Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Мысль оказалась правильной.
Пока Леон возился с мотоциклом, пока устраивался сам и устраивал Вика, прошло лишь несколько минут, и внезапно Брис встал. Он встал, как кошка: только лежал — и вдруг стоит.
— Ха-арошая ночка! — одобрительно промурлыкал он. — Дежурим по очереди?
— Не слишком ли мы здесь на виду?
— Я же сказал, "тараканы" воды боятся.
— Почему?
Вместо ответа Брис присел на корточки, набрал песка и слегка раздвинул ладони, давая песку стечь.
— Ничего не напоминает?
— Брис, слово "напоминает" в моём случае неуместно. Если бы я хоть что-то помнил...
— Чтобы уйти от "тараканов", надо вилять, как заяц. Они просочатся в любую дыру во времени, если сообразят, куда ведёт след. Как просачивается в любое помещение вредное насекомое таракан. Как просачивается песок. Песок и таракан. Песок заносит в пустыне брошенное людьми место. Тараканы вторгаются туда, где нечисто во всех смыслах. В этом городе взбесившегося времени тараканы и песок — одно и то же. Переверни песочные часы — и вместо песка посыплются эти тухлоглазые твари.
— Уподобление тараканов песку я понял. Ты объяснил так поэтически. Но я до сих пор не понимаю, почему они боятся воды.
— Ах, какой сарказм в голосе! "Поэтически"! Да ведь это твоё объяснение! Ты разглагольствовал о сходстве тараканов и песка! И, чёрт побери всё на свете, ты оказался прав! Ведь эти мумрики и в самом деле состоят из песка!
— Что?..
— Плесни на них водой или разруби длинным лезвием — сразу оползут, осыплются. Да ты вспомни, как ругался Рашид, когда после каждой стычки с "тараканами" приходилось точить мечи. Но что всего хуже — они и плодятся-то, как тараканы.
... Рашид поднял голову — он разглядывал вычищенный клинок — будто его окликнули. Его сосредоточенное лицо: отрешённые глаза в угольной рамке ресниц, раздутые ноздри тонкого носа, выпяченные узковатые губы — внезапно заухмылялось, наверное, вспомнил хорошую шутку... Леон напрягся: кто сидит за плечом Рашида? "Взгляд" восстанавливал всю фигуру, огромную, полуголую, начиная с приподнятой руки, раздувшейся от демонстрируемых мышц в сетке синеватых жил, и заканчивая бритой головой...
— Вспоминаешь? — с любопытством спросил Брис.
— Бритый великан...
— Ты вспомнил Игнатия?
— Если Игнатий — тренированный атлет...
— ... с маленькой лысой головёнкой! — любовно закончил Брис. — Мы всё смеялись над ним: откуда столько мыслей рождается, если в башке нет места для мозгов! На деле, конечно, получается просто зрительный эффект — маленькая голова на фоне накачанных мускулов... Игнатия ты вспомнил из-за Рашида? Они ведь дружат издавна, умудрились даже на сёстрах-погодках жениться.
— Не уводи — попросил Леон. — Мне очень хочется узнать всё сразу, но... Давай сядем, что-то с головой неладно. Ты сказал — у Рашида меч?
Они устроились на сиденье мотоцикла, бережно опрокинутого на песок. И песок вновь напомнил Леону, что он не до конца всё выяснил.
— Итак, "тараканы" боятся воды, потому что сделаны из песка. И всё-таки они могут то же, что и Вик, — гулять во времени или среди времени. Мне кажется, ты чего-то не договариваешь.
— Ты пришёл из мира устоявшихся понятий и представлений. Что-то здесь принимаешь как должное, потому что постепенно вспоминаешь. Что-то для тебя настолько парадоксально, что у тебя начинает кружиться голова. Леон я не врач и боюсь рассказывать тебе всё сразу.
— Да хоть один вопрос до конца прояснить! Мне кажется, голова болит не из-за избытка информации — из-за её нехватки.
— Ты не изменился. Всё те же дотошность и умение убеждать. Ну, хорошо. Именно ты сообразил однажды, что "тараканы" — материализованная иллюзия.
Леон молча смотрел на Бриса. Употреблённый им оксюморон хорош — для бредовых снов. Брис тоже молчал. Судя по вздрагивающим, нахмуренным бровям, искал приемлемую форму следующему объяснению.
Пока Брис собирался с мыслями, в шею Леона легонько ткнулось что-то твёрдое и тёплое. Леон осторожно повернул голову: Вик изо всех сил старался не уснуть и "клевал клювом". Искусственное крыло, едва глаза птицы подёргивались сонной плёнкой, тут же тянуло вниз и наверное, было не только неудобным, но и заставляло птицу мёрзнуть. Леон поднял ладонь, и Вик подцарапывающими шажками перебрался на его пальцы. Вынудить сокола вцепиться в мизинец, подобрать спадающее крыло и закрыть обеими ладонями приятно сухое птичье тельце — все эти действия заняли не более минуты. Вик обмяк и уснул.
— Когда "таракан" нападает, он может убить, — наконец сказал Брис. — Когда с ним бьёшься, под оружием чувствуешь твёрдое тело. Но когда смотришь сквозь него и видишь ту точку, которую "таракан" заслоняет, он... как бы это сказать точнее... он становится... миражом. Довольно сложная штука — уничтожать их таким образом... У тебя первый раз получилось случайно. У Рашида вообще не получается, он предпочитает оружие. Игнатий обычно запоминает место и дожидается, когда "таракан" перейдёт туда. Так, внимание, новое имя. Роман. Помнишь его?
Роман... По весомости имени можно было бы представить широкоплечего и добродушного человека, наподобие борца из старинного цирка. А перед глазами возник тщедушный смуглый парнишка, тонколицый и, кажется, очень ранимый.
— ... И глаза всегда печальные, — вслух сказал Леон.
— Ага, печальные, всегда. Такое печальноглазое хулиганьё, — сказал Брис. На вид Роман романтичен (прости мне плохой каламбур). На вид он само воплощение мировой скорби. Но док Никита однажды поведал нам по секрету, что хотел бы в профилактических целях послушать сердце Романа. Послушал и сказал, что теперь даже клятва Гиппократа не может закрыть ему уста: у Романа сердца нет... Так вот, о Романе. Если ты вспомнил его, то вспомни и его прозвище — Полигон. Любое оружие он тут же осваивает — и осваивает идеально. Наши думают... думали... Нет — думают! — что это элементарная зависть к тебе. Вернёмся к нашим "тараканам". У Ромки фотовзгляд. Даже рефото. Он восстанавливает раз увиденную местность до мельчайших подробностей, а значит — одним махом всех "тараканов" побивахом. Как и ты. Слушай, командир, давай спать, а?
— Я ещё не знаю, кто я такой и зачем в этом городе, — упрямо сказал Леон.
Не менее упрямо Брис ответил:
— Ночи не хватит, чтобы всё объяснить. И вот что тебе я ещё скажу: кто ты такой, я расскажу по мере возможностей. Но зачем мы сюда пришли и как угодили в такой переплёт — ни словечка не пикну. А чтоб много не любопытствовал насчёт этого, скажу так: нет ничего подлее в мире, чем личная свара, перерастающая в общественную проблему. Причина нашего присутствия здесь, в этом... — он запнулся на мгновение, — настолько глупая, что выть и рычать хочется. Дерьмовая причина, откровенно говоря. Но это вежливая откровенность, Леон. Учти, вежливая только из-за твоей нынешней твоей неосведомлённости. Был бы ты в памяти, обложил бы я тебя трёхэтажным по-простецки и по-товарищески! В общем, спокойной ночи, командир!
Леон уже привык к спокойному и лёгкому характеру Бриса, поэтому был несколько ошарашен взрывом эмоций. Но делать нечего: Брис сердито отвернулся и с сердитым сопением принялся одёргивать и оглаживать куртку на земле, чтобы вновь устроиться на ночлег.
Мешок с продуктами и оружием был многофункциональным, поэтому Леон и выбрал его. Опустошив свой минисклад, Леон начал раскрывать "молнии". Работать приходилось одной рукой — в левой ладони спал пригревшийся Вик. Вскоре на земле лежал брезентовый квадрат. Леон развернул его углом. Ноги, конечно, вытянутся по земле, но песок не так уж и прохладен.
— Чего надо опасаться здесь, на берегу?
