— Ты имеешь в виду то, что я уже сделал, — с горечью сказал Кэйлеб. Затем он расправил плечи и глубоко вдохнул. — Но кто бы это ни сделал, ты прав. Проблема в том, что, похоже, мы мало что можем сделать.
Мерлин попытался придумать, что бы такое сказать, но мало что смог. Уцелевшие галеоны уже развивали максимальную скорость, изо всех сил продвигаясь по Колдрэну при устойчивом ветре с востока на северо-восток со скоростью почти десять узлов. Возможно, они смогли бы выжать немного больше скорости из некоторых кораблей, но перестроенные из торговых суда имели типичные для них корпуса большой вместимости. Они, как правило, были короче и объемистее, чем военно-морские галеоны — особенно конструкции Оливира, такие как "Дреднот". Они уже несли практически весь холст, который у них был, просто чтобы остаться наравне со своими специально построенными спутниками. Если бы флот попытался плыть быстрее, это могло бы произойти только за счет того, что он оставил бы позади свои более медленные корабли. И в любом случае это, вероятно, сократит общее время прохождения не более чем на день или два.
— Если бы только отец знал об этом, — тихо сказал себе Кэйлеб, снова мягко, но ритмично ударяя кулаком по ладони. — Если только...
Его руки внезапно перестали двигаться, и голова снова поднялась, его глаза остановились на Мерлине в тускло освещенной спальной каюте.
— Ты можешь сказать ему? — тихо спросил он, и Мерлин замер.
Он оглянулся на молодого человека, сидящего на койке, и его мысли, казалось, полностью остановились.
— Кэйлеб, я... — начал он, затем остановился.
Как много Кэйлеб действительно был готов принять в нем? Принц уже сделал гораздо больше, чем Мерлин когда-либо охотно показал бы ему, но где были пределы гибкости Кэйлеба? Он мог полушутя называть Мерлина своим "волшебником", и он мог принять более чем человеческую силу и дальновидность Мерлина. Возможно, он даже осознал неизбежность столкновения между его королевством и коррумпированными людьми, стоящими у власти в Храме. Но он все еще был сэйфхолдцем, все еще чадом Церкви Ожидания Господнего, и именно по этой причине он был так зол из-за коррупции, поразившей ее. И он все еще с рождения был погружен в веру в то, что Пей Шан-вей была матерью всего зла и что ангелы, которые впали во зло вместе с ней, стали демонами, полными решимости соблазнить человечество последовать за жаждой Шан-вей к запретному знанию и обречь его на вечные муки.
— Вы действительно хотите, чтобы я ответил на этот вопрос? — спросил он после долгого, неподвижного молчания. Кэйлеб начал отвечать, но Мерлин поднял руку. — Сначала подумайте, Кэйлеб! Если вы спросите, и я отвечу на это, вы никогда не сможете отказаться от этого вопроса.
Кэйлеб смотрел на него, наверное, три удара сердца, затем кивнул.
— Я хочу, чтобы ты ответил на него, — твердо сказал он.
— Тогда ладно, — так же спокойно ответил Мерлин. — Ответ — да. — Выражение лица Кэйлеба начало расцветать от облегчения, и он снова открыл рот, но Мерлин покачал головой. — Я могу сказать ему об этом этой же ночью, даже если он находится за четыре тысячи миль отсюда, — продолжил он, — но только физически подойдя к нему.
Рот Кэйлеба захлопнулся.
В спальной каюте снова воцарилась тишина. Напряженная, поющая тишина, усиливаемая, но не нарушаемая фоновым шумом воды, плещущейся вокруг корпуса, булькающими пузырями кильватерного следа под открытыми кормовыми иллюминаторами, скрипом такелажа и обшивки корпуса и случайным звуком руля.
— Ты можешь пойти к нему? — наконец сказал Кэйлеб.
— Да, — вздохнул Мерлин.
— Мерлин, — сказал Кэйлеб, пристально глядя на него, — ты все-таки демон?
