— Держись впереди, Резака.
Затем она согнулась пополам и выпустила тонкую струйку рвоты на останки упыря.
ГЛАВА ПЯТАЯ
Кильон вцепился в свою медицинскую сумку так, словно это была последняя ниточка, связывавшая его с жизнью за последние девять лет. Они находились на верхней палубе грохочущего парового вагона с жесткими деревянными сиденьями. Они шли пешком целый час, прежде чем нашли его, предоставив незадачливому таксисту шанс самому добираться обратно в Неоновые Выси. Вагон был освещен газом, несколько других пассажиров на верхней палубе кутались в пальто и шарфы. Над окнами висели монохромные рекламы марок мыла и отбеливателя, средств от чумы и простуды. Кильон не узнал ничего из них. Он проехал всего несколько лиг от Неоновых Высей, а ему уже казалось, что он отплыл на край света.
— Намечается небольшое изменение плана, — сказала Мирока. — Мы больше не можем рисковать с поездами, так что нам нужно найти другой путь вниз.
— Что это повлечет за собой? — спросил Кильон, прижимая к коленям свою медицинскую сумку.
— Поход в баню. Там есть человек, который может нам помочь, его зовут Талвар. Он друг, соратник Фрэя. Заботится об интересах Фрэя в Паробурге, теперь, когда в эти дни Фрэй не может так часто приезжать сюда.
— Это тот, кому мы можем доверять?
— Почему мы не должны ему доверять?
— Не думаю, что когда-либо в тех разговорах, которые были у нас с Фрэем, упоминалось имя Талвара.
— На Талвара можно положиться. Он не станет нас подставлять.
Кильон выглянул в окно, ужасная усталость и недомогание притупили его желание продолжать разговор. Если он должен доверять этому Талвару, пусть будет так. Это был всего лишь один шаг от того, чтобы доверять Мироке или Фрэю, если уж на то пошло. Он никогда еще не чувствовал себя так безнадежно.
Здания проносились мимо со скоростью, чуть превышающей скорость быстрой ходьбы, архитектура мало чем отличалась от архитектуры Неоновых Высей. Но огни были коричневыми, дрожащими от случайного мерцания газового пламени, и нигде не было холодного, ровного сияния телевизоров, розового сияния неоновых трубок, актинического мерцания игровых автоматов и электропоездов. Электричество в Паробурге существовало — об этом свидетельствовало продолжающееся функционирование его собственной нервной системы, — но невозможно было заставить надежно работать механизмы, необходимые для его выработки в нужных масштабах и распределения. С другой стороны, паровая и газовая энергетика по-прежнему оставались легкодоступными технологиями. Кильон знал, что предпринимались попытки подавать электричество из-за пределов зоны и создавать машины, которые были бы достаточно прочными, чтобы продолжать функционировать, оказавшись внутри нее. Но все эти усилия, наряду с аналогичными усилиями в других местах Копья, ни к чему не привели. Среди обитателей Копья была старая пословица: работает то, что работает.
По мере того как паровоз катился от квартала к кварталу, признаки обитания и цивилизации становились все более очевидными. Более убогие многоквартирные дома уступили место длинным рядам ухоженных фасадов, каждый фасад купался в собственном лимонном свете газовых фонарей, установленных вдоль аллей. Они проезжали мимо пешеходов и всадников на лошадях, несмотря на столь поздний час. Мирока хорошо подобрала свою собственную одежду: она выглядела ничем не примечательной в Неоновых Высях и ничем не примечательной здесь. Кильон предположил, что он добился аналогичного эффекта со своей собственной одеждой, хотя это, несомненно, было скорее удачей, чем здравым смыслом. В своем длинном черном пальто, шляпе с черными полями и с безымянной черной сумкой он казался смутно похожим на клерикальную фигуру, служителя или священника, доставляющего какого-нибудь падшего ребенка в убежище.
— Покажи мне ангельский пистолет, — сказала Мирока.
Кильон вытащил его из кармана. Он все еще был теплым на ощупь, но уже не таким горячим, как раньше. Украдкой он развернул носовой платок и позволил Мироке взглянуть на оружие, держа его низко на коленях, чтобы другие пассажиры его не увидели.
— Он чем-то выстрелил, — сказал Кильон. — На этот раз не лучом. Какой-то пулей.
— Что бы это ни было, эта тварь, преследовавшая тебя, устроила серьезную неразбериху. Должно быть, это была фугасная бомба, я полагаю.
— Не думаю, что сейчас в нем осталось хоть что-то разумное. Это просто инертный металл. Вероятно, я тоже больше не смогу измениться. И понятия не имею, сколько в нем осталось патронов, если вообще осталось.
— Надо отдать должное этим ангелам — они умны. Но почему они не могут сделать что-то полезное с помощью этого ума, например, облегчить жизнь остальным из нас?
— Они не так умны, как ты думаешь, — сказал Кильон, тщательно подбирая слова. Он уже пару раз оступился, упомянув Мироке, что живет "здесь, внизу" уже девять лет. Она, казалось, не обратила на это внимания, но он остерегался совершать еще какие-либо подобные ошибки. — Они хорошо разбираются в гаджетах, в изготовлении маленьких игрушек, таких как этот пистолет. Иногда кажется, что они создали что-то по-настоящему новое, чего раньше в мире не существовало. Но этого почти никогда не бывает. Все, что они делают, — это копаются в прошлом, если необходимо, на сотни или тысячи лет, и находят решение, которое кто-то уже придумал. Нет ничего нового под солнцем, и если бы ты попросила ангела объяснить, как на самом деле работает этот пистолет, как он установил блокировку по моей крови, как он изменился сам по себе, я не думаю, что ты была бы очень удовлетворена полученными ответами.
— Значит, ангелы такие же тупые, как и все мы. Просто у них есть более блестящие игрушки.
— Что-то в этом роде.
— Ты когда-нибудь бывал там, Резака?
— На Небесных уровнях? — Прямота ее вопроса выбила его из колеи. — Нет. У меня не было никакой причины.
— Значит, никогда не болел настолько, чтобы нуждаться в их лекарствах?
— Я здоровее, чем выгляжу. — Он завернул пистолет обратно в носовой платок и убрал его в карман. — А как насчет тебя?
— Никогда не нуждалась в их лекарствах. Если бы я это сделала, я бы выплюнула это им в лицо. Лучше умру, чем позволю одному из этих ублюдков прикоснуться ко мне.
— А Фрэй чувствует то же, что и ты?
— Ты так хорошо его знаешь, почему бы не спросить его самого?
— Сейчас это не совсем подходит, — сказал Кильон.
— Думаю, это не так. Тем не менее, ты знаешь его столько, сколько у тебя есть... кстати, как далеко ты уходишь в прошлое?
— Только не говори мне, что я ни с того ни с сего тебя заинтересовал.
— Меня интересует прошлое Фрэя. Ты — часть головоломки, вот и все. Ты его поставщик лекарств или один из них — это я уже поняла. Но когда ты успел с ним связаться? И что у него есть на тебя такого, что ты продолжаешь приносить товар?
Кильон поморщился. Как много именно Мирока знала о его прошлом? Насколько сильно она намеренно проверяла его? Он понятия не имел, какую информацию дал ей Фрэй, знал только, что рассказать ей почти все, кроме самого необходимого, было бы прискорбным предательством доверия.
— Я так понимаю, ты знаешь о прежней работе Фрэя?
— Что он детектив и все такое? Не самый большой секрет в здешних краях. — Особенно учитывая, что он до сих пор вешает свой значок за стойкой бара в "Розовом павлине". Ты встречался с ним по одному из его дел?
— Что-то вроде этого. — Он вздохнул, зная, что этого будет недостаточно, чтобы положить конец ее расспросам. — Фрэй работал над расследованием убийства, которое было прекращено остальным отделом. На дне шахты лифта на фармацевтическом складе во Втором округе было обнаружено тело. Мне довелось участвовать в этом расследовании.
