Слушаю и повинуюсь

Амин закрыл глаза, щекой прислоняясь к стене, пытаясь найти в ней желанную прохладу.

— Дружба. Помощь. Просьба, — выплюнул мальчик. — Всего лишь очередная клетка. Да, кстати, если тебе интересно, я выполнил и другое обещание. Я отвёл Гувейду, оставил её у караванщиков. Девочка полубезумна, но скоро отойдёт. Она не будет помнить себя, ничего не будет помнить. Ничего, кроме имени. Но любой бедуин увидит на ней печать бывшей "защитницы". Так что сомневаюсь, что ей удастся протянуть долго. Хотя... не спорю, ты дал ей шанс. Но, — мальчик вскочил, подошёл ближе. Потянулся и вдохнул Амину в ухо: — Ты же думал, я спасу тебя, да? Да, конечно, иначе зачем тебе рисковать жизнью ради какой-то девчонки? Решил сделать меня своим рабом, прикрывшись дружбой... взаимопомощью? Думал, я не пойму? О, да, это же то "человеческое"... ты прав, Амин. Это то. Человеческое. Все вы на привязи друг у друга. И я не прощу тебе, что ты хотел привязать и меня. Меня никто не может поймать. Никто.

Амин, плывя в дурмане, мелко задрожал, когда у пояса — точнее рубища, что от него осталась — истерзанной кожи коснулся холод метала.

— Твоя джамбия, — улыбнулся мальчик, отступая. — Жаль, она тебе не поможет. Она для султанов. А ты... ты мертвец. Прощай, Амин, — и, потянувшись, потрепал слипшиеся от пота светлые волосы юноши. — С тобой было... забавно.

Амин дёрнулся, силясь повернуть голову. И тут же обмяк. Даже сквозь забытьё он чувствовал жгучие прикосновения солнца и укусы насекомых. А ещё скрипучий смех.

И — почему-то — шелест крыльев.

* * *

Десяток людей сгрудился крупными муравьями у гладкой, раскалённой скалы. Покрутившись, они вместе с ещё одной обмякшей фигуркой поползли к чёрному провалу прохода.

Валид сосредоточенно смотрел на них, сидя на вершине оплывшей свечным огарком крыши — всё, что осталось от каменной башенки. Поджав ногу, опасно свесился над пропастью.

Порыв ветер взлохматил тёмные волосы. Оранжевая завитушка сорвалась с карниза, запрыгала по каменным стенам, падая, эхом отзываясь где-то среди древних скал-зданий.

Мальчик обернулся. Равнодушно поглядел на маленькую чёрно-коричневую птичку с белым животиком — пустынную каменку.

Отвернулся, бормоча под нос:

— Привет, старуха.

Птичка вытянулась. Расправила крылья. И попрыгала к мальчику.

— Не надоело одиночество? — прошамкала она, забавно раскрывая и закрывая клюв.

Мальчик молча смотрел вниз.

— Невозможно провести вечность в полном одиночестве. Даже тебе.

Валид обернулся.

— Пришла поучать меня? Самой-то не надоело? Вали к своим ниткам и оставь меня в покое!

— Пряже, о юный рассвет, пряже, — по-старушечьи усмехнулась птица. — Не суди людей по нашим меркам. Они другие. И многие из них лучше нас.

— И это мне говоришь ты? — проскрипел мальчик. — Ты, прядущая их судьбы?! Немного жестокости, немного доброты, и полную меру жадности — вот твои люди. Не хочу иметь с ними ничего общего!

Птичка склонила голову, уставилась на Валида чёрной блестящей бисеринкой-глазом.

— Зачем же ты всё чаще спускаешься в их мир?

Мальчик резко отвернулся.

— Убирайся, старуха. Нам не о чем с тобой говорить.

Птичка расправила крылья и зачирикала-засмеялась скрипучим старушечьим голосом.

— Давно ли тебе стало понятно, что свобода и одиночество идут рука об руку? Давно ли пришлось осознать, что тебе это не нравится?

— Моя жизнь — свобода, — проворчал мальчик. — Меня так создали.

— И при создании забыли вложить сердце, — добавила птица со смешком. — Оттого и маешься.

