— Что с вами? — спросил Роланд, заметив ее застывшее лицо, — я могу помочь?
— Вы умеете воскрешать мертвых? — она заглянула ему в глаза с горькой иронией.
— Увы, не умею.
Повисла неловкая пауза, и Адельгейда вместо овоща вдруг попала ножом по собственному пальцу. На стол полетели алые капли, она вскочила и вышла, хлопнув дверью. А через несколько минут, сидя на крыльце, услышала, как Роланд вышел следом и сел рядом на ступеньку.
— Вам больно?
Она кивнула, торопливо вытирая следы слез:
— Я скучаю по ним.
— Ваша беда тоже на моей совести,— негромко сказал Роланд не то ей, не то самому себе. Начни он оправдываться или скажи, чего доброго, что во время переворотов жертвы — обычное дело, девушка возмутилась бы, но такое самообвинение показалось ей несправедливым.
— Это сделали не вы, не надо себя мучить... — чуть слышно отозвалась она, и добавила, — не сердитесь за безобразную сцену, я должна была держать себя в руках.
— Не думаю, что у вас есть долги передо мной. И я надеюсь, вы простите меня.
— Вы... ты не сделал мне ничего плохого, — набравшись смелости, сказала Адельгейда.
Смелость понадобилась не потому, что она покривила душой. Просто не каждый день ей доводилось предлагать дружбу королям.
— Значит, мир?
— Мир.
Какое-то время они молчали, а потом Роланд спросил, указав на ее палец, кое-как затянутый платком с помощью другой руки и зубов:
— Можно?
Его руки были теплыми и уверенными, словно он всю жизнь только тем и занимался, что перевязывал пальцы неосторожным девицам. Он не мог не увидеть у нее на ладони не слишком сильные, но вполне заметные следы от рукояти меча, остающиеся, даже если не забываешь надевать перчатки. Придворные дамы, наверное, умерли бы со стыда при одной мысли о таком безобразии, а эта нисколько не стеснялась. Впрочем, со всех остальных сторон ручка была хоть куда, да и Роланд не выказал ни удивления, ни пренебрежения, скорее любопытство. Но спрашивать ни о чем не стал. Неизвестно, где он научился перевязывать раны, наверное, подсмотрел, как это делает Веллита, но пострадавший палец оказался завернутым в платок довольно ловко.
— Теперь без моей помощи точно не обойтись, — сообщил король, подозрительно довольный этим сомнительным обстоятельством.
Глядя на него здесь, под ярким летним солнцем, Адельгейда вспомнила свое колечко с сапфиром, которое брат все забывал ей вернуть. Глаза у Роланда были цвета того самого сапфира, если смотреть сквозь камень на небо в пасмурный день. Сравнение вышло на редкость банальным, зато в самую точку. Она вдруг смутилась, что ее рука слишком надолго задержалась в его руке, и мягко, но настойчиво высвободилась, не без иронии спросив:
— Что же вы умеете делать, ваше величество?
— Меня учили управлению, военному делу, дипломатии...
— Значит, война с соседями нам не грозит. А чистить картошку ты умеешь?
Адельгейда вернулась на кухню и уселась за стол, великодушным жестом предложив королю место напротив. Но браться за работу Роланд не торопился.
— Я еще не завтракал, — заявил он, деловито заглядывая во все кастрюли и банки, будто с детства мечтал пошарить по кулинарным закромам, но его самым жестоким образом лишали этих невинных радостей. Девушка не стала подсказывать, что в печке припрятана горячая каша, приготовленная Веллитой перед отъездом. Король сам обнаружил вожделенную посудину и лишь коротко поинтересовался: "Это все мне, правда?" Когда с кашей было покончено, оказалось, что он углядел и колбасу, которую Адельгейда принесла из погреба с неблаговидными намерениями — если с обедом у нее совсем не заладится, придется употребить запасы.
— Можно я это съем? — спросил прожорливый монарх и, получив утвердительный ответ, принялся сооружать устрашающих размеров бутерброд.
Кажется, перекормила Веллита своего подопечного кашками и бульонами, поневоле заскучаешь от такого меню. Разобравшись и с колбасой, Роланд прошелся по кухне, но не нашел больше ничего привлекательного из того, что можно было бы съесть. Девушка терпеливо ждала, когда он вспомнит про обещанную помощь, и, наконец, дождалась.
Любой поваренок в замке схлопотал бы подзатыльник, если бы чистил картошку так лихо, несколькими взмахами, отправляя в очистки едва ли не половину продукта, но Адельгейда не придиралась. Она любовалась зрелищем, достойным того, чтобы рассказывать о нем потомкам, если, конечно, ей суждено таковыми обзавестись. Не каждому в жизни выпадала честь увидеть, как его величество король Диасты храбро орудует кухонным ножом.
Сидеть в молчании было неловко и глупо, к тому же леди Эсперенс давно собиралась расспросить Роланда кое о чем. Теперь подвернулся самый подходящий случай.
— Я хотела бы узнать... — осторожно начала она.
— О чем же?
Король только и ждал повода поговорить, поэтому, как вежливый человек, немедленно воткнул нож в картофелину, отложил работу и приготовился внимательно слушать. Но повод оказался не самым веселым.
— Роланд, почему их убили?
Он понял, что она спрашивает о родителях.
— Я не знаю. Я все время думаю об этом и ничего не могу понять. Лорд Экхарт предложил твоему отцу много всяких благ и преимуществ когда, как он сказал, "изменится расклад", за поддержку некоторых решений в Совете. Собственно, это все, остальное — мелочи и догадки. Возможно, лорд Эсперенс сам не знал, что ему попалось на глаза нечто важное.
Адельгейда выслушала молча и не стала продолжать разговор, который снова грозил привести к слезам. Она лишь спросила:
— Тебе здесь трудно?
Король посмотрел на нее с искренним удивлением.
— Трудно из-за того, что никто не подает мне штаны, а во время завтрака на меня не таращатся пятьдесят человек? Просто непривычно, но даже приятно. А особенно приятно чувствовать себя живым, с этим никакая роскошь не сравнятся.
Адельгейда уважительно кивнула, услышав про пятьдесят человек, но Роланд уже говорил дальше:
— Я хочу вернуться не потому, что там слуги и роскошь. Там люди, которые мне дороги, им грозит опасность...
Собеседница не стала напоминать, что миновало уже почти две недели с тех пор, как они покинули столицу, и если кому-то и вправду грозила опасность, то уже, скорее всего, не грозит. По слухам, на небесах, куда попадают безвинные жертвы предательства, нет никаких опасностей. Роланд знал это не хуже нее. Не про небеса, конечно, а про то, что две недели — большой срок, более чем достаточный. Так что незачем лишний раз бередить раны.
— А Дальенна? Ты скучаешь по ней?
Он удивился еще сильнее.
— С чего бы вдруг?
— Но ты же любил ее?
Роланд замялся.
— Это другое... Как бы тебе объяснить...
На самом деле все объяснить он сумел легко и просто, как будто давно знал наизусть положенные слова:
— Королевский брак скрепляет союзы между государствами и кланами, личные пристрастия не так уж важны. Иногда все складывается удачно, но если нет — устраивать из-за этого баталии мелочно и безответственно. Я был ребенком, когда отец решил, что мне предстоит жениться на этой девочке, милой, красивой, к тому же наш род когда-то запятнал себя предательством в отношении ее рода. Пока был жив отец, мы и встречались-то с ней только на балах. Я просто знал — у меня есть невеста, неизбежная и неприкосновенная...
Роланд поздно спохватился, что сказал лишнее, но Адельгейда уже смеялась, заметив его смущение:
— Тебя интересовали дамы... посговорчивее?
И тут же подумала — хорошо, что он успел доесть свой бутерброд, иначе непременно бы поперхнулся. От ответа, впрочем, все равно уклонился, вкрадчиво поинтересовавшись:
— Ты уверена, что мама с папой разрешали тебе читать все книги, которые ты уносила тайком из библиотеки?
— А если не все, ну и что? Да и не было там ничего особенного! Так, немножко любовных романов...
— Я тоже как-то прихватил такой роман у леди Вилар, моей двоюродной тетки.
— И как тебе?
Он возвел глаза к потолку, делая вид, что вспоминает, и доверительно сообщил:
— Читать довольно занятно. Но участвовать — гораздо лучше!
— Роланд, да как ты!.. Это неслыханно! — воскликнула Адельгейда, заливаясь краской и пытаясь найти достойные слова, чтобы поставить нахала на место. Слова почему-то не находились.
— Ты же сама спросила!
— Это еще не повод отвечать!
— Хорошо, не буду, — он подозрительно легко согласился и вернул беседу к тому, с чего все началось, — А что до моей невесты... бывшей невесты.... Вообще-то я хотел, чтобы мы понравились друг другу, надеялся... Но теперь понимаю, что никогда не боялся ее потерять.
Адельгейде показалось, будто и для него самого это — неожиданное открытие, и главная неожиданность в том, что оно скорее удивило его, чем расстроило. И все-таки она спросила:
— Это очень... грустно?
— Не так, как в романах, верно? Но теперь все изменилось. Экхарты сами смыли тот давний позор моего рода моей же кровью и своей ответной изменой. И одно преимущество я уже вижу.
— Преимущество?
— Никакой Дальенны Экхарт! Зато какие перспективы!
Роланд широко взмахнул руками, то ли обрисовывая масштабы перспектив, то ли раскрывая объятия, а девушка задумалась, будет ли ей грозить смертная казнь, если она под столом пнет его величество каблуком куда попадет. Так и не определившись, она все-таки решила кое-кому кое-что объяснить. Медленно и отчетливо, на всякий случай, чтобы венценосный наглец потом не отперся, будто не расслышал:
— Здесь у тебя нет перспектив, запомни это!
— Да что я такого сказал?
— Сам знаешь!
Роланд, подавив непонятную улыбку, вздохнул и вдруг решил:
— Ну что ж, придется идти колоть дрова.
Какие еще дрова, опешила Адельгейда, там дров на два дня хватит. Да он и топор не поднимет, а если поднимет, то потом снова сляжет на неделю, и Веллита ее убьет. Присмотрела за раненым, называется. Она уже готова была героически встать на защиту дровяного сарая, когда запахло паленым.
Это было ценное открытие для ее кулинарного опыта: светская беседа о высоких материях с коронованной особой совершенно не способствует приготовлению пищи. Ценное, но совершенно бесполезное, поскольку вода из кастрюльки успела выкипеть, а содержимое — прилипнуть ко дну и подгореть. Несостоявшаяся повариха уныло поковыряла ложкой черные комья на дне, представила лица брата и волшебницы, вернувшихся после нелегкого путешествия как раз к обеду, и вздохнула:
— Они такое есть не будут.
Роланд, которому тоже не мешало бы чувствовать вину за содеянное, пожал плечами.
— Я же все-таки король. Не будут есть — скажу, что это бунт!
— Да ты просто чудовищный тиран! — восхитилась Адельгейда, представляя красочную картину грядущего "бунта". Но тиран не менее живо вообразил во главе бунтовщиков себя и решительно осмотрелся.
— Сейчас что-нибудь придумаем! Вон то мясо тебе зачем?
— Собиралась пожарить, как в книге...
— Долой книгу, сделаем по-другому.
Девушка подумала, что ослышалась, и осторожно переспросила:
— Ты что, готовить умеешь?
— Нет, конечно! Но я видел на охоте, как это делают. Как говорил один умный человек, вопрос не в том, умеешь ты что-то делать или нет, а в том, готов ли преодолевать трудности!