— Подозреваемым или свидетелем?
— И то, и другое. Я не убивал женщину в шахте лифта, но он был прав, сомневаясь во мне. Я убил двух человек. — Когда Мирока ничего не сказала — он ожидал какой-то реакции, либо пренебрежительной, либо восхищенной, — он кашлянул и продолжил: — Но я сделал это только потому, что они убили женщину, кого-то, кто был важен для меня.
— И Фрэй все это выяснил?
— Фрэй разобрался в том, что произошло. Я изложил свою точку зрения. В тот момент нас было только двое. Никто больше не знал о том, как далеко он продвинулся в расследовании.
— Ты думаешь о том, чтобы убить его?
— Убийств было достаточно. Я врач, целитель. Я призван возвращать жизни друг к другу, а не обрывать их.
— Полагаю, именно поэтому тебе так хотелось держать в руках этот блестящий маленький пистолет.
— У нас было не так много времени, чтобы все обдумать, — сказал Кильон. — Если я принял неправильное решение, то приношу свои извинения. — Он тщетно ждал, что Мирока выразит ему хоть каплю признательности, затем сказал: — Вскоре после этого Фрэй уволился из полиции. Когда он начал, так сказать, расширять свою деятельность, он обнаружил, что ему приходится переходить в другие зоны чаще, чем раньше. Я смог снабдить его Морфаксом-55 клинического класса, более сильным и чистым, чем все, что он мог бы получить где-либо еще.
— Значит, вот и все, что было. Простой защитный рэкет, как я уже сказала. Ты сбывал ему лекарства, или он тебя сдавал.
— Нет, — осторожно ответил Кильон. — Дело было не только в этом. Фрэй помог мне. Фрэй продолжал помогать мне. Я обязан ему большим, чем просто своей свободой. Вот почему в этот раз я пришел к нему.
— Как помог тебе?
Конечно, он не мог рассказать ей о крыльях. Не мог объяснить, как их пришлось срезать, зашивать раны, в то время как боль от операции — ее можно было сделать только под слабой местной анестезией — заставляла Кильона биться и корчиться на импровизированном операционном столе, где Фрэй обрабатывал его стерильным ножом. Все это время он знал, что крылья начнут отрастать почти сразу же, и что эта боль должна будет возвращаться к нему через все более короткие промежутки времени.
Ничего такого он не мог сказать ей.
— Он помог мне опередить людей, которые меня искали. Вот и все.
— Похоже, он получил хорошую часть сделки.
— Он этого не делал, — сказал Кильон.
Они вышли из парового автобуса, когда проехали еще несколько кварталов. Мирока вела его сквозь суматоху ночных гуляк, вываливающихся из баров, борделей и игорных домов, расталкивая всех, у кого не хватало мудрости убраться с ее пути, Кильон следовал за ней по пятам, как только мог. Жонглеры, огнедышащие и жулики устраивали шумные развлечения, в то время как женщина с большим бюстом и слишком большим количеством косметики стояла на груде ящиков, подпевая музыке парового органа. Каллиопу выкатили на середину улицы, и она прокладывала себе путь по счету, выбитому на карточках, в то время как ее оператор подбрасывал в нее дрова и следил за давлением пара. Кильон узнал мелодию, принадлежащую певице Блэйд.
— Не знал, что у них здесь есть ее музыка, — сказал он.
— С твоим задним умом все в порядке, Резака. Эта мелодия крутится здесь уже много лет. Блэйд только подхватила ее.
Он улыбнулся своему невежеству. — Я не знал.
— Город гораздо сложнее, чем думают люди. Это не просто дерьмо и кирпичи, пересекающие границы между зонами. Потрать некоторое время на передвижение, и ты поймешь, что Копье больше похоже на живое существо, с веществом, текущим во всех направлениях. Не думаю, что нужно объяснять вам, как переплетенные тела попадают внутрь.
— Нет, ты не должна. — Кильон позволил Мироке выбрать путь через бурлящий поток. — Тебе здесь нравится, не так ли? В Копье, я имею в виду.
— Чертовски верно, нравится. Покидала это место достаточное количество раз. Должно быть, что-то тянет меня обратно к нему.
Каллиопа стояла перед бледно-зеленым, обшитым досками зданием с замысловатым портиком и множеством балконов, выкрашенных в красный цвет. Цепочки бумажных фонариков пастельных тонов освещали фасад. Резная змеевидная ящерица возвышалась над входом, вплетенная в вывеску, обозначающую помещение как баню "Красный дракон". Судя по освещению и количеству пара, выходящего из окон и дымоходов, баня все еще была открыта для посетителей.
— Это то самое место, — сказала Мирока.
— Откуда ты знаешь, что Талвар будет дома?
— Талвар всегда дома. Находиться внутри — это то, что делает Талвар. Это своего рода его фирменный трюк. — Она помолчала. — У тебя крепкий желудок, Резака?
— Я патологоанатом.
— Сказано достаточно.
Мирока поднялась по ступенькам ко входу и тихо заговорила с дородным швейцаром с длинными бакенбардами, ожидавшим под портиком. Он окинул Кильона оценивающим взглядом, затем кивнул, впуская их в баню. Мирока явно знала свою дорогу. Она повела Кильона по извилистому коридору, от которого отходили различные парилки, бассейны для купания и раздевалки. Воздух был угнетающе влажным, пропитанным ароматами масел и парфюмерии. Кильон уже чувствовал, что задыхается под своим пальто, пот бисеринками выступил у него на воротнике и лбу. Он быстро снял очки, протер и снова надел их, прежде чем Мирока успела взглянуть ему в глаза. Время от времени мимо них проходил завернутый в полотенце посетитель — это всегда был лоснящийся, полный мужчина, неторопливо переходивший из одной комнаты в другую. Девушки из бани были одеты в длинные шелковые платья, их волосы были приподняты над шеей заколками, украшенными драгоценными камнями. Они могли быть сделаны из воска.
В конце коридора находился кабинет. Мирока постучала в дверь со стеклянными панелями и вошла. В офисе находились две женщины. Когда они появились, за роскошным письменным столом, обитым кожей, сидела пожилая женщина и макала ручку в чернильницу. Ее седые волосы были стянуты сзади заколкой из папье-маше с цветочной росписью. Гораздо более молодая женщина — одна из банщиц — находилась в процессе получения выговора, судя по суровому выражению лица пожилой женщины и по тому, как младшая держала голову опущенной, ее подбородок слегка дрожал, как будто она изо всех сил старалась не заплакать.
— Пусть это послужит тебе уроком, Изтл, — сказала пожилая женщина. — А теперь уходи, и мы больше не будем говорить об этом. Но делать тебе второе предупреждение я не стану.
Девушка подобрала юбку и бочком вышла, двигаясь так, словно передвигалась на скрытых колесиках.
— А, Мирока, — сказала пожилая женщина. — Как неожиданно с твоей стороны снова оказать нам честь. Нам очень не хватало твоего очаровательного присутствия здесь, в бане.
— Извини, что не предупредила тебя заранее, мадам Бистури.
— Если бы ты это сделала, это почти ничего бы не изменило. — Она стянула с носа очки для чтения. — Могу спросить, кто твой спутник?
— Его зовут Кильон, — сказала Мирока.
— По пути наверх или вниз? — Мадам Бистури внимательно посмотрела на него. — Думаю, он подавлен; он не похож на человека, который бывал на улице. Вы можете снять шляпу, сэр. И, должно быть, очень трудно что-либо разглядеть за этими сильно затемненными очками.
— Я в порядке, спасибо, — сказал Кильон, дотрагиваясь пальцем до полей своей шляпы.