— Наоборот, — грустно усмехнулся мальчик. — Вложили слишком много. Помнишь, какие нити ты пряла, Манат? Помнишь, как мне из сил приходилось выбиваться, раздавая им направо-налево удачу? Помнишь, что стало после? "Я хочу, я хочу, хочу, хочу..." Больше эти ничтожества ни на что не способны. Это они вынули моё сердце. Больно мне, Манат. Очень больно.

— Этому ибни — тоже, — вставила птица. — И он спас тебе жизнь.

Валид поморщился, невольно покосившись вниз.

— Мой долг перед ним закрыт. Его желание исполнено.

— Никто лучше тебя не умеет исполнять желания, — прошамкала птица.

— И никто лучше людей не знает, как переменчива удача, — отозвался Валид.

Птичка кивнула. Подскочила, расправляя крылья.

— Я рву его нить, — сказала она, кивая вниз, на черную пропасть, некогда бывшую красивым прославленным городом.

— Рви, старуха, — равнодушно отозвался мальчик.

Каменка чирикнула и полетела вниз, в темноту.

Валид тяжело вздохнул. Выпрямился. Опасно покачиваясь, шагнул к противоположному краю крыши.

И в последний раз обернулся.

Далеко, в другом царстве уродливая старуха царственно выпрямилась. И задумчиво посмотрела пустыми глазницами на мерцающую, дрожащую нить меж костлявых пальцев.

* * *

Амин очнулся в полной темноте. Он дышал, его терзала боль — и только потому юноша понял, что блаженное забытьё почему-то отступило.

Темнота давила, но это было лучше, чем жар солнца и укусы насекомых. Слава Аллат, здесь даже было прохладно. И если бы ещё не так больно... Ныла каждая косточка, доводя до безумия, до исступления... Но почему-то не давая потерять сознание.

Юноша скорчился на полу каменной клетки, воскрешая в памяти очертания города мёртвых — оказаться сейчас там было бы великой милостью. Если бы только кто-нибудь... кто-нибудь...

Золотой луч прорезал темноту древнего подземелья, осветив ухмыляющиеся скелеты. Скользнул в каменный закуток, отразился в тускло блеснувших глазах юноши.

Амин равнодушно наблюдал, как свет сгущается в знакомую фигуру — только почему-то Валида, а он ожидал, что за ним придут... кто-нибудь... кто-нибудь... из...

Странно бледное лицо мальчика оказалось вдруг рядом. Плотно сжатые губы разомкнулись.

Нерушимую тишину подземелья разбил отчаянный предсмертный крик.

Яркое свечение сменилось жаром пламени. Амин до последнего с удивлением наблюдал, как ало-золотые языки ластятся, обнимая руки мальчика, взбираются на грудь, тянутся к голове. Как сквозь фигуру ребёнка рвётся другое, гротескно-прекрасное существо, а огонь тем временем перекидывается на самого Амина...

... Старуха крутанула неожиданно заблестевшую золотом нить. Улыбнулась беззубым ртом. И медленно отложила её в сторону.

Пока не время.

Пока.

* * *

Первым, что Амин услышал, просыпаясь, был голос. Слишком красивый, чтобы принадлежать человеку. Да и слова — древние, с трудом понятные — рассказывали о каком-то сражении, описывая странных фантастических животных, которых и быть-то в природе не могло.

Юноша приподнялся на локтях, недоумённо озираясь.

Слева возлежал верблюд. Красиво, очень величественно — настоящий корабль пустыни. Рядом не менее величественно возлежала поклажа — бурдюки с водой, запасы еды, одежда, даже зачем-то — пряности.

Справа, поджав ногу, на песке сидел Валид. И самозабвенно пел, обратив лицо к месяцу-Вадду.

— Если мне всё приснилось, — задумчиво произнёс Амин, изумлённо осознавая, что отлично себя чувствует, — то откуда у нас верблюд?

— А я стащил, — сообщил, оборачиваясь, мальчик.

— Что... и поклажу? — опешил Амин.

— Долго тащил, — вздохнул Валид. — Надорвался-а-а-а.

— Только не говори, — простонал Амин, садясь, — что ты украл у Бакра последнего верблюда! Он нам всё-таки жизнь спас, как тебе не сты...

— Да не его это, — перебил мальчик. — У их шамана спёр. Не бойся, не обеднеет. У него вообще целый табун. И потом, эти кочевники тебя чуть не убили, а ты считаешь их верблюдов?

