— Хочешь, просто по роже дам?
— Не надо. Это больно вообще-то. И у меня сегодня свидание. Как я туда пойду с побитым лицом?
— А чей же образ растаял в дыму?
— Да что, в Ларбаре больше образов нету?
— Вот и вали.
— Хорошо, друг мой. Я уйду. Только... Спорим, что какой-то Призрак, настоящий или придуманный, в этом деле Магго еще всплывет?
* * *
18.
Шестнадцатое число, четверть четвертого пополудни.
Восточный берег, Старая Гавань. Рабочая комната сотника Барданга в Старо-гаванском участке королевской стражи.
Мэнгри Барданг, начальник Сыскного отдела.
Джангабул, его Единый Бог.
Позже — Дунга Гидачи, десятник Сыскного отдела.
Выгодное отличие Охранного Отделения от нас — непривычка работать по выходным. Запрос на площадь Ликомбо о механике Райлере — предположительно, самоставном жреце — должным порядком составлен и отослан. Но ответа не приходится ждать раньше восемнадцатого числа. Чем более внушительный вид обретет дело к тому времени, тем проще будет удержать его в нашей разработке. То есть в совместной с ОО, но хотя бы не отдавать вчистую.
Сана этот подвижник, может быть, и не принимал, но разве это мешает ему нести присягу? И сейчас, пока мы его ищем, — отсиживаться в Охранном. Даже если гибель Авачи напрямую с его службой не связана.
Столетнику на окне, наверное, и вправду сто лет. Полезное, выносливое растение, житель пустынь. В чем-то сотник Мэнгри и сам такой. Предки-то — из древней засушливой страны Араамби, как и у всех арандийцев. В комнате жарко: еще не перешли на летний распорядок отопления. Сколько дров Короной отпущено, столько до Нового года должно и сгореть.
Образа Божьего здесь, конечно, тоже нету. Нельзя: в казенном учреждении полагается блюсти равенство исповеданий. Королевство — держава светская. Вот в камеру любой задержанный может затребовать себе и Единого Бога, и Семерых, и Барра с Пардви, и кого ему угодно. И жреца позвать, ежели покаяться, исповедаться захочет или обет дать... Кстати, любопытно: почему до сих пор этим своим правом не воспользовалась девица Минору. Вроде бы, верующая семибожница...
За вчерашний день дело о гибели неизвестной женщины на Обретенской успело здорово растолстеть.
Неприятная черта сходства между гильдиями, Господи, — та, что им жаль поделиться с Короною сором из избы. Если на словах еще отваживаются ругнуть своих, то в письменном виде — ни-ни.
Разумеется, наладчик Талури оказался отменным работником. Почти как лекарка Магго, хоть и трудится на одном месте не больше двух-трех лет подряд. А потом переезжает. Однако — имеет третий рабочий разряд, жалование в восемь тысяч ланг, благодарности от начальства, неоднократно удостоен поощрительных выплат. Нелишне было бы соотнести сроки оных платежей с крупными выступлениями "Семибожного братства", но работа эта — для Охранного, не для Стражи.
Почти столь же усердной труженицей в своем ремесле выглядит Тому Мауданга, 1085 года рождения, человек, переписчица, из Печатной гильдии Габбона. Взысканий не имеет, отзывы заказчиков самые положительные. Повезло, что запрос о ней пошел через Ларбарский Дом Печати: хобские коллеги отозвались сразу же, по телеграфу. Не объяснили, правда, почему эта Тому снялась на карточку не у письменного стола или за печатной махинкой, а с книгою про потомков царской семьи. Работала писаршей по вызову, сводила знакомства самые разные, в том числе и светописца обаять могла...
Правда, есть одна заминка. Гильдейское ее начальство в конце депеши мягко указывает: мастерша Мауданга, буде ей вздумается встать на учет в Ларбаре, должна обратиться за открепительной грамотой по месту первичного приема в гильдию. Иначе говоря, бросила девушка родную писарскую контору и уехала вскоре по получении гильдейского свидетельства, а с тех пор на законных основаниях нигде не нанималась.
Непонятно, почему арандийское имя "Тому" — "Утешение" — переводится на мэйанский как "Авачи". Неизвестно также, выходила ли она когда-нибудь замуж за мужчину по прозванию Райлер.
Дурманщицей она была многолетней, принимала разные зелья. Причина смерти — отравление порошком амитина, в просторечии "чернушки". Или нарочно перебрала, или — "неосторожность". Что не отменяет "незаконного оборота".
Воду, соль, сахар и прочие припасы с кухни семьи Райлер вчера еще забрали на исследование. Ответ городские наши химики обещали не раньше послезавтра. В доме у Магго на Ополченской никакого дурмана не наши. Впрочем, у мастерши Алилы и ее будущего зятя были почти сутки, чтобы избавиться от запасов.
О чем это семейство заранее не договорилось, так это о том, чтобы складно врать. Жених заявляет: сам он с Райлером хорошо знаком, но Минору его не знает. Девица говорит: беседовали в храме, лично не общались. А матушка сообщает, что однажды Райлер был у них в гостях, причем привела его дочка нарочно, чтобы познакомить. Чуть ли не свататься он пытался, правда, у мастерши Магго восторга не вызвал. Было это уже после того, как с таким же изъяснением чувств у них побывал Гаммичи. Большой смотр женихам.
Остается вопрос: на какие шиши Авачи торчала? Допустим, ее снабжал Райлер. А у него откуда такие деньги? Щепотка порошка на один прием идет нынче за тысячу восемьсот коронных ланг, действие длится около суток. Никаких наградных не хватит. Тянула денежку с кого-то состоятельного — сама или вместе с Талури? Проверим, кто у нас в городе богачи со связями в Габбоне. Только одним Хобом ограничиться не придется: парочка много где странствовала.
Особенно нашумели они в Марбунгу в 1116 году. Эти сведения — также от Гаммичи Нариканды. Он тогда, по его словам, сам втянут был в сообщество дурманщиков — вкупе с тамошней знаменитостью, бояричем Вайлирандой Гундингом, и еще несколькими лицами. Заправлял на их сходках некто Талле, он же Талури Райлер. Обеспечивал богословское обоснование их совместному курению дури: что-то такое про иные миры и вселенское сознание. Сами снадобья доставал и продавал кто-то другой, Охранным так и не пойманный. Задержали только нескольких жертв, в том числе и Гаммичи, как я понял — едва живого.
На мой вопрос, от себя ли он сообщает всё это или от дядюшки своего, Гаммичи отвечал уклончиво. Только признался, что видел оного Талле летом нынешнего года в Ларбаре. И еще сказал, что в Марбунгу у Талле была сообщница: особа лет тридцати-сорока, восточной наружности, высокая и худая, с хобским выговором. Сам Гаммичи ее не видал, но в ходе расследования его о ней расспрашивали.
Господину сотнику Нариканде куда проще было бы получить из Марбунгу, с места прежней службы, надобные сведения и о Райлере, и об этой женщине. Но попробуем послать наш запрос.
Может статься, правда, что Нариканда-младший всё перепутал, и никакого такого дела в Марбунганском ОО не числится. По крайней мере, письменные его показания у меня есть, достаточные для иска о "препятствии следствию". Если юноша лжет на пару со своей нареченной, то иск ему будет. Не Охранному, а лично ему.
Сама Минору тоже упражняется в сочинительстве. За ночь выдала шесть страниц пересказа своих прений с Авачи, обещала еще. Будто у Сыскного на выходные других дел нету, как разбирать душевные дрязги этой девицы.
Сотник Барданг отодвинет в сторону авачину папку. Прикроет колпаком настольный чародейский светильник. Огня здесь держать не разрешается: как же, вдруг пожар, пострадают ценные грамоты! Сотник отъедет вместе с креслом от стола, прихвативши "другие дела". Это еще четыре папки и несколько разрозненных бумаг. Развернется к окну, ближе к дневному свету.
Драка с ущербом имуществу третьих лиц, уличный грабеж, угон конной повозки и наезд. Каждое дело — не без вывертов. Дай-то Господь разобраться с ними до конца праздников, пока господина Полутысячника в участке нету, и Мэнгри — сам себе воевода. Послезавтра начальник заступит на службу и спросит со всех отчета.
Единый Бог Джангабул — не какой-нибудь дикарский божок, в идолах не нуждается. По сути ведь всё сущее есть не что иное, как отражение его незримого облика. Столетник особенно похож: весь извилистый и колючий.
Драка была бы пустячная, один на один, без оружия. Правда, с участием слесаря Мардарри из Механических, завсегдатая нашей кутузки. На сей раз не угодил ему мужик из Гончарной гильдии, проживающий в Восточном участке. Выбрался горшечник на праздники в Старую гавань развлечься, зашел в трактир "На Каменной", ответил слесарю отказом, когда тот предложил угоститься вместе. Их даже не разнимали, только увещевали. Но отчего-то Мардарри решил, что пора спешно удаляться. И на бегу толкнул подавальщицу, что навстречу ему шла, придержался за девушку, да так неудачно, что упал и ее уронил. А у нее в каждой руке по три полных пивных кружки — уметь надо этак носить! И еще стол они по дороге опрокинули, тоже с посудой. Пострадал мирный гражданин Венко Луппи: мохноног, истопник-котельщик по вызову, числится за Тепловой. Он даже и орать ни на кого не пробовал: сидел себе, обедал... Ушиблен легко, иск подавать не стал. А содержатель трактира счет выставил. По роду занятий покрыть убыток проще одному драчуну, а свидетели показали, что виноват второй. Механическая же гильдия емкостей для пива не производит.
Ограбили коронного служащего: счетовода из Жилищного управления. Да еще и дерзко: на Шелковой, в двух шагах от участка. Двое неизвестных воспользовались очередною рабочей сходкой, притиснули прохожего в толчее. Тут хоть в голос кричи: "Грабят!" — тебе только поддакнут: ох, грабят трудящийся люд кровопийцы проклятые! Стащили с плеч у счетовода ранец, а внутри было ценное имущество: девять бытовых градусников. Все с изящной отделкой, куплены на Змейском подворье, служат для измерения теплоты воздуха. Подарки к Новогодию гражданин запасал: всем знакомым одинаковые, чтоб не запутаться. Долго можно искать, по всем ростовщикам и по скупкам.
Надобно утрясать показания с потерпевшими. Искать очевидцев угона и грабежа. Предупредить торговцев и закладчиков, чтоб были осторожнее с градусниками. И прочее, и прочее... А Дунга с Марручи по храмам бегают: проверяют басни барышни Минору.
Понятно, что заниматься этим надо, раз уж дело об убийстве у нас открыто. И столь же ясно, что такие поиски чем дальше, тем больше осложняют поимку Райлера. Если даже четырнадцатого числа он еще не знал, что приключилось в его квартире, то теперь уже точно предупрежден собратьями по вере. Давно мог выехать из города, и в наемном возке, и на попутном, да и на поезд запросто сел бы. По чужим грамотам или по своим настоящим. Подлинных-то его бумаг мы пока так и не держали в руках, только списки с них, что хранились у дворника и в Механических. А там могли и прозевать подделку. В конце концов, странник он божий или как? Мог и пешком уйти. Значит, послезавтра объявляем его в областной розыск.
Если служитель Безвидного сам угостил отравой свою знакомую, то произошло это не позже семи вечера тринадцатого числа. Время действия яда от двух до трех часов, предполагаемое время смерти Авачи Райлер — от десяти вечера до полуночи. Вопрос: мог ли он оставить ей порошок заранее, скажем, еще утром двенадцатого? Едва ли. То есть едва ли она больше суток держалась, прежде чем проглотила.
