красиво, а вблизи, как говорят, даже до полутора сантиметров брони осколки прошивают...
Похоже, что на станции нас уже ждали, но удалось удачно подавить ПВО с одной стороны и мы отбомбились без потерь. Я ещё и порезвился стреляя веером во все стороны, отчего не только место разгрузки, а все окрестности станции утонули в дыму и пыли. Оставшимся зениткам осталось стрелять только на звук. На две камеры засняли сделанное полком и полетели домой (хоть убейте, не знаю, чего там в этих облаках пыли, огня и копоти можно на фото разглядеть, положено, вот и снимаем). Проходя мимо места нашего боя с "юнкерсами", часть которых дымилась на земле в непосредственной близости от наших позиций, Бурдужа дал команду на счёт "три" всем покачать крыльями, а по радио голосом Цыганова разнеслось:
— И не дай Бог какая-нибудь зараза зенитная скажет, что они сегодня здесь хоть кого-нибудь из наших двенадцати сбили!...
Нам с Цыгановым записали по два личных и по два всем сбитые в группе. Ну, а как считать? Комэск пытался настоять, чтобы расписали каждому по одному и оставшихся командиру, но Бурдужа настоял на своём. При этом каждый по своему прав...
Вообще, мне здесь очень нравится. Не в смысле войны, а природа приволжских степей, она так напоминает мою родную степь на Пери. Конечно, мне даже представить себе не хочется, что нашу степь пятнают коптящие пятна угловатых железных коробок танков, а в нашем небе встают дымные и пыльные столбы. И даже, так понравившиеся мне паровозы, по неспешному размышлению, я бы не хотел их появления у нас. Ну, смогут купцы быстрее и больше доставлять товара. Я же видел до бомбёжки, как дымил промышленный Сталинград стремясь выдать больше продукции для фронта. Хочу я такого для своего мира? И может Богиня полностью права, когда ограничила рождаемость и замедлила рост всего населения... И пусть короткоживущие люди даже при этом умудрились значительно увеличиться численно. Но даже для них места ещё очень много и не на одну сотню лет хватит без перенаселения и сложностей, чтобы всех прокормить. Даже долгоживущие лесные ушастики закладывают новые леса, и нигде на планете нет войн. Даже во время небольших стычек участники поглядывают на небо, опасаясь рассердить Богиню нарушением её запрета. И это я ещё не говорю про второй материк, где вообще никто не живёт, а он даже больше нашего...
И не смотря на все эти мысли мне очень нравится выходить вечером после полётов в степь. Лежать, глядя на огромную луну и звёзды, жевать горьковатую травинку и слушать, как неугомонная Тошка с пыхтением обследует окрестности. Даже немного пряный травяной запах степи немного похож на то, как пахнет наша степь. Хотелось бы сесть на коня и скакать во весь опор прищурив глаза от бьющего в лицо ветра...
Здесь на Земле я столько всего увидел, и наверно уже окончательно смирился, что проживу здесь свою жизнь. И встреча с Анной остаётся непонятной для меня загадкой. У Сани никакого опыта в ухаживаниях за девушками нет, у нас тоже такое не практикуется. И вот уже не первый раз, лёжа под ярким многозвёздным небом я думал про то, что совершенно не понимаю, что мне делать. Из всех местных девушек Анна первая, кто вызвал во мне искренний интерес и на кого я стал смотреть с точки зрения того, что мог бы с ней прожить жизнь и хочу, чтобы она всегда была рядом. Я читал про любовь и ухаживания, но у людей всё настолько не похоже, что я не рискну даже параллели какие-то проводить. У нас вообще нет никакого ухаживания, я уже говорил. Ведь в племени между всеми живущими есть дальняя или близкая родственная связь, поэтому все девушки племени — это сёстры. Разные сёстры, любимые и не очень, глупые и умные, весёлые и плаксы, но с ними не может быть никаких отношений кроме братской заботы и опеки. Гази, на которую я засматривался из племени лисиц. Я ведь тоже не просто так на неё внимание обратил, да и с её стороны интерес был явно прицельный. Мне её показал старший брат, а до этого, скорее всего уже были какие-то предварительные разговоры о нашей возможной паре и Гази об этом тоже сказали, так всегда делают. И даже покидая племя и оказавшись в местах, где множество чужих девушек, отношение к ним по привычке остаётся почти родственным, как к своим. Если подумать, то отношения и любовь начинаются у нас уже после свадьбы или даже рождения ребёнка. Ведь именно рождение ребёнка и становится тем, что делает свадьбу совершившейся. Нет, люди бывают разные. Очень-очень редко, но встречаются среди молодых те, кто вступают в связь без свадьбы. Только для таких девушек зачатие становится невозможно, а значит и после свадьбы такая девушка не забеременеет, что сделает свадьбу с ней недействительной, так Богиня решила. Девушка возвращается в свою семью, и она на всю жизнь останется "пустышкой". Таких случаев очень мало, и говорить о них не принято, такие иногда даже из племени уходят и в людских городах торгуют телом. Они уже решились на нарушение правил, пошли против воли Богини, что им ещё остаётся. Говорят, наверно так и есть, что такие женщины стремительно стареют и становятся дряхлыми старухами тогда, когда их замужние ровесницы ещё первого ребёнка не вырастили. У меня перед глазами семьи моего брата и родителей, есть и другие. Отношения в этих семьях я видел изнутри, и для меня в них не было никаких тайн. И если мои мама и папа не любят друг друга или брат с его милой женой, то я вообще не понимаю, что можно называть этим чувством...