— А ты меня бросил, — пожал плечами юноша, не глядя на мальчика.

— Я тебе жизнь спас! — набычился Валид.

— Но сначала бросил.

Повисла тишина, заполняемая только тихим стоном ветра в скалах.

Медленно, пождав губы, Валид поднялся. И, горбясь, побрёл прочь.

— Эй! Ты куда? — удивился юноша.

— Жестокий ты, — бросил Валид. — Уйду от тебя. Заблужусь и погибну в пустыне, один-одинёшенек, и никто не узнает, где мой курган...

Амин со стоном рухнул обратно на песок.

— Мы остались без проводника!

— В синем мешочке, там, у сушёных фиг — карта, — обернулся мальчик. — Заметь, с указанием всех колодцев и оазисов в округе.

— Где ты её достал?! — снова вскинулся Амин. — Уж не шаман тебе нарисовал, конечно!

— Ну-у-у, — протянул мальчик, — вообще-то... он. Я был очень убедителен.

— И увёл у него из-под носа верблюда? — непонимающе заключил Амин.

Мальчик важно кивнул.

— Ладно, иди сюда.

Валид, просияв, вприпрыжку побежал к юноше.

— А что ты всё-таки говорил про желание и раба? — поинтересовался Амин, потянувшись к фигам.

— А это тебе приснилось, — вырывая из его рук фиги, улыбнулся мальчик.

— Приснилось, — хмыкнув, повторил Амин.

Позже, бредя по бесконечным барханам и ведя на поводу груженого поклажей верблюда, он слушал бессвязную болтовню мальчишки, углубившегося в изучение карты:

— Так, вот пять шагов... потом ещё пять... потом свериться с волосами Аллат... чепуха какая-то... просил же рисовать получше, ой, шай-й-йтан! А, всё, понятно...

— Почему ты всё-таки вернулся? — задумчиво спросил юноша, перебив тихое бормотание.

— Как зачем? — изумился мальчик, поднимая голову. — Ты же меня сам позвал. Забыл? Так и сказал: "Ладно, иди сюда".

— Валид.

— А?

— Почему? — повторил Амин, заглядывая в чёрные глаза мальчика. Где-то за ними билось в огне прекрасное существо, волшебная птица-феникс... или это тоже было сном?

Валид вздохнул. Посмотрел на посветлевшую полоску горизонта.

— Ну я же должен посмотреть, как ты женишься на царевне!

— Ты же говорил, у меня не получится, — вскинул брови Амин.

Мальчик шмыгнул. Потёр нос. И широко улыбнулся.

— А я соврал.

Амин со вздохом отвернулся.

Красавица Аллат распускала косы, освещая жёлто-розовую куфию неба. Где-то далеко впереди лежала Гариба. И луноликая царевна Алия ждала будущего супруга и повелителя.

— Как я хочу, чтобы.., — вырвалось у Амина, когда он представил, как побеждает в Испытании.

Валид с силой толкнул его в бок.

— Ты издеваешься?!

Ночь третья. Царица змей

Аллат, тряхнув в последний раз волосами и рассыпав по небу розово-золотистые блёстки, спряталась за куфию, давая место брату Вадду.

Стремительная, как пустынная буря, ночь упала на Мисбах, погребая город под сине-чёрным бурнусом. Загорелись огни, засиял дворец на горе Аиши. Стукнули копьями, сменяясь, стражники. Заскрипели, закрываясь, позолоченные ворота.

— Э-э-эй! Подождите-э-э! — раздалось над пустыней. — Подождите на-а-ас!

Стражники у ворот недоумённо переглянулись, когда у створок упало нечто в грязной, порванной абае, вопящее, как сотня верблюдов.

— Постойте, — отдышавшись, сказало оно, вытирая потный лоб. — У меня сейчас ещё друг придёт. Вон он, спешит. Спеши-и-и-ит! — проорало, заглушая даже звук колокола с храма Аллат.

Друг-то, может, и спешил, а вот верблюд, которого он вёл за собой — нет.

— Ещё одна ночь в пустыне — и я рискую её просто не пережить, — доверительно сообщило нечто, по голосу напоминающее мальчишку.

Один из стражников хмыкнул.

