Несколько дней длилось затишье — Менгли ждал подхода артиллерии, крепость ждала штурма. Но вот приехала вереница телег, татары установили пушки и началась перестрелка. Сначала пушки установили слишком далеко — каменные ядра не долетали, а чугунных у Менгли было очень мало. Пушкарям Нур-Девлета запретили пока стрелять ядрами, стреляли иногда мелкой картечью — а это метров триста.
Менгли придвинул пушки метров на пятьсот — ядра стали долетать до стен, но заметного ущерба нанести не могут. А минометы подтащить ближе не может — картечь не дает. В осаде появился позиционный кризис.
Все это время с момента подхода пушек Менгли, Аким пытался организовать согласованные действия с войском Нур-Девлета, который находился со своим войском на северо-западном берегу Перекопского залива. Наконец рассчитали и согласовали время атаки, и войско выдвинулось к проходу в Перекопском валу.
Войско Менгли осаждало крепость с юга и с востока, так как с севера мешал маневру Перекопский вал. В назначенный час из-за крепости появились три шхуны, и начало интенсивно обстреливать войска Менгли из пушки и двух минометов осколочно-фугасными. Расстояние было большим — около километра, но и цель большая — пятитысячное войско. Хорошо попали первые же мины и снаряды, человеческая масса забурлила, все ринулись в разные стороны.
От громких взрывов кони пугаются, люди глохнут — навести порядок невозможно, хаос получился качественный. Потеряв более полутысячи, войска Менгли отошли на безопасное расстояние от берега, оставив на поле раненых и артиллерию. Атака Нур-Девлета немного опоздала, ему бы ударить когда был хаос, а сейчас уже войско выстроилось полосой. Но важно, что удар пришел с тыла, и Менгли толком не успел перестроить войско.
Нур-Девлет построил войско так — впереди клин из трех сотен гвардии в стальных панцирях. На острие клина сам как-бы-хан и его четыре нукера, и все с револьверами. Но не рядом, а каждый в группе из четырех-шести всадников с тяжелыми щитами и длинными копьями. Почти что рыцари — только кони не защищены — кони мелкие, много железа просто не потянут. Даже шлемы похожи — стальная штампованная полусфера с приклепанным козырьком. Такой шлем, надетый на меховую шапку, неплохо держит удар.
Такие ногайские рыцари составляли два-три наружных ряда клина, внутри клина шли лучники с османскими луками и заводными конями. Это если под гвардейцем из первых рядов убьют коня, чтобы он смог сесть на нового. Если не затопчут. А уже за клином шло остальное войско.
Нур-Девлет был на острие этого клина, и его целью был Менгли, ориентировался он по 'железной' гвардии и бунчукам. Когда атакующий клин приблизился к врагу, начали экономно работать револьверы — один всадник — один выстрел, и только когда патроны в барабанах закончились, подключились копейщики. Клин легко разрезал почти неподвижный строй.
Но когда Менгли услышал частую стрельбу — его сердце замерло. 'Дож вооружил Нур-Девлета винтовками!' И он быстро отдал приказы — всем лучникам стрелять по центру атакующих, что лучники уже делали и без команды. И гвардии — маневр. Назад. Прикрывать хана, потому что винтовки у врага — это страшно.
Удар клина рассек строй простых воинов и 'срезал' часть маневрирующей гвардии. Но патронов в барабанах только тридцать, а лучники с обеих сторон выпустили тысячи стрел. Клин таял, падали лошади, но и воинам тоже доставалось — доспехи не сплошные. Убили коня под Нур-Девлетом, но черкес подхватил хана на ходу, закинув на своего коня. Атака увяла, Нур-Девлет отступил к стенам крепости, зажав в угол между крепостью и валом три сотни врагов, которые тут же побросали оружие.
Пока Нур-Девлет пересаживался на другого коня, наводил порядок, разбирался с пленными, Менгли плавно отступал. С одной стороны — надо не потерять лицо, с другой стороны — винтовки у врага. Заявив — 'мы их побили — вон они бурлят израненные!' Менгли повел свое войско на юг, домой.
У Нур-Девлета было много раненых, и еще все поле боя было усеяно убитыми и ранеными, чьи крики и стоны врывались в уши. Предстояло много работы — добить тяжелораненых, похоронить убитых, освежевать туши лошадей, посчитать трофеи. Особенно бронзовые пушки и минометы. Вот так, за один бой погибло почти две тысячи татарских воинов.
А я в это время вел борьбу за уголь. На транспортировке угля работали два парохода, две баржи-мавны и три парусных балкера-фусты. 'Спартак' таскал их против течения по Дону и Северскому Донцу от Таны до Шахтинска. По течению спускались самостоятельно. От Таны до Адлера парусные балкеры шли под парусами, а мавны пришлось таскать 'Архимедом', не успели оснастить галеры парусами. Против течения 'Спартаку' даже удавалось тянуть по два балкера, они поднимали паруса, и довольно сильно помогали пароходу. Но если при очередном повороте речного русла выпадал левентик — встречный ветер — то скорость всего речного поезда сильно падала, вплоть до скорости пешехода. Но тут важно дотянуть до очередного поворота, почти наверняка следующий галс будет для косых парусов подходящим.
Так что в Адлер уголь стал поступать со скоростью 120-140 тонн в неделю, в зависимости от ветра. На балкерах мачты короткие, паруса небольшие, и сильный ветер давал им неплохую прибавку в скорости. Но этот ветер и требовал от моряков хорошей подготовки и постоянного внимания. Мы даже ввели на балкерах четыре вахты — это еще и отличная практика для начинающих моряков, я набрал еще греческих рыбаков в моряки.
Чтобы обеспечить такую добычу угля, еще до Босфорской операции, я отправил с Тамани в Шахтинск еще сотню рабочих. Но добычу обеспечили даже 'старыми' силами, а дело вот в чем. Тот небольшой участок угольной жилы в овраге на берегу мы оценивали в 100-200 тонн. Далее, открытая добыча грозила перейти в шахту, хоть и совсем мелкую. С главной проблемой — откачкой воды. Но вышло по-другому само собой — пустую породу снимали с горизонта и выгружали часть наверх, и часть, на противоположную сторону оврага. Также прокапывали канал под жилой и до дна оврага. В результате овраг двигался за извлекаемой жилой, вода отводилась естественным способом в реку, и огромных земляных работ не требовалось, добыча все также велась открытым способом.
Но эта сотня рабочих не была лишней — еще велась срочная заготовка леса. Конечно, лес рубить лучше всего зимой, когда в нем меньше всего влаги. Но рядом с Шахтинском хорошего леса нет, его валят выше по реке и сплавляют. Но скоро река замерзнет и все, лес волоком не привезешь. А тут еще нашли хороший лес на берегу, но ниже по течению. И пока не было пароходов, воевавших осман, нарубили леса, навязали плотов. 'Спартак' пришел, и, между делом, подтаскивает плоты к Шахтинску. Леса надо много — в планах усилить частокол, нарастить башни за зиму. Ну еще домов построить.
Сейчас в Шахтинске около тридцати домов, по четыре семьи в доме. Еще большая столовая с кухней и три дома под госнужды — казармы и изба консула. Ну не дворец же. Так что перед морозами, все рабочие, кто без жен и домов, вместе с мавнами уедут на Таманский полуостров. К зиме завозим продукты — крупы, муку, овец. Овец надолго не хватит, рыбу ловить не смогут — поэтому муку и зерновые завозим с большим запасом. Это из османских трофеев, там и пшено, и ячмень, и пшеница. Картошки завезли, пусть привыкают. Срочно доделывают печи в домах, печники себе помощников набрали, вот только кирпичей не хватает. Комбинируют глинобитную технологию и кирпичную кладку. Зато печного железа хватает — в Адлере отлили из чугуна сколько надо колосников, дверок и задвижек.
