Рик Часть2 Ключ.

Ещё, что я заметил: мы одолеваем. Вернее, победа фактически в заднем кармане джинсов, которые остались на Земле... Так как в комнате появились новые действующие лица, назовём их кавалерия. В шлемах с прозрачными забралами и удивительными светящимися мечами. Что это мечи или сабли, в общем, длинные ножи, то есть предметы, предназначенные для нарезания, отрезания, расчленения. Бросившись на экипированного гвардейца Отвёртка истерично завизжал: правая рука, срезанная у локтя, обильно брызжа алым, отлетела на пол. В сумасшедшей эйфории потасовки, только некоторые заметили ужасное происшествие и обратили внимание. Следующее действие гвардейца заметили уже многие: красиво заведя за плечо обе руки с мечом, солдат легко вжикнул им и... располовиненный ровнёхонько поперёк груди Отвёртка... развалился на части...

Это было безумие... Пронзённый необыкновенной, невероятной яростью, я закричал с такой силой, что горло жалобно захрипело, раздулось и налилось дурной кровью, с трудом пропуская её в голову. Но ничего не слыша — в ушах застыл плотный, ватный туман. Разорвать! Разодрать на кусочки!!!

И я бросился вперёд...

Этот эпизод я смог восстановить и воссоздать в своей рыдающей голове лишь после... После всего. Ибо на тот момент лазерный прицел взгляда намертво вцепился в ненавистное забрало, которое я обязательно должен был втоптать в нечеловеческие мозги.

Моя потрясённая чудовищным злодеянием команда яростно последовала моему примеру. Или я за ней? Чёткая хронология — это уже не суть важно, кто на сотую долю секунды раньше правильно среагировал. В едином порыве светло-серые накатили, в прямом смысле теряя части тел и захлёбываясь кровью.

Солдаты, выстроившись в ряд, оттеснив и порезав зазевавшихся (зацепив даже конвоиров), на манер комбайна принялись выкашивать наши ряды, не взирая: ноги — руки, мужчины — женщины, юные — пожилые. Хладнокровные убийцы, они не знали сомнений. Но они не учли нашей безысходной целеустремлённости и жуткого напора. Дрогнули, немного отступив от рычащих. Бросающихся и уклоняющихся людей. Кто-то из них споткнулся. В образовавшуюся брешь вклинилось несколько серых, двое тут же свалились замертво (один из них — Мурло), третий... четвёртый подхватил меч и... перебросил его к нам, прежде чем глаза его безжизненно закрылись...

Меч оказался у меня, а я — на острие атаки, почему-то решив, что неуязвим (в пылу смертоубийства позабыл о кольчужке, которая в который раз выручала меня). Неловко орудуя мечом — на манер шпаги я умудрился собственной безнаказанностью ввести в замешательство гвардейца и поранить его. После чего участь его была решена. Ещё один меч перешёл кому-то из моих...

Я устал, дикая боль в голове, кровяные молотки, будто перфоратор, долбят черепушку. Руку не чувствую... Вокруг самый настоящий кровавый ужас, это просто бойня... Считанные мои люди на ногах. Солдат — меченосцев тоже немного. Мечей примерно одинаково. Не могу отдышаться. За красной пеленой не могу увидеть, жив ли Мишаня... Может он хотя бы потерял сознание и лежит... А Фиалка, Розетта, Гермес... Ни одной знакомой фигуры не могу узнать.

-У-у-у!!! — отчаянно взвыл, бросаясь на ближайшего солдата, замахиваясь и...

Всё. Скажу авансом: мне снесли ничем не защищённую голову.

Глава 5. Добровольно-принудительное харакири.

Опять бодун...

Как много смысла в этом слове! Последняя бутылка пива, напрасно растраченная вдогонку улетевшему сознанию. Капля влаги, повисшая над пропастью. Раскаяние по поводу — и без. Желанное женское внимание... и забота — но так, по чуть-чуть, с ложечки, чтоб сердце не перебралось на женскую половину... А вообще, интересно иногда ощутить себя пустым мешком из-под картошки, перееханным не единожды, погрызенным псами — не обязательно злыми, и набитым по самые ноздри жидкими коровьими лепёшками... А давление — это спортсмен по прыжкам в высоту, упорными тренировками улучшающий результат.

Домкрат открывает глаза, веки подобны театральному пожарному занавесу, которое может располовинить потерявшегося в дыму иллюзий зрителя. Немыслимо трудоёмкий процесс отстройки зрительных рецепторов, мысленное протирание (и не только в гигиенических целях!) глазных яблок прервалось конкретным и вполне подходящим случаю возгласом:

— Кар!

Или что-то похожее на вороний аналог недоумения, истерии и ужаса. Передо мной проехала тележка, заваленная частями и частичками человеческих тел, обильно политыми животным заменителем бурого томатного сока.

— Вот-вот, — раздался над головой знакомый унылый голос.

Я приподнял голову.

— Бурый? — на самом деле язык, скованный ужасом воспроизвёл нечто схожее с "бр-р-р". — Где это мы?

— В витакамере, — заторможено ответил тот и перевёл на меня взгляд. — Нравится? — улыбнулся невесело.

— В... вряд ли.

— Мне тоже, — провёл равнодушным взглядом очередную тележку. — Меня уже от этого тошнит... Эх! — воскликнул тоскливо. — Пока тебя не было, жизнь шла нормально: вполне определённые тумаки и подзатыльники, выписываемые мне и мною. А теперь, как не справившегося с заданием, загнали сюда... следить... — брезгливо сморщил и без того неаппетитную рожу, — за порядком, — закончил не совсем уверенно.

— Слышь, Бурый, — я покрутил головой, немного успокоившись, — а что это было? — указал в сторону дверей, за которыми исчез... груз. И снова онемел — с противоположной стороны появилась очередная тележка, толкаемая хмурым мужчиной в чёрном комбинезоне.

— А это твои бойцы, — злорадно ухмыльнулся. — Ты что, не понял ещё? Чернявый недавно подметил, едва-едва поменяв штаны на свежие, что все, кто с тобой свяжется, рано или поздно превратятся в фарш, — смачно зевнул, аж челюсть хрустнула. — Провидец хренов.

— А я... а мне... — заикаясь, промямлил я, — показалось, что всё приснилось, — убито уставился в одну точку, не в силах осмыслить происшедшее.

— Да ты вещие сны зришь! — хохотнул Бурый и внимательно так посмотрел, как психоаналитик на потенциального клиента — миллионера. Уголки губ на мгновение приподнялись — видимо желая изречь очередную ядовитую гнусность и добить окончательно, но в последний момент передумал, увёл взгляд в сторону и даже поднял руку в желании приободрить, провёл по моей голове, будто щёткой для одежды по брюкам. Я даже на мгновение опешил — столь неожиданным был этот жест. — Не переживай, сейчас там доки, — кивнул в сторону исчезнувшей тележки, — разберутся что к чему, то бишь, что где чьё, — довольно осклабился тупой шутке, — и соберут по винтику твоих безбашенных подчинённых. В лучшем виде.

— Это как? — сознание ухватилось за соломинку.

— Я почём знаю? — равнодушно пожал плечами. — Моё дело — охранять. — Задумался как-то просветлённо. — Знаешь, есть в этом — в моём пребывании здесь, — уточнил, — своё преимущество. Этот витакомплекс — самая защищённая территория Замка. И в случае каких-либо эксцессов — что не редкость в нашей замковой жизни — вечно кто-то наступает на грабли, особенно начальство — здесь можно закрыться и спокойно отсидеться, — впечатлительно поплямкал губами, довольный результатами своих рассуждений, с его не супер интеллектуального чела исчезли морщины, оно разгладилось, являя наконец-то истинную младенческую сущность Бурого. Это я с иронией. — А так в принципе, скучновато здесь. И поговорить не с кем. Охранники в моём подчинении чисто номинально — это люди службы безопасности. Да и рожи такие, что, как ты говоришь, кирпич — фотогеничней. Доки — это ещё те существа — из ушей извилины вываливаются, причём непонятно, с чем их едят, страшно подходить — изобьют терминами. С пациентами сам понимаешь не до разговора — сами кого хочешь в тоску вгонят...