Случайно услышал разговор пожилого техника и молодого красноармейца из охраны. Чего уж они взялись вечером женщин обсуждать, не моё дело, да и подслушивать не хорошо, но они говорили громко и не таились. А вспомнил про это, из-за фразы, которую сказал техник: "Девки, они потому и кобенятся, и нервы парням мотают, потому, что всякая любовь — она только до свадьбы. Если успеет девка нагуляться и своё урвать, то это её и больше всё одно не будет! Венец надели и всё, считай в ярмо впрягли, потому невесты и рыдают, хоть и платья нарядные на свадьбе..." Дальше его боец расспрашивал, что пожилой имел в виду, а тот объяснял. Он сам из деревенских и от его объяснений как-то совсем грустно стало. Я не очень деревенский быт себе представляю, да и у Саньки никакого опыта, а тут из объяснений вышло, что дело даже не в том, что детишки после свадьбы один за другим. А в том, что пахота, покос, страда и весь сезон с восхода до заката на работах разных ломаться нужно, да ещё по дому столько работы, что присесть за день только за столом во время еды удаётся. Какая уж тут любовь и чувства со страданиями. Ни сил, ни времени на такие глупости не остаётся... Мы с Аней, конечно не крестьяне, но про то, что со свадьбой любовь заканчивается я ещё от Ольги Коноваловой случайно услышал, вроде бы она в шутку сказала, но не зря здесь присловица, что в каждой шутке — лишь доля шутки!
Но у меня с Анной даже до ухаживаний дело не дошло, всё вообще ограничилось тем, что я с ней вместе выхаживал Тошку и потом носил её на перевязки, вернее обработку ранок, ведь повязку моя зверушка содрала едва её перестали держать. Теперь, как выяснилось, Тошка остаётся с Анной, когда у меня вылеты, хотя и до этого было понятно, что она — единственный человек, к кому на руки моя девочка согласна идти. Пока я на вылетах Тошка проводит время в медпункте и вроде бы даже не шалит там. Даже не верится, что моя неугомонная и страшно любопытная малышка, у которой внутри наверно есть специальный маленький моторчик, может где-то вести себя спокойно. Всё наше общение ограничено тем, что здороваемся при встрече, иногда она позволяет себе потрепать Тошку, которая против этого не возражает. Встречаться нам приходится часто, ведь упрямый и дотошный Веселов без предполётного осмотра никого на вылет не выпустит, а поэтому по утрам мы всем гуртом топаем в санчасть и там почти всегда встречаюсь с Анной. И что мне со всем этим делать не представляю. Нет мыслей даже о том, с какого направления к этому вопросу подступиться можно...
Я даже не знаю, красивая она или нет, по мнению местных, потому, что эта характеристика здесь такая размытая и непонятная. Здесь большинство считает самыми красивыми актрис вроде Целиковской или Серовой, а в моём понимании они красавицами совершенно не являются и их высокие пронзительные голоса совсем не кажутся приятными. Удивительно, Анна маленькая и миниатюрная, а голос у неё довольно низкий и сочный, от которого у меня мурашки по спине. Я как-то спросил у Цыганова, как он ухаживал за своей женой, которая с маленькой дочкой после начала войны уехала к своей маме в Рыбинск. Цыганов замялся, а потом признался, что был очень сильно пьян и не очень помнит даже сам процесс знакомства с симпатичными студентками педучилища. А, проснувшись утром в её постели, как настоящий мужчина женился и не жалеет. Через год у них родилась замечательная дочурка, фотографию обеих он тут же мне предъявил. Такой вариант у меня не проходит, потому, что Аня Морозова ведёт себя очень строго и никаких поползновений в свой адрес не пропускает. Даже нафантазировать сложно, что должно происходить, чтобы мы с ней оказались в компании, надрались до бесчувствия и проснулись в одной постели. Тем более, что Анну в строгом поведении полностью поддерживает Веселов, который, как ни крути, один из немногих старожилов полка и начинал с нами ещё в отдельной эскадрилье, авторитет у него огромный.
Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |