| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|
Его левая рука заканчивалась чуть ниже плеча, а правый глаз закрывала черная повязка. "Он выглядит ужасно", — мелькнуло в голове Эллисон, но он был на своих ногах, стоял без посторонней помощи. Очевидно, в него не попал деструктор, и по своему болезненному опыту она знала, насколько хорошо он реагирует на регенерацию.
— Я подумал, что в моем нынешнем израненном состоянии, — продолжил он, медленно и осторожно подходя к креслу у кровати, — никто из вас не причинит мне вреда. Альфред достаточно взрослый, думаю, он может сам о себе позаботиться.
Его осунувшееся, усталое лицо причудливо улыбалось, и, несмотря на это, губы Эллисон слегка дрогнули. Она почувствовала, как ответное веселье Альфреда перетекает в нее, но затем выражение лица Жака посерьезнело.
— Нас действительно сильно побили, — сказал он, поднимая обрубок своей укороченной руки. — Мы нанесли потерь больше, чем получили сами, и уничтожили всех наемников до того, как капитан Гомес смогла добраться туда, но это было ужасно. И это поставило меня лицом к лицу с некоторыми... незаконченными делами в моей жизни. Как и тот факт, что двое людей, которых я люблю больше всего на свете, загнали себя в такое положение, что ни одна из них понятия не имеет, как из него выбраться.
— Справедливости ради надо сказать, что Жак, — тихо сказал Альфред, — не единственный, кто испытал из-за этого сильную боль. Доктор, — он посмотрел на Дженнифер, — я уже пытался сказать вам раньше. Разрыв между вами и Эллисон — это последнее, чего я когда-либо хотел. И, Элли, — он оглянулся на свою жену, — ты уже знала это. Точно так же, как я уже знал, что это тоже было не то, чего ты хотела. Но Жак был прав много лет назад, когда спросил меня, о чем мог думать Бог, поместив двух самых упрямых женщин в истории человечества в одну семью. Будь я проклят, если сейчас у меня на этот вопрос есть ответ лучше, чем тогда, но с тех пор я понял одну вещь.
— Что? — спросила Эллисон, когда он замолчал.
— Я выяснил, что у моей дочери — нашей дочери — есть две пары бабушек и дедушек, и я ни за что на свете не позволю кому-либо, включая вас двоих, отобрать у нее одну из этих пар. Не думаю, что есть какой-либо смысл копаться в том, как мы оказались там, где находимся, или возлагать на кого-то вину за это. Поверь мне, виноваты обе стороны. Здесь важно то, что люди совершают ошибки, и после того, как они их совершат — если они такие умные, какими, я знаю, являетесь вы двое, и если они любят друг друга так сильно, как, я знаю, любите вы двое — они заглаживают свою вину.
— Все люди, которые любят вас обеих, ждут, когда вы это сделаете. Если вы думаете, что выбрать время для этого было легко, то просто подумайте еще раз. Есть причина, по которой я не говорил тебе, что Жак был ранен, пока корабль твоей матери не пробыл в системе восемнадцать часов, Элли. И была причина, по которой он был "на лечении", когда вы приехали сюда, доктор! Мы не хотели, чтобы кто-то из вас видел его, пока вы обе не приедете сюда. Но тот факт, что мы приложили столько усилий, чтобы организовать это, — что мы были готовы пойти на это, — должен сказать вам обеим, насколько сильно вас любят. Поэтому, пожалуйста, — ради нас, если не ради вас, — признайтесь в этом себе и друг другу. Единственное, чего вы обе хотите на данный момент, — это чтобы все поскорее закончилось. Дело не в подсчете ударов или доказательстве того, кто был прав. Все, чего вы хотите, — это снова посмотреть друг на друга и признать, как сильно вы любите друг друга. И как сильно вы скучали друг по другу.
Губы Эллисон задрожали, когда она почувствовала, как его любовь, его страстная честность проходят сквозь нее. Но у ее матери не было такой связи. Она не могла почувствовать его искренность, силу его желания — его потребности — в том, чтобы они вдвоем залечили разрыв.
Не больше, чем она могла знать, как и Эллисон, что он вовсе не хотел этого для себя. Он хотел этого для них.
Для них обеих.
Она посмотрела на свою мать. Дженнифер оглянулась, а затем расправила плечи, глубоко вздохнула и посмотрела на Альфреда.
— Вы ошибаетесь, коммандер Харрингтон, — сказала она. — Это не единственное, чего я хочу. Не на расстоянии вытянутой руки.
Спина Эллисон напряглась, но ее мать еще не закончила.
— Я действительно этого хочу. Но чего я хочу больше всего на свете в этот момент, — она протянула руки, на ее ресницах заблестели слезы, а голос стал хриплым, — это наконец подержать мою внучку.
Поместье Харрингтон,
графство Дювалье,
герцогство Шэдоу Вэйл,
планета Сфинкс,
двойная система Мантикоры,
декабрь 1877 года п.в.
— Все упаковано?
Хонор Харрингтон отвернулась от заснеженного пейзажа за окном, держа обеими руками чашку с горячим какао, когда ее отец вошел на кухню следом за ней.
— Думаю, да, — сказала она. — Что означает, что я этого не делала. Я имею в виду, у меня есть все. — Она криво улыбнулась, и Нимиц издал смешок с того места, где он лежал, свернувшись калачиком в пятне солнечного света на подоконнике. Ее отец фыркнул.
— Поверь мне, старшина исправит любые недостатки в твоем снаряжении в кратчайшие сроки. Не забывай, — он улыбнулся ей в ответ, — в свои менее респектабельные дни я был одним из таких людей. Конечно, это было до того, как я перешел на службу офицером.
— О, конечно!
Хонор закатила глаза. Ей исполнилось семнадцать всего три стандартных месяца назад, но оба ее родителя поддерживали ее с того момента, как она объявила, что хочет сделать карьеру в военном флоте. Не без угрызений совести, как она знала, особенно учитывая, что она хотела командовать звездолетом.
Ее отец никогда по-настоящему не хотел говорить о своей собственной боевой службе, и она понимала почему. Может быть, даже лучше, чем предполагал он. Но чего бы он ни хотел, он все равно говорил об этом. Он заговорил об этом, потому что она была его дочерью, и он любил ее и хотел, чтобы она знала как можно больше о той карьере, которую выбрала, и была как можно тщательнее подготовлена к ней. Ни один из ее родителей не мог скрыть, как сильно они беспокоились о том, куда может завести ее эта карьера, но и отговаривать ее они никогда не пытались. Как сказала ее мать отцу за завтраком в тот день, когда их двенадцатилетняя дочь объявила, что хочет командовать звездолетами, Хонор не то чтобы не понимала, во что ввязывается. Не с капитаном Харрингтоном в качестве отца и майором Бентоном-Рамиресом-и-Чоу (в отставке) в качестве дяди.
Но ее отцу действительно нравилось подчеркивать тот факт, что он не был никаким изнеженным старшиной! Она знала, как он гордился тем, что она выиграла одно из самых конкурентных назначений на остров Саганами без единого грамма политических связей. Но глубоко внутри он все еще лелеял определенную племенную преданность королевской морской пехоте.
Теперь ее улыбка исчезла, и он выгнул бровь, когда выражение ее лица стало задумчивым.
— В чем дело, Баг? — спросил он более мягким тоном, и она пожала плечами.
— Это просто... просто я так взволнована, и так счастлива, и так нервничаю, и так встревожена, и так сбита с толку, — сказала она. — Я работала, чтобы попасть сюда, полжизни, папочка! Знаю, что половина моей жизни намного короче, чем половина твоей, но мне она кажется чертовски долгой. И это здесь сейчас, или это будет в следующем месяце, когда я приеду с докладом на Остров. И я... наверное, немного боюсь.