— Нет. — Мерлин так же спокойно ответил на его взгляд. — Я не демон, Кэйлеб. И я не ангел. Я говорил тебе это раньше, в Кингз-Харбор. Я... — Он покачал головой. — Когда я сказал тебе тогда, что не могу тебе этого объяснить, я имел в виду, что буквально не могу. Если бы я попытался, это потребовало бы... концепций и знаний, которых у вас просто нет.
Кэйлеб смотрел на него в течение пятнадцати бесконечных, напряженных секунд, его глаза сузились, и когда он заговорил снова, его голос был очень мягким.
— Будет ли это знание нарушать Запреты? — спросил он.
— Да, — просто ответил Мерлин, и если бы он все еще был существом из плоти и крови, он бы затаил дыхание.
Кэйлеб Армак сидел очень, очень неподвижно, пристально глядя на существо, которое стало его другом. Он долго сидел так, а потом встряхнулся.
— Как ты можешь говорить, что стоишь за Свет, когда само твое существование нарушает Запреты?
— Кэйлеб, — сказал Мерлин, — я уже говорил раньше, что никогда не лгал вам, даже когда был не в состоянии сказать всю правду. Я и сейчас не буду вам лгать. И если все еще есть вещи, которые я просто не могу объяснить, я могу сказать вам вот что: сами Запреты — ложь.
Кэйлеб резко вдохнул, и его голова откинулась назад, как будто Мерлин только что ударил его.
— Запреты были даны Самим Богом! — сказал он, его голос стал резче, и Мерлин покачал головой.
— Нет, не были, Кэйлеб, — сказал он. — Их изложила Джво-дженг, а Цен Джво-дженг была архангелом не больше, чем я.
Кэйлеб снова вздрогнул, и его лицо побледнело. Глаза Мерлина — "его искусственные глаза" — могли видеть это ясно, несмотря на тусклый свет.
— Как могут Запреты быть ложью? — хрипло потребовал принц. — Ты хочешь сказать, что Бог солгал?
— Нет, — снова сказал Мерлин, — Бог не лгал. Солгала Джво-дженг, когда заявила, что говорит от Его имени.
— Но...
Кэйлеб замолчал, уставившись на Мерлина, и Мерлин протянул правую руку, сложенную чашечкой ладонью вверх.
— Кэйлеб, вы знаете, что люди, которые в настоящее время правят Храмом, коррумпированы. Они лгут. Они берут взятки. Они используют Запреты, чтобы вымогать деньги у людей, которые пытаются внедрять новые идеи, или у людей, которые хотят, чтобы новые идеи подавлялись. Вы сами сказали мне, стоя на вершине цитадели с Рейджисом, что викарии больше озабочены своей светской властью, чем спасением душ. Они готовы уничтожить все ваше королевство, сжигать ваши города, убивать и терроризировать ваших подданных, когда вы не сделали ничего плохого! Неужели для вас так непостижимо, что другие люди также использовали Бога и искажали Его замысел в своих собственных целях?
— Мы не говорим о "людях", — сказал Кэйлеб. — Мы говорим о самих архангелах!
— Да, это так, — признал Мерлин. — Но существа, которые называли себя архангелами, не были ими, Кэйлеб. Они были людьми.
— Нет! — сказал Кэйлеб, но уверенность в его голосе дрогнула, и Мерлин почувствовал слабый проблеск надежды.
— Если вы хотите, я могу показать вам доказательство этого, — мягко сказал он. — Не сегодня, не здесь, но я могу показать это вам. Вы видели, что я могу делать — некоторые из вещей. Мужчины и женщины, которые утверждали, что они архангелы, могли делать то же самое, и они использовали эту способность, чтобы притворяться божественными существами. Я могу доказать вам это, если вы позволите мне. Проблема, Кэйлеб, в том, что если ваша вера в ложь, которой вас учили всю вашу жизнь, слишком сильна, вы не поверите ни одному доказательству, которое я мог бы вам показать.
Кэйлеб сидел неподвижно, его челюсти были плотно сжаты, а плечи ссутулились, словно он пытался отразить удар. И затем, медленно — так медленно — его плечи немного расслабились.
— Если ты действительно демон, несмотря на то, что ты говоришь, — сказал он наконец, — тогда ты уже соблазнил меня стать проклятым, не так ли? — Ему действительно удалось криво улыбнуться. — Я уже несколько месяцев знал, что ты больше, чем смертный, и использовал тебя и твои способности в своих собственных целях и против князей Церкви. И это определение ереси и отступничества, не так ли?
— Полагаю, что это так, — сказал Мерлин, его голос был настолько нейтральным, насколько он мог это сделать. — По крайней мере, в глазах нынешнего руководства Храма.
— Но тебе не нужно было говорить мне, что ты можешь предупредить отца, так же как тебе не нужно было спасать тех детей в Кингз-Харбор. Или чтобы спасти Рейджиса от Калвина. Или чтобы привести меня к галерам Мэйликея, или в Крэг-Рич.
— Полагаю, что нет. Но, Кэйлеб, если бы я был демоном, который хочет соблазнить вас на вечные муки, я бы сделал это, взывая к вашему желанию, вашей потребности защитить людей и королевство, которые вы любите. Вы не Гектор и даже не Нарман. Я не мог воззвать к вашей жадности, вашей жажде власти, поэтому я бы соблазнил вас добротой вашего собственного сердца, вашим страхом за то, что вас так глубоко волнует.
— И, вероятно, сказав мне, что ты сделал бы именно это, исходя из предположения, что я поверю, будто это доказывает, что ты этого не делал, — сказал Кэйлеб, кивая с той же кривой улыбкой. — Но ты упустил мою мысль. Возможно, ты демон, или, во всяком случае, то, что в Писании называется демоном. И, возможно, ты соблазнил меня. В конце концов, ты всегда говорил отцу и мне, что используешь нас в своих собственных целях. Но если ты соблазнил меня на вечное проклятие моей души, Мерлин Этроуз, то так тому и быть, потому что ты никогда не просил меня сделать ни одной вещи, которая не была бы тем, чего хотел бы от меня справедливый и любящий Бог. И если Бог Писания не справедливый и любящий Бог, тогда он тоже не мой.
Мерлин откинулся на спинку стула, пристально глядя на молодого человека перед собой. Молодой человек, понял он, который был еще более необычным, чем Мерлин полагал.
— Кэйлеб, — сказал он наконец, — сомневаюсь, что на вашем месте смог бы выйти за рамки всего, чему меня учили, так, как только что сделали вы.
— Не знаю, действительно ли я сделал это, — ответил принц, пожимая плечами. — Ты говоришь, что можешь доказать то, что сказал, и когда-нибудь я заставлю тебя проделать это. Но сейчас я должен принимать решения, делать выбор. Я могу сделать их только на основе того, во что я верю, и я верю, что ты хороший человек, кем бы ты еще ни был. И верю, что ты можешь предупредить моего отца.
— И как, по-твоему, отреагирует твой отец, если я внезапно просто появлюсь на борту его флагмана в четырех тысячах миль отсюда? — иронично спросил Мерлин.
— Не знаю, — сказал Кэйлеб, затем внезапно ухмыльнулся, — но я бы очень хотел увидеть выражение его лица, когда ты это сделаешь!
.IV.
Колдрэн
Мерлин Этроуз лежал, вытянувшись и покачиваясь на волнах, пока плыл на спине, наблюдая за луной.
Где-то за его пальцами ног, невидимые с его нынешнего положения на уровне воды, КЕВ "Дреднот" и его спутники продолжали свой курс, не подозревая, что один из членов их экипажей пропал без вести. Хотелось бы надеяться, что так оно и останется.
Это, — философски подумал он, глядя на звезды, — вероятно, самый... глупый поступок, который я когда-либо совершал. Может быть, кроме кракенов, во всяком случае. Независимо от того, насколько хорошо Кэйлеб воспринял это, невозможно сказать, как отреагирует Хааралд.
Тем не менее, с самого начала он не мог придумать никакого альтернативного курса действий, который давал бы больше шансов на выживание Хааралда.