— Берег — граница. Неприятностей здесь почти не бывает. Я поспал. Теперь подежурю. Спи.
Постояв в нерешительности, Леон подошёл к Брису и встал рядом с ним на колени.
— Вика будить не хочется. Слева на поясе отстегни. Нашёл? Это тебе. Я так понял, у тебя огнестрельного нет.
Руку Бриса маленький, но тяжёлый пистолет слегка оттянул... Леон видел лицо Бриса: половина скрыта ночной мглой, вторая половина — абстрактная, сглаживающая черты маска, ко всему прочему текучая и раз за разом изменяющая и форму, и настроение, — результат игры звёздного неба на волновой зыби... Брис молча положил пистолет близ себя и снова улёгся.
Леон тоже лёг. Уже привычно ощутил, что сна нет и не будет. Подумалось ещё, может, предупредить Бриса — пусть парень ещё поспит. Через минуту забылось. Стал думать о разговоре, перебирая имена и лица. Странное впечатление: пробовать на звук имя и видеть его форму. И форма-то неконкретная.
Кстати, Брис назвал одно имя, но не предложил вспомнить человека. Сейчас в темноте Леон пытался восстановить сочетание имени и формы. Это немного похоже на тренировку. Тебе показали движение — ты его пробуешь, находишь приемлемый вариант выполнения и доводишь до совершенства — в границах собственного тела... Док Никита... Леон затаил дыхание: темно-русый парень обернулся, засияв карими глазами, как будто обрадовался, что его окликнули. Врач команды. Любитель похохмить. Совсем не похож на врача. Внешность мальчишеская и улыбка совсем детская.
Газет нет. Книг — тоже. Чем занять себя до рассвета? "Почитать" дневники? Он помнит их наизусть — от первой тетради до последней, незаконченной. Перечитывать их все от начала до конца вошло в привычку уже со второго вечера бдения за письменным столом.
Он начал "перелистывать" тяжёлые страницы, волнистые от сильного нажива ручки, и за неровными торопливыми строками наблюдал возникающие сцены...
Анюта. Синеглазая девочка-царевна. Это Мишка к её десятилетию написал стихи. Девочка-царевна. В семье обожали носить её на руках — Анюта терпела, а наедине с Леоном ворчала: "Кукла я им, что ли? И ты молчишь, ничего не говоришь. Если Мишка ещё раз меня на руки возьмёт, я так орать начну, что весь дом упадёт!" Она садилась рядом, на диван, и чуть покачивалась, подпрыгивая. "Я сегодня из школы шла, видела: голубь длинную такую корочку нашёл, а она жёсткая. Он её клюёт, а расклевать не может. И вдруг с дерева как слетят два воробья! Как схватят корочку за концы! А она тяжёлая! И они её тащить не могут. Отлетели чуть-чуть, а голубь их догнал и корочку отобрал! Жалко, правда?" Или посидит, подумает и вздохнёт: "Пап, ты маме скажи, чтобы она со мной не сюсюкала, а говорила нормально. От соседей стыдно". И этот серьёзный стонущий вздох заставлял Леона интересоваться: "А что ж ты сама не поговоришь?" Анюта поднимала озабоченные глаза: "Мама считает что я ещё маленькая. С нею нельзя ни о чём серьёзном говорить".
Нежная громада воздуха едва шевельнулась.
Леон глянул налево: приподнявшись на локте, Брис смотрел на него.
— Чего не спишь? Бессонница?
— Она.
— Давно?
— Лет двенадцать-тринадцать.
Брис не охнул, не присвистнул — только сел удобнее.
— С тех пор как память потерял?
— Наверное.
— Если завтра найдём хоть кого-то из команды, думаю, и сон, и память тебе мы вернём. Обещаю.
— Ты знаешь, что со мной? — удивился Леон.
— Надеюсь...
3.
Если бы не разрушения, в лучах размазанного белым пятном солнца город выглядел бы тортиком, старательно посыпанным белой крошкой. Так, конечно, это и был торт, но варварски пропаханный тупым и грязным ножом.
До завтрака Брис успел выполнить своё обещание: закатал штанины и залез в воду, где среди камней устроил недолгую охоту. Азартные покрякивания, резкие движения рук, веера испуганной воды — и вот Вик, ревниво оглядываясь, рвёт крепким клювом молочно-серебристую рыбину, а с углей уже догорающего костерка тянет поджаристой рыбной корочкой.
