Но важнее всех подарков стало то, что встреча с баронессой — Ольгой подарила мне цель в этой жизни. Может кому-то покажется, что цель мелкая и недостойная. А по мне, вполне себе цель, бывают мельче и смешнее, главное, что я для себя определилась и решила, куда мне нужно идти. А то, знаете, очень легко сбиться с пути, особенно если точно не сказано, куда именно нужно дойти.
На следующий день после отъезда баронессы, я даже фамилию её не знаю. Ночью мне приснился сон, как наш конюх Евсей, почему-то голый по пояс, со своей всклокоченной бородищей вечно забитой соломой и грудями, как у его совсем не тощей жены — нашей поварихи Агриппины (могучие телеса которой я в бане не раз голышом видела) в чулках и полузавязанном корсете бегает по двору в ужасных высоких сапогах на шнуровке и со слезами умоляет ему помочь корсет завязать и одеться, как настоящей даме положено, а то его за стол жена не пустит. Проснулась от того, что меня Надюша трясёт, что я вдруг среди ночи начала смеяться в голос, а она испугалась. Ну, правда, очень смешно конюх бегал и так слёзно канючил...
*— Героиня видела и ждала так называемый американский корсет изобретенный примерно в эти годы за океаном и за долгие годы усовершенствованный и доведённый почти до совершенства. Но Европа и Россия такие плебейские конструкции долго не принимали, а после вообще избавились от корсетов.
** — Если я ничего не путаю, как говорят немцы: "Блонд, Блауойгинг унд Блёд", что значит: "Блондинка, Голубые глаза и Бледность (бледная кожа)". Немцы вообще любят такие каламбуры-аббревиатуры вроде "три К" для настоящих немецких мужчин или четыре для фрау.
* * *
— Слышала разные числа и 49, и 52, и другие. Но смысл не в этом, а в примерном порядке. Во-первых, при таком расчёсывании хотя бы раз в день, минимум на полчаса тело находится в состоянии близком к медитативному трансу, то есть правильно отдыхает, что очень полезно, тем более в нашем мире постоянного стресса. А расчесать длинные волосы мимоходом в спешке нельзя, в один миг запутаются, и потом очень долго разбирать будешь. Во-вторых, при таком расчесывании происходит разглаживание кератиновых чешуек в структуре волоса, что делает волосы более гладкими и скользкими, уменьшается риск зацепов и повреждений волос из-за этого. В-третьих, выделяемое у корня волоса кожное сало, которое должно покрывать волос, питать его и обеспечивать максимально комфортное и долгое существование этой уже отмёршей ткани организма, именно благодаря такой процедуре равномерно распределяется по всей длине волоса, что создаёт волосам оптимальные условия и обеспечивает их здоровье. Захотите взять на заметку, пожалуйста. А от себя добавлю, что все мои подруги, у кого были "от природы" богатые длинные волосы, с детства были приучены аналогичному уходу за своими волосами. И ни одна из них не тратила на свои волосы меньше тридцати-сорока минут в день, а одна вообще умудрялась свою королевскую гриву, которую и в хвост то собрать было проблемой, ежедневно расчёсывать щёткой с конским волосом. Кто такой расчёсывалась — поймёт этот подвиг и моё потрясение, когда она об этом рассказала...
Глава 04
Батюшка
Мне уже минуло шесть лет. Чуть больше года назад я заговорила, сначала с трудом мне удавалось проталкивать первые самые простые слова по слогам, но постепенно мешающий ком в горле рассосался, и я смогла вполне нормально разговаривать. Ещё до этого я перестала быть "Калистратом" или "Страткой" как меня назвали. Моя мама, а Любовь Егоровну, маму этого тела я уже через месяц стала считать своей настоящей мамой, да за одно то, сколько любви и нежности она на меня изливает и как чувствует своих детей я с радостью приняла бы её своей матерью, даже не будь это тело её ребёнком. По правде, первое время я ещё немного дёргалась по поводу того, что моё принятие Любови Егоровны в качестве матери является каким-то предательством по отношению к моей прошлой маме. Но решила, что я не отказываюсь от неё, а просто у меня теперь две мамы, ведь они обе родили те тела, в которых я жила и живу, а значит они обе мои мамы. А если прошлой мамы здесь нет, то и получается, что эта мама у меня теперь единственная и никого я не предала. И если так получится, что я окажусь снова в своём мире, то там будет моя прошлая мама, а эта останется здесь. А если кто-то о чём-то не знает, так это ему и не повредит — одна из любимых отмазок всех детей на свете...
Так, вот, мама-Люба еще, когда я не говорила, заметила, что я морщусь, и мне не нравится, когда меня называют по имени и в мужском роде. Не знаю, смогла бы я суметь так чувствовать своего ребёнка, как она. Но она это поняла и как-то завела со мной разговор, где я кивками и прочими ужимками сумела донести до неё мысль о том, что хочу быть девочкой и прошу и обращаться ко мне соответственно. Она раз десять переспросила и уточнила этот вопрос, никак это у неё в голове не укладывалось, но потом, приняв решение, она посидела и вдруг предложила:
― Маленькая! У тебя ведь рождение первого марта,* а это Авдотьин день, у меня бабушка была Евдокия и мы всегда её в первый день весны с именинами поздравляли. Вот и выходит, что можно тебя Дуней назвать, а Авдотья будет тебе небесной покровительницей. Хочешь, мы завтра в храм сходим и Авдотье свечки поставим?
Конечно же, я захотела. И мы сходили, правда отдельную икону с моей теперь небесной покровительницей не нашли, но поставили свечи Богородице и помолились с мамой. Мне кажется, что этот поход был нужен больше для неё, чем для меня, всё-таки здесь люди очень сильно от нашего безбожного времени отличаются. Так и стала я потихоньку Дуней или Евдокией, хотя чаще, чего уж душой кривить, "Эй! Дунька! Где тебя носит?!". Почти как в той знаменитой шутке: "До двенадцати лет я думал, что меня зовут — ЗАТКНИСЬ"... Сначала меня так называла только мама, потом за ней постепенно стали называть и другие, ведь здесь на станции в нашем маленьком мирке мы настолько плотно все трёмся друг об друга, что утаить что-либо невозможно. О чём думали все остальные, я не знаю, а вот меня удивило, что может дольше всех сопротивлялась этому моя сестра Надюша. Пока она однажды вечером мне сама не призналась, что просто она очень хотела именно братика, который когда вырастет большим и сильным будет её защитой и опорой, а теперь я вроде как и не братик. А больше у нашей мамы детишек скорее всего и не будет, хотя родители стараются довольно часто, нам за тонкой перегородкой всё очень хорошо слышно. Часто при этом Ковырин (я его так про себя стала называть, ну, не поворачивается у меня язык его папой величать) выпивший и свой голос не контролирует и говорит громко. Хотя, происходит это у них как-то очень быстро и потом он начинает храпеть, а мама приходит к нам и чаще всего ложится ко мне на полати, и я засыпаю счастливая в её нежных тёплых объятиях. Часто к нам перелезает и Надюша, если не успела заснуть до этого. Но примерно через два месяца сдалась и сестра. Ковырину, не знаю уж как его убеждала мама, это далось тоже не сразу, и он долго путался, да и до сих пор называет по-разному, впрочем, меня и то, что есть, вполне устраивает. Проще немного подождать и всё само устаканится, чем из-за мелочей бучу устраивать с ещё неизвестно с каким исходом.