— Бурый, — вклинился я в содержательное словоизлияние, — а ты уверен, что всё будет в порядке? — напряжённо замолчал, глядя в печёное, недовольное лицо собеседника. — Ну там ноги присобачат к заднице, сиськи — лицам женского пола, крепкий лоб — мужчинам, матку... ну она всем нужна...

— Уверен! — отмахнулся тот. — Всё чётко: ноздря к ноздре, глазик к глазику, каждому свою, годами заработанную печень — немного, естественно, загримированную и обновлённую, свой мотор, коробку передач и кардан. Заправят только аккумулятор, масло, поменяют прокладки, то бишь, памперсы...

— Это ты о чём? — удивлённо захлопал глазами.

— А... увлёкся, — извиняюще перекосился, как тёщин тын в преддверии затяжной холодной войны. — Эх, приятно с тобой общаться, — злорадно блеснул глазами, я даже вздохнул облегчённо — Бурый не изменился, метаморфоза мне просто почудилась. — Когда ты такой... беззащитный, — вновь протянул руку — погладить.

Я невольно попытался уклониться. Поднять руку... Ничего не вышло. Бурый заржал.

— Не получается? Хочешь оценить фокус? — самоуверенно вздёрнул нос. — Это я придумал, доков уболтал за поблажки в надзоре слепить мне конкретного собеседника. Сейчас оценишь! — жизнерадостно подскочил. — Смотри только, чтоб голова не закружилась. А всё остальное: трясущиеся поджилки, мокрые штаны, мурашки по спине — это тебе не грозит, — добавил загадочно.

Откуда-то слева, сбоку — так далеко голова не разворачивалась — вытащил продолговатый плоский предмет. Зеркало.

У меня действительно закружилась голова, прорвались молоты, неуправляемые такие и грубые... Я ничего не мог поделать с собой, только в глазах стало двоиться, троиться, видимость расползалась, становясь размытыми подрагивающими пятнами, кляксами... И настойчивая мысль: где остальное?! Ибо на некоем прямоугольном возвышении покоилась моя голова. Всего лишь голова... Без... тела...

Кляксы стремительно расширились, превращаясь в единый чёрный фон. Выключили свет? Пробки полетели.

* * *

Удобная мягкая мебель, ягодицы жмурились и чуть ли не мурлыкали, вонзаясь в нежный диванчик. На столе синие окорочка, антрацитовые кусочки рыбного филе, фиолетовые булочки — и прочая вкуснятина. Напитки... бодрящи, но не вставляющи, и таких сумасшедших расцветок, что, кажется, ярко-красный в белую крапинку мухомор выглядит менее ядовитым. В непринуждённых позах вокруг стола расположились: я, Мишаня, Дрол и Бланд.

Вялотекущая беседа, судя по всему означавшая светскую накануне деловой, представляла собой Мишанину серию анекдотов со "старыми козлами" и "невинными девицами" в главных ролях, интересными ответами Бланда о мужской несостоятельности некоторых самоуверенных самцов, моими комментариями относительно различий между полами (паршивое настроение не улетучилось с приобретением тела, судя по печатям и иным опознавательным знакам всё-таки бывшее моим) и тонкими сравнительными характеристиками Дрола дюлей и людей, типа: "взгляд в зеркало, заляпанное болотной тиной (я, правда, не уточнил, кто смотрит: первые или вторые?).

И вот, когда мы достаточно насытились, Бланд не выдержал и хлопнул ладонью по столу и выразительно посмотрел на Дрола (как поручик Ржевский на блондинку).

Вообще-то Бланду имеет смысл проверить изоляцию на своих нервных окончаниях — ну чё так дёргаться? Вон у меня нервишки железные, можно сказать, чугунные, провисают себе, болтаются за ветром, но коснутся кого — так шарахнет, что сопли в разные стороны... Извините, отвлёкся.

Дрол откашлялся деликатно (хотя у меня самого такого чахоточного добра полный кузов и три кравчучки).

— Мы с уважаемым... — важный пинг-понг взглядами с Бландом, — ... компаньоном решили быть к вам, землянам, и вашим подчинённым снисходительными. — Тон его был сух, проскальзывали стальные прутики облечённого властью князька, и я насторожился, по позвоночнику прополз дедушка мороз с полным мешком неприятностей — время смешков прошло, пора начинать плакать и биться головой о стену. — Хотя гильотина ещё никого не освобождала от ответственности, всунул голову — ну, извини. Я правильно выразился? — поинтересовался, холодно улыбнувшись.

— Более — менее, — покачал кистью бледный Мишаня.

— Иногда мне кажется, что я ближе к землянам, чем многие представители этой невинной и, можно сказать, девственной планеты, — его рыбьи глаза некоторое время буравили смутившегося и на этот раз покрасневшего Мишаню, словно коллекционер бабочек захотел поиметь в своей коллекции жабу, но размер иголки не до конца предусмотрел. Затем интенсивность взгляда упала, и Дрол продолжил деловым тоном: — Будучи дюлями аккуратными, мы, внимательнейшим образом рассмотрев действия тебя и твоей команды, Рик, и, удостоверившись в твоей компетенции, — "о, как я рад!" — посчитали возможным выставить вас против интересных соперников, — значительно замолчал, посмотрел на Бланда.

А этот дальний родственник вождя революции, возбуждённо встопорщил плешь и мечтательно осклабился:

— Я уже сейчас представляю, что это будет за бойня! Море крови, горы трупов, — напоролся на мой испуганный взгляд. — Я соперников имел в виду, — добродушно уточнил.

— А можно поподробнее о наших... противниках? — попросил я.

— Вы их увидите, — сухо ответил Дрол. — Но это не дюли. И не люди, — тонко усмехнулся. Я зябко поёжился. — Они сильнее нас физически, крепче, подвижней, но на больших расстояниях у нас преимущество. Зовём мы их просто — гады, — внимательно посмотрел. — Есть такое слово в земном словаре?

Мы с Мишаней одновременно заторможено кивнули и переглянулись. Это что ж за красавцы должны быть, если самым подходящим именем у них — гады?

— Не переживайте, их всего — десять, а с вашей стороны пойдёт вся команда.

— А... — я замялся, — отказаться никак нельзя?

— Разве может пчела отказаться от мёда? — ответил вопросом на вопрос Дрол.

— Смотря какая пчела... — начал Мишаня, но тут же стушевался под пронзительным взглядом Дрола и насмешливым Бланда. — Ну да, я понял, — проговорил, — нам без мёда, как страусу без яичек — никакого мужского достоинства.

— Хорошо, — я оборвал Мишанино плямканье, — здесь всё понятно, никуда не деться из мышеловки — только вперёд, на пружину и иллюзорное сало. Что насчёт всего остального?

— А что? — издевательски поинтересовался Бланд. — Всё только от вас и зависит: плохо бегаешь — попадёшь под поезд, хорошо дерёшься и знаешь себе цену — на арену пожалте. Даже молоко для вредности предоставят — горло промочить. Что вам ещё надо?

— Так...

— Ага, так вам ещё и Спасибо огромное выписать? Транспарант пять метров на метр пойдёт? Вы где родились? — спросил, направив корявый указательный ствол (никакой баллистики!) мне в грудь.

— В Совдепии, — угрюмо ответил Мишаня.

— То-то рожи мне ваши знакомы и этот... как его... — пощёлкал пальцами, — во! — блеск в глазах, повернулся к Дролу, подмигнул. — Хлебом не корми, дай за Спасибо отличиться. Но понимаете, ребяточки, рабоче-интелигентная прослойка, спасибо — это такой агромаднейший гонорар, что ваши репы и дедка с бабкой и Жучкой не потянут. Там у себя это добро можете килограммами потреблять — очень даже калорийное, между прочим — сам пробовал и чуть не исправился... то есть, не испортился... — задумался, закатив глазные линзы, — да нет же — чуть не поправился. Это там у себя и на "чих" можно разжиться лёгким "спасибочком" и на ручку, вовремя поданную можно заработать этакий бутерброд. У нас же, — скорчил важную мину (кирпичом бы подправить!), — это мощная неконвертируемая валюта! — секундная пауза. — Ну что, согласны? — искуссительно улыбнулся.