— Давно мечтал попробовать с солью, — высказался Брис, скупо потряхивая походной солонкой над парящим белым куском, нанизанным на узкое лезвие стилета.
— Мотоцикл придётся оставить здесь, — сказал он чуть позже. — Если жалко — когда надо, придёшь и заберёшь. Сейчас оттащим за те камни — никто и не найдёт. Это место у берега приметное — если могу, всегда сюда прихожу.
— А что ты делаешь в городе?
— Просто брожу. Всё надеюсь: вдруг кто из наших будет переходить и на меня наткнётся. — Прежде чем спустить мотоцикл в расщелину между камнями, Брис нагнулся и вынул — будто из самого камня — свёрток, похожий на аккуратную дубинку. — Держи. Это тебе, пока памяти нет, с "тараканами" драться.
Они спустили машину на самое дно и вернулись на берег.
Размотав тряпки, Леон обнаружил, что держит в руках... зонт. Только весь металлический. Рукоять сделана так, что, намокни рука, она скользить не будет: ладонь с двух сторон подпирали едва намеченные выступы. Леон попытался найти хотя бы подобие кнопки — не нашёл.
Брис покачал головой и указал на кончик рукояти.
— Держи от себя. Видишь винт? Поверни его против часовой стрелки, теперь введи в боковой паз. Осторожно!
Зонт громко щёлкнул, точно выстрелил, и сильно дёрнулся в руках. Леон тоже дёрнулся и чуть не выронил предмет из опасливо вытянутых рук. Оказывается, зонт на самом деле выстрелил. Леон держал в руках небольшой меч, лёгкий и удобный.
— А как он складывается? — с любопытством спросил Леон.
— Времени на разъяснения нет, — сказал Брис, и в его руках "зонт" тоже выстрелил клинком. — Мелочь, но приятно, что хоть это у нас остаётся. Нам бы ещё парочку пулемётов... Ладно, что уж мечтать о несбыточном.
— Почему о несбыточном? — неловко возразил Леон и принялся выгружать из стенок мешка детали, которые он тут же сноровисто собирал. — Глаза боятся — руки делают. Нет, голова не помнит — руки делают. Насколько я помню, у меня здесь два ручных пулемёта и три автомата. Кстати, вон в том кармашке патроны к твоему пистолету, который я тебе вечером дал. Запомнишь? А это... я быстро, правда...
Торопливой болтовнёй он хотел прикрыть свой страх перед недовольством Бриса. Вернулось знакомое ощущение, что его считают никчемным, досадной помехой в жизни ("Спокойной ночи, командир!"), беспомощным... Закончив сборку последнего пулемёта, он осмелился поднять взгляд. Брис смотрел то ли недоверчиво, то ли изучающе.
— Вот, оказывается, какой ты, беспамятный, — медленно сказал он. — Но ведь когда мы вчера встретились... Или это опять была только память рук? Врезал-то ты мне от души. Забавно: попробовать вогнать тебе зубы в глотку? Останешься таким же благостным "ах-ах-ах!" или нет?
— Не понимаю, о чём ты.
— Ты был жёстким парнем, Леон.
— Жёстким? Значит, сейчас я вызываю у тебя отвращение?
— Хуже. Я себя чувствую себя такой скотиной, что дальше некуда. Мне хочется орать на тебя, разговаривать с тобой сквозь зубы, понукать — и всё потому, что разница между тем, кого я знал, и тем, кого теперь вижу, слишком огромна... Господи, быстрей бы найти ребят!..
Леон хотел было спросить, почему он думает, что "быстрей" — это реально. Что значит "найти", если Брис сам до сих пор не доискался, и каким образом искать? Кроме этих, ещё парочка вопросов повертелась-повертелась на языке — и улеглась. Лучше не раздражать Бриса. Теперь он знал причину его недовольства и в некоторой степени понимал своего внезапно обретённого товарища: это всё равно, что пользоваться вещью много лет, а однажды, взяв её по привычке, вдруг обнаружить в ней совершенно иные свойства. Вещь под маской... Леон поёжился. Неудачное сравнение. Его собственное беспамятство — маска ли? А если нынешний характер — это настоящее?..
Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |