А ещё весело то, что находились мануфактуры… под “луковым городком”. Забавно решена проблема защиты от тварей и ряда иных проблем. И трудятся там, как рассказал мой проводник, часов десять — просто роскошь, по сравнению с теми же пейзанами.
Вообще, похоже, что Император (как должность и род, а не как конкретный человек) пытается централизовать государство. И, по ряду признаков, началось это задолго до меня, как бы не пять поколений назад, с “исхода Стрижичей”. И не сказал бы, что это плохо: анимированным боярам прогресс невыгоден. Они — монополисты, на кой им болт развитие быдла? А вот Император делает ставку на подданных и, судя по всему, выигрывает. Хорсычи даже не заметили, как из “равных” стали дворянами, придатком к городу.
Впрочем, это предварительная оценка, но похожая на правду, отметил я.
В “скупке”, полуоткрытом домике с длинными столами, довольно молодой и не “хорсей крови” парень шкуру развёрнутую обнюхал-осмотрел, позвал тройку мощных детин, утянувших шкуру в недра, и выдал мне тысячу гривен.
Обращался с вежеством, но поглядывал искоса снисходительно. Впрочем, хрен бы с ним — я мысленно обдирал иглы с головы. За два поколения Стрижичей Недум накопил пять тысяч. Это на наших трудах купцы как бы не второй Росток отгрохали, прикинул я. И на обратном пути тиранил Щоса, где что почём.
Дядька подробно описывал, будучи надышан “моим” воздухом — отвечал честно, за что гривной по прибытии был вознаграждён. А я, отдав Индрика (точнее, приказав зверюге за ентим человечком идти и его не жрать) и поднимаясь по лестнице, точно знал, что “поставкам в Росток” быть, а то пиздец самый натуральный выходит.
Номер был невелик, но прямо скажем — “богаче”, чем мои “барские покои”. Помимо овального, с мягким мхом и чистыми (хоть и бедными) шкурами ложа, был диванчик, кресло, аналог стола — причём с какой-то фигнёй типа живой ручки и даже бумагой, которой я и не думал тут увидеть! Видимо, одна из “мёртвых вещей” мануфактур.
Да даже “мойная” была: закуток с решётчатым полом, где я “пропотел” и отчистился жёсткой щёткой.
Ну блин, непорядок. Надо в поместье цивилизацию какую-никакую привнести.
Впрочем, делать я это и так собирался, так что ополовинив “графин” с водой, завалился я спать.
— Господин Стрижич, не гневайтесь, завтракать изволите? — такими словами привела меня в себя молодая девица, дернувшаяся на порыв ветра в её сторону.
Дикари какие, стучаться не обучены, ворчал мысленно я, приходя в себя. Девица была вооружена грудой подносов с “ужином” до кучи, который “господин Стрижич не изволил принять”.
Ну чёрт знает, как его надо было принимать, но сожру, резонно решил я и сожрал. А после у меня было куча мест, в которые надо заехать и закупиться. Подкинув полгривны портье (в реалиях мной узнанного — весьма весомые деньжищи) за “ещё день”, я уточнил, что мне делать с “караваном” на ночь. На что портье оповестил, что место для “малых людишек и десять зверей с поклажей в плату входят, а ежели более надо — то за четверть гривны сверх приютят всех, сколь бы их ни было”. Ну, в таких раскладах не столь грабительски, как я думал. А нижний этаж выходит не “кухня” которой столько пространства нахрен не нужно, а конюшни, место для сопровождающих и склады для постояльцев.
Ну и славно, заключил я, подзывая Индрика и направляясь в “торговые ряды”. Для начала — за гужевым транспортом, потом — за рабами. Хоть и называлась они “людишки негодящие”, а место работорговли — острогом. Но не в семантике дело, а в том, что в этом месте пребывали “людишки на продажу”, причём не только тати, но и должники и прочая не самая преступная публика, как оповестил Щос.
Может, и не куплю никого, но смотреть надо. Популяции Болотного Лога в рамках мне известного точно нужны рабочие руки. И на девяносто девять и девять десятых процентов — не помешает свежая кровь.
Ну а по результатам — будем смотреть. Возможно, буду сам тягловую скотину в одиночестве за Индриком тянуть, возможно — нет.
С конными рядами вышло неплохо: “бегуны”, те самые забавные ящеры с “откидной крышей” капюшона использовались и в грузовых, и в пассажирских перевозках. Стоили пятьдесят гривен за голову, а пока торговец их расхваливал — надышался моим воздухом, и двух из пятёрки, мной приобретенной, ему пришлось поменять — какой дефект у животин был, уж не знаю, но точно был. Причём апатичность и послушность животных зашкаливала — шли рядком за Индриком, поглядывающим на них с некоторым удивлением, безропотно. И становились так же, так что у меня возникала забота не о том, не убегут ли, а о том не сведут ли моё приобретение. Впрочем, Индрик мои мыслеобразы принял, ну и посулил в ответных “еду хозяина оберечь”. Ну, пусть еду, хмыкнул я, заходя в острог.
Помещение сего работоргового заведения было весьма невелико, содержало имперского чинушу и пару здоровяков в биодоспехах. Правда, после демонстрации документа и объявления “людишек желаю” оказалось, что здоровенная тумба чуть ли не на четверть помещения — не тумба, а тяжёлые ворота, откинутые мордоворотом.
— Акым, покажи людишек господину Стрижичу! — проорал чин в развернутое недро. — Пожалуйте, господин.
Я и пожаловал, будучи встреченным в освещённом светцами подземелье стариком в биодоспехе. Был сей персонаж столь древен (или столь невосстановимо травмирован — чёрт знает), что натурально шепелявил, по причине отсутствия зубов. Но в движениях был резв и повёл меня за собой, бодро шепелявя:
— Пошалуйте ша мной, гошподин Штришыч. Ешть людишки, ешть, правда не шлишком годные — но мош глянетшя хто.
— Негодные — это какие? — уточнил я.
— Ну, пошитайте, вшех работных мануфактура рашобрала. Отроков тоше, пошитайте, нет. Но ешть земледелы, пошти деревенька.
— И никому не нужны? — усомнился я.
— Пошему никаму? Нушны, но до урошая, когда купшы разберут — срок не пришол, вот и гниют людишки в оштроге пока, — провёл меня к камерам, человек на десять, проводник.
А в камерах, точнее в пещерах, вповалку валялись мужики и бабы. Не совсем заморенные, но несколько истощённые, а главное — все носили довольно заметные черты хорсычей.
— Так, Акым. Сколько их, и поведай, откуда они и почему в остроге? Что натворили-то?
— Пятьдешат один шеловечек, гошподин Штришыч. Отроков порашбирали ушо. А натворить нишего не натворили…
И прошепелявил мне старик, что некий Хорсыч против “воли рода” пошёл, был умервщлён родом, а людишек его родовичи “ша тенгу малую” в острог сплавили. Поскольку пейзане Хорсычам на хрен не нужны, а последний “феодал” их рода в окрестностях этот “супротивник” и был.
Ну, не повезло, а мне повезло. Пятьдесят пейзан — пригодится, пусть и немного, по сравнению с пятью сотнями популяции Болотного Лога, но всё равно не лишние. И дело аграрное знают, и приток генов нашей популяции будет не лишним. Даже если мои мысли насчёт обстановки в Логе излишне пессимистичны.
— Всех беру, земледелов. Мужиков и баб скопом, — озвучил я, а валяющиеся на мхе головы стали приподнимать да на мою персону поглядывать с некоторой надеждой, что и не удивительно.
— Шлавно, гошподин Штришич, а то помёрли бы людишки, купшов не дошитаясь.
— Кормить лучше не пробовали? — всё же прорвалось от сердца.
— Так не на што, вшо кашелярией пропишано. Штоп шталобыть не померли, но долго больно шдать бы пришлось. Померли бы вшё одно, не вше, но многие.
— Ясно, — не стал развивать тему я. — Кто ещё есть?
— Так пошитайте, никого больше. Тати дорошные, беш душегубштва на них, но вам и беш надобности? — на что я кивнул — куда мне дорожных разбойников тащить? — Ешть купшина проворовавшийша ш шемештвом. Нушон?
— Ну покажи, может сгодится на что, — выдал я.
— Шей миг покашу, — кивнул Акым и вдруг рявкнул: — Шаршовшане, штупайте ша ошейниками наверх, гошподин Штришыч ваш шебе берёт.
И потянулись эти бедолаги из пещер, частью на колени падая и славословя “благого господина Штришыча”.
Надо бы переучить, хмыкнул я, да и не стал задавать дурацких вопросов. Раз сидели просто в пещерах, да без решёток — значит, не буйный “контингент”.
А вот купчина, тоже истощённый, с бабой постарше — видно, женой, бабой помладше — похоже, дочкой, сидел в пещерке поменьше и уже с решеткой, по-моему — из стрекал, прикинул я.
— Как проворовался-то? — оглядел я истощённых.
— Вшаймы вшал у каншелярии и у Хоршищей, да в шрок не отдал. Имушештво шпустили, а его ш шемёй к нам.
— А чего с семьёй отдельно не продали? — поинтересовался я.
— Не губите господин, — пала на колени баба, заголосив, что подхватили и купец, и дочка.
— Цыть! — нахмурился на них Акым, после чего голосящие и вправду замолчали. — Дык грамотен, в деле торгофом худо пушть, но шмекает. Вот и дешим с шемьёй, мош пригодитша как работник, будет ша шемью на шовешть штараться, — на что купчина с семейством молча закивали. — Ну а не приготится никому — так отельно протафать бутем.
Так, грамотный и купец — это хорошо. Ну а если строптив будет — ну, пусть пейзанит с семейством. Торговые навыки мне его до лампады — мне информация нужна, а купец, сколь бы ни был “необоротистый”, ей всё равно владеет. А там посмотрим, на правдивость и прочие качества проверить смогу.