— Десять дарханов за вход в город, — произнёс второй, брезгливо разглядывая то, что осталось от абаи мальчика.

— Да хоть двадцать, я уже не могу! — взвыл мальчик.

Юноша всё-таки справился с верблюдом и прошел между воротами как раз в ту минуту, когда мальчишка с детской непосредственностью расспрашивал стражников о лучшем караван-сарае в городе. "И чтобы непременно с личным бассейном". "И хамаммом!"

— Валид, успокойся, — устало бросил он, и мальчик, обиженно замолчав, принялся пританцовывать на месте от нетерпения.

— Откуда вы? — поинтересовался выглянувший на шум начальник стражи, пока юноша отсчитывал деньги.

— Из Иляфы, — тут же ляпнул мальчик.

— Что-то вы не похожи на бедуинов, — присмотревшись, протянул стражник.

— Из Бахра, — отозвался юноша. — У моего брата очень живое воображение, уважаемый сайед.

— Из Бахра? — изумился стражник. — Как же вы дошли к нам без проводника-пустынника?

— С трудом, — бросил неразговорчивый юноша и, потянув верблюда, поторопил засмотревшегося на месяц мальчишку, не забыв пожелать уважаемым сайедам всех милостей Манат.

— А караван из Бахра так и не пришёл, — вздохнул кто-то из стражников, провожая путников взглядом. — Не будет нынче сладких фиг. А какой бахмаш без фиг...

— Закрывайте ворота! — перебил начальник

Копья снова стукнули о каменные плиты.

Ворота заскрипели.

Золотистая змея с тихим шелестом проползла мимо в заросли тростника. Подняла голову, вытянула язык и глянула вслед юноше и мальчику человеческими глазами.

* * *

— А мне сказали, — упорно твердил Валид, — что лучший караван-сарай — вон у того холма.

— А "вон на том" холме — дворец царя, — раздражённо отозвался Амин. — Ты представляешь, сколько стоит караван-сарай, располагающийся так близко к дворцу?

— Что ты жадный такой? — насупился мальчик. — Что вы все, люди, такие жадные? У тебя же ещё остался жемчуг.

— Дорога до Гарибы тоже осталась. И она длинная, — попуская вперёд группу жрецов Аллат, отозвался Амин. — Поэтому сейчас мы найдём рынок, и караван-сарай около него должен быть дешевле... Валид? Куда опять делся этот паршивец?!

Амин растерянно осмотрелся, но мальчишки и след простыл. Махнув рукой, юноша направился дальше по улице, решив, что в городе маленький воришка уж точно не заплутает. Раньше, в Бахре же не плутал.

Но стоило юноше добраться до фонтана перед рынком и оставить верблюда фыркать от удовольствия, как Амина обступили с четырёх сторон чернокожие варвары с лесов, что далеко за пустыней и, не слушая вопросов и возражений, запихнули в стоящие тут же богатые носилки.

— Извини, — улыбнулся Валид, вольготно устроившийся на шёлковых подушках. — Ты не захотел, пришлось мне брать всё в свои руки.

— Ты... Что это?! — выдохнул Амин, вздрогнув, когда носилки подняли. — Эй, а верблюд?..

— Приведут, — успокоил мальчик. — Да, и я заплатил за комнату в том караван-сарайе у холма. Носилки, кстати, тоже оттуда. Они были так любезны, те сайды, так...

— Сколько ты им отдал?! — прошипел Амин, хватая мальчика за грудки.

— О, всего-то ничего... Амин... да не суетись ты так! — прохрипел Валид. — Всего-то пара жемчужин...

Амин откинулся на подушки и еле слышно застонал.

— Когда ты умудрился украсть у меня жемчуг?

— Который ты носишь в маленьком пришитом мешочке за поясом рядом с джамбией? — невинно поинтересовался мальчишка.

Амин судорожно прижал руку к поясу.

— Отдавай.

Валид вскинул брови.

— Что? Жемчуг, который я же тебе подарил?

Какое-то время юноша и мальчик пристально смотрели друг на друга.

Амин первым отвёл взгляд.

— Не делай так больше. Пожалуйста, — напряжённо произнёс он.

— Почему? — склонив голову, хмыкнул мальчик.

— Мне нельзя появляться в таких местах, — через паузу, ответил Амин. — Богатых караван-сараях, чайханах, дворцах.