Когда я стала говорить, я чётко проговорила маме, что я — девочка и мальчиком быть не хочу и не буду. На её попытки сказать, что я же отличаюсь от женщин и это сразу видно, стоит мне раздеться, я упрямо стояла на своём и твердила, что значит, не буду раздеваться. Но мама ещё довольно долго переживала, ведь она хочет, чтобы мы — её дети были счастливы, а это в её понимании обязательно семья и дети, которых у меня при таком раскладе быть в принципе не может. И потом она ещё несколько раз поднимала этот разговор, пока не смирилась, столкнувшись с моей твёрдой позицией. Мне кажется, что она поняла, что сломать меня можно, а вот изменить моё решение не получится. Думаю, что если бы я хоть немного показала сомнения или неуверенность, то меня бы дожимали ещё очень долго, так, что я даже благодарна своей немоте, которая дала мне время освоиться в этом мире и выработать чёткую линию поведения. Ковырин почему-то ни разу эту тему не поднимал и со мной об этом не разговаривал, может эта тема из тех, что в ведении женщин и ему невместно об этом говорить. Может ему совершенно плевать. А может ему хватает того, что ему мама говорит. Вполне возможно, что он просто не представляет как с детьми общаться. Так, что я продолжаю жить довольно комфортно, хожу в платьях, живу как девочка, помогаю в женских делах и не лезу в мужские и вроде бы все к этому привыкли, вполне смирились и приняли. Даже проезжающим о такой пикантности уже почти не говорят. По всем правилам я уже давно вышла из возраста дитяти и должна поменять сарафаны на штаны и начать осваиваться с мужскими занятиями. Но меня не трогают, тем более, что, как я уже говорила, женщин у нас явно не хватает и мои руки в женских делах очень нужны и имеют цену, хоть я маленькая, но свою часть работы я делаю и с каждым годом всё больше...
В это воскресенье всё было как обычно, проезжающий был только один, переночевал и с утра выехал дальше. Поэтому на воскресную службу мы пошли почти всей станцией. Я была в нарядном платье, оно хоть и не новое, его мама перешила из старого Наденькиного, из которого сестра выросла, в платочке как другие женщины. Словом, всё как всегда и ничего не предвещало неприятностей. Тем более, что нам было интересно, у нас поменялся служитель в храме, чуть больше месяца назад нам прислали не молодого нового батюшку, который сменил того, который у нас был раньше. Новый батюшка во время воскресных служб читал очень интересные проповеди, которые даже мне было интересно слушать, он объяснял места из писания и увязывал их со вполне мирскими примерами, а я очень хотела плотнее влиться в эту жизнь, в которой религия стоит далеко не на последнем месте. Проповедь получилась интересная, батюшка разбирал вопрос отношения Бога к Мамоне и в чём именно этот враг в миру проявляет себя. А вот потом к нам подошёл служка попросил меня с родителями подождать батюшку, который с нами желает поговорить. Ну, а чего я ждала? Следовало думать, что ему доведут такую интересную местную новость. И если старому батюшке было просто лень с этим разбираться, то новый решил нами заняться, а может за наш счёт и очков себе наработать...
Служка провёл нас в какое-то помещение в задней части храма, где оставил нас ждать. Я глянула на остекленевшие и совершенно покорные лица родителей и поняла, что они дрыгаться не будут, для них — глубоко верующих людей всё, что будет изрекать священник — истина, вернее АБСОЛЮТНАЯ ИСТИНА, которая меня, скорее всего, просто уничтожит. Поэтому, к моменту, когда появился батюшка я уже была вполне готова если не драться, так хотя бы трепыхаться. Веры в то, что я смогу на его поле драться, а уж тем более победить того, кого профессионально учили и готовили управлению людьми, у меня не было. Максимум, на что я могла надеяться — это чтобы от меня отстали и оставили в покое, что при появившемся внимании к нам — маловероятно. Прошлому священнику было глубоко наплевать на всю паству, может он уже готовился отсюда уехать, а может от природы лентяй. А этому нужно сейчас себе нарабатывать имя и положение и ему нужно столкновение с нами, вернее со мной, родители хорошо если будут в стороне, а не на стороне священника. То есть результат этого столкновения для батюшки важен, он покажет всем остальным какой он из себя и насколько серьёзно настроен. Вот только у меня нет никакого желания стать воспитательным объектом для показательной порки. Вот собственно и закончилась моя спокойная жизнь и началась борьба по отстаиванию своего места под солнышком. И грех судьбу гневить, и так у меня столько времени оказалось...
Пришедший священник войдя по очереди благословил всех и дал руку для целования, вот только движение построил так, что я оказалась последней и уже начав моё благословение, вдруг остановился и словно задумавшись неожиданно спросил, а кого он собственно перед собой видит. тут ответы мамы и Ковырина радикально разошлись, они одновременно ответили: "Моя дочь — Дуняша!" и "Мой сын — Калистрат!", а я восхитилась как ловко он создал ситуацию, сразу выявив своих противников и союзников. Сразу убрав руку, которую уже протянул для благословения участливо обвёл нас взглядом и выдержал восхитительную паузу, которую ожидаемо, не перенёс Ковырин:
― Батюшка! Да тут дурь такая детская, хочет, чтобы его девочкой называли и женскими делами занимается... Ну, а чего, вреда то нет особенно... Играется дитя, почему бы и нет... Я так думаю...
― Грех это!... — Многозначительно воздев глаза к небу, негромко сказал священник, как я поняла, весьма хитро не указывая, что именно, но одной этой фразой практически раздавив обоих родителей. Фактически он их прижал и не оставил никаких выходов, как только исполнять то, что он им пожелает сказать.
И тут мама не выдержала, она притянула меня к подолу своего платья, словно отгораживая и защищая своей рукой:
― А что грех? Батюшка!
― То, что он не желает соответствовать божескому ему данному! — Продолжая давить многозначительностью, и играя голосом, проговорил он.
― Я слышала, что про это как раз в писании ничего не сказано...— Уже понимая, что проиграла, но, не желая отступать, проговорила моя мамочка.
― Ну, как это не сказано? — Удивился сбитый с толку батюшка...
― Сказано, что муж не должен одежду жены носить, а жена мужескую. Вот только человек то — не одежда! Она девочка внутри, а тело досталось не то какое нужно. И какую бы она одежду не надела, она была и будет девочка!
― А откуда ты знаешь, что она девочка? — Сам не поняв, что оговорился, спросил сбитый таким напором батюшка. А я поняла, что мамочка не просто так несколько раз ходила говорить с прошлым нашим священником, который её вольно или не вольно по этому вопросу подковал.
― А вы, чтобы узнать, что вы мужчина утром к зеркалу идёте и себя разглядываете, какое у вас тело или и так знаете?
― Дерзко разговариваешь! Дочь моя!
― Ай-яй-яй! Батюшка! На вопрос то ответить не можете!
― Конечно, я и без зеркала знаю, что я мужчина.
― Вот и она без зеркала знает, что она девочка. Я как-то хотела насильно настоять и все платья у неё забрала и штаны ей специально новые купила, так она целый день голенькая в одной рубашке в слезах просидела, но их одевать наотрез отказалась. — Я вспомнила, что правда, больше года назад, мама предприняла наверно последнюю попытку явить миру Калистрата Ковырина, но я правда целый день дома просидела, ну, и поплакала немного...
― Да как такое быть может?
― Так Бог сделал, что она это знает и показала она это ещё когда даже говорить толком не начала! И будет грех как раз, если я её заставлю мужскую одежду носить! Ведь Бог видит наши души, а не тела! Или ему важнее в юбке моя дочь или в штанах? А ведь она это показала, когда ещё совсем дитя была, а дети с рождения невинные перед Богом, нет в них скверны мирской и истина божеская им доступна... — Пошла в наступление мама. Я только стояла и хлопала глазами, а вот Ковырин просто прикинулся ветошью и совершенно устранился. "Вот же чмо какое!" — разозлилась я...