— Боишься? — Он тихо усмехнулся и подошел, чтобы встать позади нее и положить подбородок ей на макушку, заключив ее в свои объятия. Он был достаточно высок, чтобы сделать это, несмотря на ее собственные сантиметры. — Моя дочь боится группы инструкторов по строевой подготовке и преподавателей? Знаю, что это не так, милая!
— Я не имею в виду, что боюсь Острова. — Она прислонилась к нему спиной, дорожа руками, которые всегда надежно обнимали ее. — О, я немного нервничаю по этому поводу, потому что знаю, что это будет самое трудное, что я когда-либо делала. Что это должно быть самое трудное, что я когда-либо делала. Но это не то, чего я боюсь.
— Тогда что?
— Просто... Я всегда хотела командовать, папочка. Почему-то мне всегда казалось, что это то, для чего я рождена. Но что, если окажется, что я была неправа? Что, если окажется, что я плохой лидер? Или что я отстой в тактике? Командир должна побеждать. Если она не может этого сделать, то ей вообще не следует командовать!
Он на мгновение замолчал. Это было одной из черт, которыми она больше всего восхищалась в нем. То, как он обдумывал ее вопросы вместо того, чтобы просто отмахнуться от ответа. Затем она почувствовала, как он едва заметно пожал плечами.
— Баг, я не могу сказать тебе, что ты будешь хорошим лидером. Я уверен, что так и будет, потому что я наблюдал, как ты росла, и ты всегда была лидером. Но единственная, кто действительно может доказать тебе это, — это ты сама. Так что мой совет — наберись терпения. Одна вещь, которую знает любой хороший диетолог, — это то, что сливки поднимаются наверх. Они будут оказывать на тебя сильное давление, дорогая. Тот вид давления, который находит слабые звенья, чтобы их можно было укрепить... или убрать с дороги. И такое давление, которое показывает такому человеку, как ты, что да, ты не только хороший лидер, ты прирожденный лидер.
Она внимательно слушала, проверяя не только его слова, но и тон, и затем, наконец, кивнула.
— Что касается отстойной тактики!.. — глубокий смешок вырвался из его груди. — Хонор Харрингтон, я полностью уверен, что ты преуспеешь в ней.
— Как? — с вызовом спросила она, поворачивая голову, чтобы посмотреть на него снизу вверх с огоньком в глазах. — Почему ты можешь быть так уверен?
— Потому что ты моя дочь, и дочь своей матери, и племянница своего дяди Жака. Кроме того, я хочу, чтобы ты знала, что одержала свою самую первую победу еще до того, как научилась говорить. Черт возьми, еще до того, как научилась ходить!
— Какую "победу"? — потребовала она ответа.
— О, великую и славную! — сказал он ей, и за смехом в его голосе она услышала и серьезные нотки. — Ты победила непримиримого врага, настоящего дракона вражды и гнева, освободив и воссоединив двух людей, которые годами были разделены непреодолимой пропастью.
— О чем ты говоришь, папочка? — она выдавила из себя взрыв смеха, и он обнял ее.
— Ну, — сказал он, — ты знаешь, как твоя мама всегда настаивала на том, чтобы быть мантикоркой, а не беовульфианкой. Чего ты, возможно, не знаешь, потому что не думаю, что мы тебе когда-либо говорили, так это того, как именно отреагировала на это твоя бабушка.
— Я всегда знала, что она не считала это... отличной идеей. — Последние три слова были произнесены слегка вопросительным тоном, и ее отец рассмеялся.
— Думаю, это можно бы назвать небольшим преуменьшением, — сказал он ей. — На самом деле, совсем небольшим. Итак, налей себе еще чашечку горячего какао, и позволь мне рассказать о твоей самой первой победе, юная леди.
— Это займет некоторое время.
Copyright Н.П. Фурзиков. Перевод, аннотация. 2023.
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|