Воля твоя, Господи Единый, но я не понимаю: зачем девице Минору вообще понадобилось объявлять эту смерть насильственной? Ведь если бы не шарфик и не признание, вполне прошла бы у нас Авачи как "от естественных причин" или как самоубийство. Допустим, барышня выгораживает Талури. Почему бы ей не сказать, что Авачи на виду у нее приняла какой-то порошок? Или просто — сидела, болтала, и вдруг ей сделалось дурно. Правда, после этого барышню спросят: а почему Вы не пытались позвать на помощь? Не послали дворника или соседей за доктором? Или сами в лечебницу не сбегали? Ответ: перетрусила. И никто не стал бы ее винить. А проще всего было уйти восвояси, если у нее вправду был ключ, до сих пор нами не найденный.
А если не было — то кто ее запер? Девица напрочь отрицает, что кто-либо кроме нее и Авачи входил в квартиру. Но чтобы запереть, не обязательно входить. Могла барышня не расслышать, как замок щелкнул?
И всё равно: зачем ей себя оговаривать? И тем более — какой смысл глумиться над телом? Шарфик этот никак иначе не назовешь: глумление. Странные понятия о Жизни и Смерти у девицы из семибожного храмового хора. Я, Господи, вижу только два объяснения ее байкам. Или девица Магго не в себе, или намеренно старается осложнить работу следствия. Хочет, чтобы стража ей Райлера нашла? Так его искали бы как съемщика квартиры в любом случае, будь то естественная смерть или самоубийство.
Насчет безумия мы завтра проверим. Удовлетворил я ходатайство стороны ответчика об обследовании задержанной. Доктор, сведущий в дурманных зельях, лекарь по душевным расстройствам и кудесник. Ученая гильдия в тесном сотрудничестве с Охранным расстаралась уже, договорилась: три мастера не пожалели пожертвовать выходным ради благого дела.
А если барышня окажется в здравом уме, и ни следов дурмана, ни остаточных чар на ней не найдут — придется предъявить обвинение в "умышленном создании помех". И продолжать допрашивать.
— Разрешите, господин сотник?
— Да, Дунга. Что у Вас? Благостно в храмах Приморской столицы?
Этот десятник Коронной Стражи обличием подобен Исполину Дибульских гор. Грузный, мощный, но ежели надобно будет для Короны — по карнизу пройдет, не покачнувшись. И когда опрашивает свидетелей, ему раньше, чем другим сыщикам, начинают говорить дельные вещи. Всему основою душевное равновесие. А ведь он не особо верующий, сам не из жреческой семьи, а из крепкой гильдейской: младший сын многодетного мастера-переплетчика. Войдя в Совет своей Печатной гильдии, стал старик пристраивать детей по разным местам, что дают полезные связи. Так Дунге и досталась служба стражника. Но ничего, втянулся. Вот только сотник с ним почему-то до сих пор на "Вы", хотя служат вместе уже больше двенадцати лет.
— Кое-что про Авачи, наконец-то! В храме Пламенного Габбонского обряда прихожане вспомнили, как она их расспрашивала: искала покупателей на произведения современного искусства. Именно нынешнего, не старого. Живопись, рисунки.
— Это сложно. Слишком оно на любителя. Что же, Авачи свои художества пристраивала? В доме у нее кистей, красок не найдено.
— Чьи, непонятно. Самих картин свидетели не видали. Но один посредник вызвался ей помочь. Художник из Народного театра, мастер Лиратта.
— Наведаетесь к нему сегодня? Благо — театр по праздникам работает.
— Был я там. Мастер уже отбыл домой. Как мне сказали, художник не обязан до конца представления оставаться. Но дома его полчаса назад тоже не было. Я туда сейчас вернусь, но... Ремесло у человека — творческое, он, может, к ночи только явится, если не под утро. По-хорошему, надо бы в квартире его подождать. Только не явлюсь же я туда с нашим городовым...