С хладнокровной точки зрения, теперь, когда у него была возможность подумать обо всем немного больше, для долгосрочного выживания Чариса, вероятно, не имело значения, что случилось бы с королем Хааралдом и его галерами. То, что Кэйлеб и сэр Доминик Стейнейр уже сделали с одним галерным флотом, ясно показывало, что они могут сделать то же самое с другим, если потребуется. Особенно с тем, который собирался понести собственные потери — серьезные потери, — если он попытается нанести удар по королевскому чарисийскому флоту. Так что даже если бы Блэк-Уотеру удалось получить контроль над морем Чарис и бухтой Рок-Шоул, это было бы лишь временное владение, длящееся ровно столько, чтобы Кэйлеб смог вернуться домой и восстановить собственный контроль. И как бы сильно смерть Хааралда ни повредила правлению Чариса, Мерлин был уверен в пригодности Кэйлеба для принятия короны, особенно с Грей-Харбором и Уэйв-Тандером в качестве его советников.
Но в то время как Чарис мог пережить смерть короля Хааралда, Мерлин обнаружил, что он не был готов согласиться с этим. Или увидеть, как вынужден будет сделать это Кэйлеб. Не без того, чтобы сделать все, что в его силах, чтобы предотвратить это.
Это было странно, — размышлял он, поднимаясь на волне достаточно высоко, чтобы увидеть вдали огни одного из галеонов, — но когда он впервые решил превратить Чарис в необходимый ему инструмент, ему и в голову не приходило, насколько близко он может подойти к самим чарисийцам как к людям, о которых он заботился. Хааралд Армак был не просто королем Чариса; он также был другом Мерлина Этроуза и отцом другого, еще более близкого друга, а человек, который когда-то был Нимуэ Элбан, потерял слишком много друзей.
Это в первую очередь настоящая причина, по которой я позволил Кэйлебу "уговорить меня", сказав ему, что я мог бы сделать это? Или, — он нахмурился, когда ему в голову пришла другая мысль, — потому, что я так одинок? Потому что мне нужно, чтобы кто-то знал, что я пытаюсь сделать? Как далеко я на самом деле от дома? Эти люди могут быть моими друзьями, но никто из них не знает, кто — или что — я на самом деле. Есть ли у меня какая-то подсознательная потребность знать, что кто-то, кто считает меня другом, знает правду — или, во всяком случае, столько правды, сколько он может понять — обо мне?
Возможно, он так и сделал. И, возможно, эта потребность была опасной брешью в его броне. Независимо от того, как могут отреагировать Кэйлеб или даже Хааралд, подавляющее большинство жителей Сэйфхолда, даже в Чарисе, действительно сочли бы его исчадием Ада, если бы узнало хотя бы десятую часть правды о нем. И если бы это произошло, все, что когда-либо было связано с ним, было бы запятнано, отвергнуто с ужасом. Итак, в конечном счете, если он позволил своей потребности в дружбе побудить его раскрыть правду кому-то, кто не был готов ее принять, или просто кому-то, кто мог непреднамеренно проговориться, все, чего он достиг до сих пор — и все люди, которые погибли на этом пути, и которым все равно предстояло умереть — погибли бы ни за что.
Все это было правдой. Он знал это, но не был готов подвергать себя психоанализу в попытке проанализировать свою мотивацию, даже если предположить, что ПИКА был подвержен психоанализу. Потому что, в конце концов, это не имело значения. Каковы бы ни были причины этого, это было то, что он должен был сделать. Что-то, чего он не мог не сделать.
Он поднялся на вершину очередной волны. На этот раз огни не виднелись, и он мысленно удовлетворенно кивнул, проверяя визуальные изображения, передаваемые с зависшего над ним разведывательного скиммера. Флот двигался с хорошей скоростью, неуклонно удаляясь от него все дальше, пока он плыл один в необъятности моря.
Он обнаружил, что незаметно вытащить кого-то с переполненного, тесного парусного судна было лишь ненамного проще, чем незаметно доставить того же человека на переполненную, тесную галеру. Тот факт, что сейчас взошла полная луна, только усложнял задачу.