В ожидании зимы ротировали солдат, прислал еще один миномет с расчетом. Сто пятьдесят мин, уже с толом, добавил пять тысяч патронов к имеющимся — все-таки три-четыре месяца автономки. И если к Тане зимой еще можно пробиться — на Азове лед не постоянный, то Шахтинск — в полной изоляции.
Поехал я в Мавролако, там ко мне опять официальная делегация. Оказывается, прибыл представитель султана, просит принять. Моя резиденция в Мавролако стараниями Барди уже стала походить на дворец. Ну такой дворец — с неоконченным ремонтом. Но парадный зал уже выглядит прилично, да еще задрапирован дорогой желтой тканью. А ведь это шимоза, лишь бы пожара не было. Что-то как-то неуютно стало, надо сказать Джованни, чтобы убрал. Скажу, что цвет не понравился.
Камердинер объявляет — ' Посланник султана Османской Империи Мехмеда Второго Исхак бин Ибрагим '. Заходит немолодой мужчина, одетый в дорогую турецкую одежду, но на турка не похож.
Поприветствовал меня полным титулом и зачитал послание султана. В послании латинских слов много, но смысл умещается в одной фразе — великий султан-завоеватель предлагает дожу мир. Мир с Турцией мне нужен, но сразу соглашаться — опрометчиво, ведь султан уже на мир согласен. Может, выторговать у него еще что ни будь? Торговля! Проливы! Так, стоп, тебя никто не торопит, надо все обдумать. 'Такие вопросы с кондачка не решаются'
Да, надо торговаться. Я посмотрел на посла, стоящего с каменным лицом передо мной. Что скрывается за этой непроницаемостью? А ведь он приехал в страну к врагам! Мы же в состоянии войны. Как же он проник? Сказали, что приехал под видом купца. Но пришел сюда и открылся, не побоялся. Нет! Он боится. Он боится, но скрывает это. Султан послал его в стан врагов, возможно, на смерть. Почему? Надо узнать. Вряд ли получится его просто разговорить, но хорошо бы наладить с ним контакт. В эту эпоху отсутствия быстрой связи от отношения посла зависит довольно многое. Но званым обедом его к себе не расположить.
Почему султан послал его на такой риск? Верительной грамоты он не предъявил, я мог казнить его как шпиона. Нету еще верительных грамот! Точнее, послы имеют некоторую неприкосновенность, но международных норм еще не выработано, итальянский правовед Джентили еще не написал свои 'Три книги о посольствах.' Но Исхак идет на смертельный риск, наверняка его шантажируют семьей. Почему? Зачем подвергать риску ценного сотрудника, видно, что это не мелкий чиновник. Или я не прав?
— Уважаемый Исхак бин Ибрагим, вы раньше какой пост занимали? — посол очнулся, у каменной маски появились внимательные глаза, изучающие меня.
— Три года назад я был Великим Визирем султана Мехмеда Второго Завоевателя — я чуть не присвистнул — он был вторым человеком в Османской Империи! И этого человека 'на съедение львам'? Что же там случилось? Наверняка это в наказание. Что же он натворил? Не скажет, даже спрашивать не буду. Я бы не сказал.
Какая-то мысль ускользает. Дипломатическая неприкосновенность! У него ее нет! Нет, я не собираюсь его пытать, наоборот, попытаюсь его 'купить' дипломатическим статусом. Ведь если он в опале у султана, его жизнь там не стоит и ломаной лиры. Но если я придам ему статус единственного переговорщика, то пока султану будет важен мир со мной — Исхак будет ценным и незаменимым.
— Уважаемый посол, благодарю Вас! Пройдите в комнату для отдыха, я Вас позову через несколько часов.
Так, время еще есть, сегодня успею сделать. Хотя это ни на что не влияет, но хочется сделать сегодня. Вызвал Ефима и Джованни, сели в кабинете. Рассказал им о принципах дипломатического статуса, о посольствах, стали сочинять документы. Сначала указ о послах и посольствах, об иммунитете от уголовной юрисдикции. Потом стали составлять дипломатический паспорт для Исхака. Понятно, что это не соответствует нормам будущего, ведь это посол к нам, и диппаспорт должен выдавать султан. Но та прекрасная эпоха еще не наступила, а в реалиях этой эпохи, внутри конкретной страны действуют документы только этой страны. И даже этого еще предстоит добиться, добиться чтоб посла не прибили мои же 'пограничники'. Хотя документы Папы Римского ходят по всей Европе, но до диппаспортов международного образца еще далеко.
