А на Балтике тем временем продолжалась война, названная впоследствии Десятилетней Северной, которая велась Данией в союзе с Любеком против Швеции (Польша, в отличие от реальной истории со Швецией не воевала — не было польско-шведского соперничества из-за Ливонии). В начале антишведской коалиции сопутствовал успех. В сентябре 1563 года датчане захватили шведский порт Эльвеборг, отрезав Швецию от выхода к Атлантике. А в мае 1564 года в трехдневном морском бою, происшедшем между Эландом и Готландом, флот союзников под командой датского адмирала Герлуфа Тролле одержал победу над шведами. Но уже в следующем году шведы под командой Класа Горна, назначенного главнокомандующим шведского флота, одержали 7 июля 1565 года, победу над датско-любекским флотом. А в сентябре 1565 года шведской армии удалось прорвать блокаду, захватив Варберг (область Халланд). После чего война между конфликтующими сторонами словно зашла в тупик. Дальнейшие попытки Дании и Любека переломить ситуацию в свою пользу, как правило, оканчивались неудачей. Но и Швеции не хватало сил для победы над противником. Морской бой между шведским и датско-любексим флотами происшедший к северу от Эланда в конце июля 1566 года закончился ничем, так как во время боя поднялся шторм. После этого дастско-любекский флот стал на якорь у Висби, чтобы предать земле тела нескольких убитых в бою. В одну из последующих ночей шторм так усилился, что 11 датских и 6 любекских кораблей потерпели крушение, при чем погибло около 6 тыс. человек; погибло три адмирала, и двенадцать капитанов. Летом — осенью 1567 года датские войска под командованием Д. Рантцау (главнокомандующий датской армией) вновь перешли в наступление, пытаясь занять области Смоланд и Эстерйетланд. Но шведам (которым не надо было как в реальной истории отвлекать часть своих сил на войну в Ливонии) удалось отбить это нападение. В результате в 1570 году, поскольку ни одной из сторон не удалось достичь решающего перевеса в конфликте, война продолжалась (в отличие от реальной истории, где Дании удалось добиться перевеса и заставить пойти Швецию в конце 1570 года на невыгодный ей мирный договор). В результате чего шведский флот оказался сильно ограничен в своих действиях и не мог наладить эффективную охрану шведских морских коммуникаций. Чем не преминули воспользоваться колыванцы, которые весной 1571 года вышли в море целой флотилией из 30 разнотипных судов, которая в очередной раз пройдя вдоль финского побережья и спалив попавшиеся на пути поселения, атаковала Або (Турку). Не ожидавшие нападения шведы заперлись в городе и не оказали серьезного сопротивления, благодаря чему разграбив окрестности столицы Финляндского герцогства, а так же захватив несколько стоявших в городском порту кораблей, колыванцы благополучно вернулись назад.

Встревоженный подобным развитием событий Стокгольм послал в Финский залив флотилию, которая, по мнению шведов, должна была блокировать активность русских в Балтийском море. И 2 мая 1571 года 5 шведских судов бросили якорь у о-ва Котлин. Узнав об этом ругодивский воевода Григорий Давыдович Путятин вывел в море флот из 12 кораблей и 8 галер и ранним утром 5 мая, воспользовавшись темнотой русские внезапно напали на шведские суда и после полуторачасового боя взяли их на абордаж.

Произошедшее заставило царя уделить большее внимание северным проблемам. Не будучи в состоянии из-за войны с Османской империей вести против Швеции активные действия, Иван IV приказал провести ряд мер по укреплению обороноспособности этих мест. Осенью 1571 года на Неве была произведена разведка местности для строительства новой крепости. А несколько месяцев спустя, 24 февраля 1572 года, царем был отдан официальный приказ о постройке в устье реки нового укрепления, чтобы иметь возможность защищать всю Неву. Так же, на о-ве Котлин был поставлен острог, названный Царским, имевший задачу недопущения использования шведами острова в качестве своей базы. Одновременно с этим была активизирована работа по строительству флота. До этого на Балтийском море основу русских военно-морских сил составляли купленные или захваченные иностранные суда. Но в мае 1572 года в Ругодиве, Колывани и Пернове на собранные в этих же городах деньги были по приказу царя заложены одноименные этим городам корабли, которые положили начало новому крупному российскому судостроению на Балтике.

Тем временем дали результат действия русской флотилии во главе с Карстеном Роде и активность колыванцев. Балтийское море оказалось очищенным от шведских каперов, благодаря чему балтийская торговля стала вновь набирать обороты. Причем в ней произошли важные изменения. Прежде всего начала терять свои позиции Англия. Еще в 1570 году, используя в качестве предлога то, что Англия находится в дружеских отношениях с воюющей с ним Турцией, Иван IV лишил английскую Московскую компанию торговых привилегий, что имело для жителей Британии самые печальные последствия — их начали энергично вытеснять с русского рынка нидерландские и германские (ганзейские) купцы. Все попытки королевы Елизаветы Английской добиться восстановления привилегий натыкались на твердый отпор — российское правительство больше не имея зависимости от англичан в торговле с Европой не было склонно идти на этот шаг. Все что раньше в страну через Холмогоры практически монопольно ввозили англичане теперь шло полным потоком через балтийские порты. И потому необходимости поддерживать "особые отношения" с Лондоном больше не было. Да и конкурирующие с ними нидерландцы и германцы ввозили товары по более низким ценам, а в торговых операциях, в отличие от англичан за которыми в России к тому времени закрепилась не самая лучшая репутация, показали себя гораздо более честными и надежными партнерами. Что привело к резкому падению русско-английского товарооборота, от чего прежде всего пострадал британский флот, сильно зависимый от поставок русских комплектующих товаров. Кроме того, морские пути весьма активно стали осваивать и русские купцы, которые к 1572 году уже твердо обосновались в германских и датских портах на Балтийском море, составив серьезную конкуренцию как гданьским, так и шведским торговцам.

А на юге наступило затишье. Потерпев за период 1569-71 гг. несколько поражений от русских войск турки и татары затихли и отказавшись от наступательной стратегии перешли к обороне, следствием чего стало временное затишье и установление ситуации "не мира, не войны". Что оказалось для Москвы весьма кстати, поскольку из соседнего Польско-Литовского государства в это время стали приходить известия, которые сильно сместили русские внешнеполитические акценты с юга на запад.

19 июля 1572 года в Польско-Литовском государстве скончался, не оставив наследника, король Польский и Великий князь Литовский Сигизмунд II Август, смерть которого прервала династию Ягеллонов и поставила перед Литвой и Польшей вопрос об избрании нового государя. Впрочем, неожиданностью для поляков и литвинов это не стало. То что Сигизмунд будет "последним из Ягеллонов" было понятно задолго до его смерти, поэтому еще в 1560 году во время переговоров о браке между Иваном IV и сестрой короля Екатериной, как писал Гораций Куртиус (Курзо): "Многие в Польше и Литве очень много говорят о будущем избрании короля. Многим нравится Московит... Я слышал это и многое другое на пирах и в частных беседах... все единогласно провозглашают, будто Московит достоин этого королевства благодаря своим всюду прославленным доблестным делам, преимущественно воинственному духу. Не отсутствуют и такие, кто заявляет, что выберут его в короли, если он жениться на королевской сестре".

В 1570 году вопрос о возможном выборе царя на польский трон стал уже предметом дипломатических переговоров, когда на одном из приемов у царя польско-литовские послы заявили, что сенаторы "о том не мыслят, что им государя взяти от бессерменских или иных земель... а желают, что им себе избрати словенского роду" и поэтому "прихиляются тебе великому государю, и твоему потомству". И получив из Москвы благожелательный ответ в следующем году "рада польска и литовская" обсудив вопрос о том, кто может быть возможным преемником короля пришла к убеждению, что выход следует искать в соглашении с Иваном IV, поскольку принимать кандидатов предложенных султаном нельзя, так как "будет от турок многое утеснение", а если выбрать австрийского "королевича", то не будет защиты от султана, так как Габсбурги "и за свое мало могут стояти". А Иван IV в отличие от австрийского императора — "государь воинский и сильный, может от турецкого султана и ото всех земель оборону держать и прибавление государством своим чинить". В итоге рада приняла решение просить, чтобы Иван IV "дал" на польско-литовский трон царевича и заключил с Польско-Литовским государством союз против Турции и Крыма. Царю был предложен проект — его младший сын Дмитрий (от Екатерины Ягеллон) будет избран на польско-литовский трон, за что Иван IV объявлял его своим наследником и еще при жизни должен венчать его на царский престол. Однако осуществление этого проекта сорвал Евстафий Волович, действовавший по наущению короля, заинтересованного в передаче трона другому своему племяннику, семиградскому воеводе Яношу-Сигизмунду Венгерскому (сыну Яна Запольяи и Изабеллы Ягеллонки), добившийся принятия этого решения недействительным. Но смерть Яноша в 1571 году устранила его как претендента на трон, вернув помыслы сенаторов к Ивану IV, чья кандидатура пользовалась в Польско-Литовском государстве огромной популярностью. Как докладывал в это время бранденбурскому правителю Гораций Куртиус: "У Московита в Польше очень много могущественных сторонников... к нему благосклонна почти вся знать... Существуют многие, в особенности, те, кто избрал евангелическую веру, которые очень хотят великого князя и его сына и всячески стремяться возвести на королевский трон".

Впрочем, причины подобной популярности царя в Польше и Литве были легко объяснимы. Во-первых, это было связано с особенностями внутриполитической ситуации в Польском королевстве и Великом княжестве Литовском, где с конца 50-х годов XVI века шла упорная борьба между магнатами и шляхтой за власть и влияние. Шляхетские политики добивались возвращению государству заложенных магнатам земель королевского домена, требовали принятия законов, которые запрещали бы соединять в одних руках несколько высших государственных должностей, настаивали на создании в провинциальных округах института "инстигаторов" — людей, которых шляхта выбирала бы из своей среды на сеймиках и которые осуществляли бы от ее имени контроль за действиями магнатов, представлявших на местах государственную власть. Король Сигизмунд II в этом конфликте встал на сторону шляхты, но вел себя робко и непоследовательно, и ко времени его смерти реформы, намеченные шляхетским лагерем, были осуществлены лишь частично. Поэтому шляхетские политики хотели видеть на троне такого правителя, который решительными действиями сломил бы сопротивление высшей знати. Во-вторых, избрание королем Ивана IV связывалось с целой программой возвращения потерянных Польшей земель на Западе. Предполагалось, что созданное в результате польско-литовско-русское государство окажется достаточно сильным, чтобы вернуть стране Силезию и Поморье (Померанию), а так же аннексировать Восточную Пруссию. И, в-третьих, от унии с Россией польские и литовские шляхтичи ожидали прежде всего организации надежной обороны южных границ: создание для защиты большой постоянной армии и проведения работ по укреплению подольских замков. Далее открывались перспективы изгнания турок за Дунай, восстановления польского влияния в Молдавии и подчинения татарских орд верховной власти Польши. По мнению шляхты выбор предлагаемого магнатами Габсбурга привел бы к разорению Польско-Литовского государства турками (как это, например, случилось с Венгрией), в то время как избрание царя открывало перспективу победы над Османской империей. Что было особенно важно. Ведь успешное решение южной проблемы имело серьезное значение для шляхты. Так, видный идеолог шляхетской партии Петр Мычельский указывал, что после организации надежной обороны Подолии "подольские пустыни" превратятся в "освоенные земли", отчего у Польши прибавится людей и скарбов, а обедневшему и раздробившемуся рыцарству — "маетностей". Освоение Подолии должно было дать новый фонд земель, на которых смогли бы разместиться владения тех групп в составе господствующего класса, для которых на основных, давно освоенных землях в данных условиях уже не было места. В-четвертых, в Великом княжестве Литовском сын Ивана IV царевич Дмитрий еще с рождения рассматривался там как законный наследник скончавшегося Сигизмунда II Августа и чье восхождение на княжеский трон даже не обсуждалось. Что сказывалось в Польше, где даже те представители знати, что были против Ивана IV, но желали сохранения унии с Литвой были вынуждены поддерживать кандидатуру "Московита".