Через четверть часа во дворе горел костер. Роланд вбил в землю какие-то подвернувшиеся под руку колышки и скомандовал:
— Там вертел лежал на полке, тащи его сюда! И соль! Ну и еще что найдешь!..
Пока король орудовал у костра, его соратница по кулинарным боям вернулась на кухню и, забыв про пострадавший палец, решительно схватила нож. Это же не штурм крепости, а всего лишь картошка, не так ли? Хоть с этим-то она может справиться? Как оказалось, и в самом деле главное — не бояться трудностей. Через час стараний перед ней уже красовалась полная сковорода первой в ее жизни собственноручно приготовленной жареной картошки, вполне съедобной не только на вид и запах, но и на вкус. А со двора вместе с ветерком в двери потянулся такой восхитительный аромат, что оставаться непричастной к его источнику стало выше человеческих сил.
Пикник удался на славу. Вообще-то не мешало дождаться обеденного времени и возвращения Алекса и Веллиты, но король и его помощница решили, что заслужили второй завтрак. Адельгейда принесла из погреба бутылку вина. Изысканный напиток пришлось пить из обыкновенных стаканов, столом служил деревянный обрубок, накрытый салфеткой, а креслами — разорванное пополам старое одеяло (сидеть вместе на одном одеяле дама категорически отказалась), но эти мелочи не испортили настроения.
Растянувшись на солнышке, Роланд рассказывал какие-то забавные истории из придворной жизни, а его собеседница под большим секретом поведала про турнир, на котором она так бесцеремонно нарушила правила. Роланд на это сказал, что обычаи турниров — не законы, стало быть, ему как королю на их нарушение совершенно наплевать, и пожелал пожать ее героическую руку. А потом вспомнил про слухи о затеянной леди Эсперенс драке в таверне и загадочных причинах упомянутой драки, и тут же сам чуть не угодил под горячую героическую руку — расспросы на эту тему давно довели "виновницу торжества" до сильнейшего раздражения. Возмутившись неискоренимости сплетен, Адельгейда смущенно созналась:
— Было дело, ущипнул какой-то наглец...
— Да, самоубийца, — посочувствовал неведомому наглецу король.
Уже после, когда остатки пиршества были убраны и лужайка обрела почти первозданный вид, Адельгейда вспомнила, что ее оставляли здесь в качестве сиделки, и как раз с этой задачей она справилась отвратительно. Доверенный ей больной полдня провел на ногах, да еще и этот костер, а потом вино... И как загнать его в спальню, если сам он туда не спешит? Девушка даже вздохнула с облегчением, когда Роланд, подозрительно бледный и уставший, прислонился к дверному косяку:
— Все, здоровье закончилось. Надо передохнуть.
"Наконец-то!" — чуть не сказала вслух Адельгейда и тут же испугалась — вдруг с ним случится что-то совсем скверное? Король уверил, что ничего скверного, просто придется немного поспать.
Роланд снова вышел на крыльцо, когда полдень уже давно миновал. Адельгейда стояла там же, где он ее оставил, но теперь ей было не до веселья. Замерев у перил веранды, она напряженно смотрела в лес за поляной. Царила полная тишина, птичьи трели и шелест листьев не в счет. Никаких признаков приближения людей. Алекс и Веллита должны были вернуться к обеду, но еще немного, и наступит время ужина, а они так и не появились.
* * *
Поход в город начался успешно. Хотелось надеяться, что в ближайшем будущем появится повод переименовать его в поездку — покупка лошадей числилась среди самых первоочередных задач. Идти пришлось довольно долго, и Алекс быстро понял, почему Веллита так настаивала на своем участии в это походе. Здесь она знала каждый камень, каждый изгиб тропинки, почти невидимой в густой траве, а он, глядя на лес, мог бы поспорить, что эти дебри совершенно непроходимы. В действительности же тут, с известной осторожностью, могли пройти не только люди, но и лошади.