В паспорте получился краткий пересказ дипломатического иммунитета — 'если что натворит — зла не причинять, со всем вежеством отвезти к дожу под охраной'. Причем перед дожем должен предстать и задержавший посла, будет отвечать в случае клеветы. Кроме того, ввиду отсутствия фотографий, в паспорте давалось подробное описание внешности Исхака, включая шрамы и окружность головы, которую мы вписали позже.
Вызвали посла. Барди, на родной латыни, зачитал Исхаку все документы, разъяснял, где непонятно. Вручили паспорт, красивый такой — чернила разноцветные, печати с орлами. А мне было интересно наблюдать за метаморфозом каменной маски. В какой-то момент пропал скрытый страх, вытесненный работой мысли. А когда он изучил особые приметы в паспорте и поверил в свой новый статус, у него даже осанка изменилась. Да, бывших великих визирей не бывает.
Следующим этапом программы было здание османского посольства. Выбрали приличный дом, из купленных мною ранее, с высокой каменной оградой. Снаружи, у ворот сколотили домик для охраны, поставили часового. Пока мы работали с документами, (не, мы правда работали с документами) в доме навели порядок, подготовили для жилья.
Рассказал послу про принцип экстерриториальности здания посольства, про взаимную симметричность создания посольств, про внешнюю охрану принимающей стороной и внутреннюю охрану. Дом Исхаку понравился, я сказал, что дом станет полноправным посольством если будет выделен аналогичный дом в Костантинийэ и будет заключен мир между нашими странами. А пока дом передаю послу в пользование, он уже может в нем жить. Внешнюю охрану уже поставили, внутренней пока нет, Исхак приехал в сопровождении всего лишь двух слуг.
Видно, что посол загружен новыми понятиями и впечатлениями, каменная маска исчезла, появился положительный настрой. Пригласил его на завтра на обед, неофициально, поговорить.
За обедом Исхак бин Ибрагим все-таки разговорился. Сначала я рассказывал ему в непринужденной обстановке интересные истории, заранее продуманные, чтобы не выдать чего ни будь важного. Немного хвастался при этом, провоцируя посла на ответное хвастовство.
Исхак действительно не турок, а серб, это обычная практика у султанов — шесть последних великих визирей были или сербами или греками. И только после недавнего неудачного штурма Крыма, великим визирем был назначен турок — Ходжа Синан-паша. Командовавший операцией предыдущий великий визирь Гедик Ахмед-паша, тоже серб, несмотря на неудачу, не был казнен или посажен в тюрьму. Он так горячо рассказывал султану Мехмеду о новом флоте и оружие генуэзцев, что был назначен капудан-пашой — командующим флотом. На этом посту он и занимается строительством нового флота.
Сухопутный поход на Крым, через Дунай и Молдавское княжество, возглавил новый великий визирь Ходжа Синан-паша. Он внимательно изучил опыт войны с генуэзцами, и тоже пришел к выводу о необходимости массового использования пушек. 'Средних' пушек, для поражения живой силы противника, а не только осадных орудий для штурма крепостей. Для этого, к неудовольствию Ахмед-паши, сняли часть пушек с галер, так как полевых пушек в османской армии почти не было. Но для пушек нужен порох, для массового использования пушек нужна масса пороха. Оказалось, что в Османской империи пороха очень мало для такой войны. Ну и Синан-паша, пользуясь властью, выгреб все запасы пороха для своего похода, в том числе и из гарнизона столицы — Костантинийэ. Это уже к неудовольствию Исхака бин Ибрагима — мухафиза — командира гарнизона, ответственного за оборону столицы и Босфора.