Но не все было гладко. На пути Ивана IV к польскому и литовскому престолам стояло несколько препятствий. Прежде всего его избранию королем и Великим князем препятствовала группа влиятельных магнатов, справедливо полагавших, что в этом случае их бесконтрольной власти придет конец. Особенно сильно было сопротивление в Литве, где держали власть семейства Радзивиллов и Ходкевичей, имевшие старые связи с австрийскими Габсбургами. С победой австрийского кандидата эти семейства связывали свои расчеты на упрочение магнатской олигархии в Великом княжестве. Весной 1572 года, еще до смерти Сигизмунда II Августа, литовские магнаты обязались осуществить сепаратную элекцию на литовский трон австрийского эрцгерцога Эрнеста (что предрешало его избрание и на трон польский). Находившиеся в Кнышине литовские сенаторы и связанные с ними епископы ожидали известий из Вены и тайного приезда Эрнеста, который должен был вступить на литовский трон. Однако император не желая сориться с русским царем на такой шаг не решился, а по мере развития событий стала все более вырисовываться мощная оппозиция как шляхты, так и части магнатерии (православных магнатов Вишневецких и Острожских земли которых находились на юге и из-за чего они были заинтересованы в союзе с Москвой для организации их эффективной обороны от татарских набегов, а также семейство Сапега имевшее владения в восточной части Великого княжества где они в случае русско-литовской войны подвергались русскому удару) против избрания Габсбурга на трон Литвы.

В этих условиях активизировалась деятельность тех сенаторов, которые еще при жизни короля склонялись к посажению на польский трон царевича Дмитрия. Глава этой группировки, куявский епископ Станислав Карнковский осенью 1572 года, по соглашению с царицей Екатериной, предложил реанимировать проект 1571 года по "вынесению" на польский трон царевича Дмитрия. Вместе с тем некоторые из сенаторов — влоцлавский воевода Ян Кротоский и другие, выступая против австрийского кандидата, предложил избрать на польский трон самого Ивана IV, который уже в начале сентябре 1572 года послал в Краков и Вильно своих представителей — Луку Новосильцева и Афанасия Нагого, чтобы официально предложить Польше и Литве объединиться с Россией под "царской рукой" и "против всех недругов стояти общее заодин". Речь шла о личной унии, в рамках которой все государства — Россия, Литва и Польша — должны были функционировать как три совершенно самостоятельных и не связанных между собой политических организма. В области же внешней политики с заключением унии все государства должны были принять на себя взаимные обязательства оказывать своему союзнику помощь и оберегать его территорию "ото всяких наших и от их недругов". В этом внешнеполитическом курсе русские дипломаты выделяли проблему, в решении которой в равной мере были заинтересованы и Россия, и Литва, и Польша, была проблема турецко-крымская. По проекту унии предусматривалось строительство крепостей "по Дону, по Донцу и по Днепру", подчинение Крыма, а затем вступление России, Литвы и Польши в союзе с другими европейскими державами против Османской империи. В случае успеха, "и Волосская б земля, и Босны, и Сербы по Дунаю, и Угорская земля, что за турки, те бы все были приворочены к Польше и Литовской земле". Крепости "на поле" царь обязывался поставить на свои средства, а войну против турок и татар также вести "сам своей царской персоной" со всеми силами своими и своих татарских вассалов".