— И сколько за семейство? — полюбопытствовал я, поскольку что “люд работный и земледельный — десять гривен мужик али баба”, меня ещё чин просветил.
— Вошемдешят гривен, гошпадин.
— Отработаю, — забил лбом в пол купчина, получил от супруги локтем и стал вместе с ней и дочкой протирать лбами мох пола молча.
— Беру, — решил я. — Ещё кто есть, кроме татей?
— Нет, гошпотин Штришыч, — помотал головой Акым.
Неторопливо поднялся наверх, где “процесс шёл”. А именно на шеи моего имущества ладили ошейники, мне же чин протянул живую кляксу, причём с мыслесвязью, как я определил.
Время было, стесняться незнания и “провтыкивать” важные данные я находил глупым, так что насел я на чина с вопросами.
Последний то ли лицо держал прекрасно, то ли рьян в службе был, но на вопросы отвечал, а из ответов егойных выходила экстрополяция ряда данных.
Ну, с ошейниками и “замком”, за который я, кстати, отдал две гривны и вынужден был окропить кровью “чтоб по ошибке людишки ваши с кем другим не ушли” — всё понятно. Сжимаются по воле моей, вплоть до смерти от удушения да направление на них через замок чувствуется.
А вот дальше выходил пердимонокль, при котором снимать ошейники с “людишек” в городе не стоит. Поскольку это их документ.
И выходила такая фигня, что “ничейных” людей в Империи нет. Либо государевы, либо родовые. С родовичами сложнее, вот на въезде в Росток демонстрации “силы стрижьей” хватило, но это точно не тут.
То есть, например, если я в своём логе “людишку” без документа (или ошейника) увижу — он выходит мой, как он есть. Ну и в городке тот же расклад, как и вообще на “чужих землях” — либо документ, либо бегай над имуществом, на всех рявкая, что моё, вплоть до доказывания силой права.
Ну с этим понятно, как и наличие “сложных сословий” типа купцов и прочего, в основном, среди “имперских людишек”. В теории и родовичи могут документ сотворить, но думаю, не заморачиваются.
Так что дождался я задукоментления, вышел из сторожки, оглядел имущество своё новое — заморенные блин, выслушал “блага, лет долгих, господин Штришыч”.
— Стрижич я, Стригор Стрижич, — хмыкнул я на славословия. — От семени Стрибожьего. За мной ступайте, расположитесь, поедите. Ты, — тыкнул я пальцем в купчину, в обнимку стоящего с предположительной женой и предположительной дочкой. — Ко мне подойди, будешь на вопросы отвечать.
— Слушаюсь, господин Стрижич, — закланялся купчина.
И вот не было в его поклонах “вольной лёгкости” пейзанской. Вот непривычен, оценил я, похмыкал над тяжкой барской долей и начал купчине вопросы задавать, на пути к “Сени”.
Ну и надышивал его своим эфиром, не без того. И выходила такая картина:
Звали купца Мил Гривна, занимался он скупкой товаров ростокских мануфактур и продажей в центральных землях, а оттуда в Росток тягал излишества всяческие.
Ну и надумал он то ли афёру, то ли ещё что — в сортах разбираться я не полез, в долги немалые вошёл и… был ограблен на обратном пути, предвкушая богатства немеряные.
В принципе — полезен, и немало, как консультант уж точно. В пейзанском быту он ни черта не разбирается, ну не эксперт, а в “промтоварах”, которые мне по большей части и нужны — точно “сечёт”.
— Бабы твои что умеют?
— Писать, считать, господин… Люба… ложе согреть вам сможет, — явно через силу выдавил он, на что край глаза отметил “встопорщившиеся” ухи бредущих неподалёку купеческих баб.
— У меня этих “согревальщиц” не одна сотня найдётся, — искренне хмыкнул я, не без иронии припоминая “осеменительный план” на обратный путь. — В порядке живой очереди разве что, — изящно пошутил я, да и махнул рукой. — Делу обучены какому?
— Ярина лавкой управляла, складское дело знает, за хозяйством смотреть обучена, — подумав, выдал Мил. — Люба только гимназию закончила… вот, господин, — тяжело вздохнул он.
— Гимназия — это хорошо, — задумчиво бросил я.
Не в плане “всё же вдуть”, а в плане приобретения учебных пособий, если таковые найдутся. Ну или просто расскажет, если нет.
Тем временем добрались мы до Сени, где я сдал на руки как из-под земли появившихся служек пейзан и жену купцову, которая мне нахрен не сдалась. И четырёх бегунов оставил, наказав имущество накормить “по-людски и от пуза”, на что получил “не извольте сумлеваться”. Тыкнул купцу с дочкой в бегуна, по дороге прикупил жратвы и закинул им пропитание. Сожрали за минуту, что, впрочем, и неудивительно.
