Грип Галас смотрел вслед бывшему господину. Потом беспомощно схватился рукой за бок.
Хиш подскочила и взяла его за руку, поддержав — кажется, старик готов был упасть.
— Проклятый дурак, — пробормотала она. — Думала, ты его знаешь.
Здесь лес испортился. Остались голые стволы-скелеты среди болотных трав, гнилые колоды в моховых одеялах. Черная вода окружала рощицы, повсюду торчали островки с травой и камышами. В воздухе несло гнилью, жужжала мошкара. Они встали на краю провалившейся земли, устав бежать с юга. Дюжина костров едва курилась, в огонь бросали зеленую траву, чтобы дымом отгонять насекомых. Нарад сидел у костра, промывая глаза водой.
Они стали вереницей преступников, а он замыкал линию, последний среди жалких отбросов цивилизации. Кричащее уродством лицо закопчено, искусано мухами, грязно. Он ощущал себя здесь как дома. Только вот компания неподходящая.
К ним прибивались другие. С запада пришла рота под командой капитана Халида Беханна, при нем красивая женщина Тат Лорат с дочерью Шелтатой Лор. Солдаты рассказали о резне в монастыре и разграблении Абары Делак. А сейчас с юга прискакала другая группа; завидев ее, соседи Нарада похватали оружие, поправили шлемы. Наконец-то, услышал он, приехал капитан.
Есть разные виды любопытства, понял Нарад, вместе со всеми вставший и следивший за всадниками. Увидеть лицо за именем, когда имя связано с рассказами о подвигах — вот чистое любопытство. Но и лицо монстра вызывает своего рода восхищение или шок узнавания: ведь в одном лице можно различить все лица или, скорее, видя чужое лицо, можно вообразить и свое... Нарад не знал, какое любопытство тянет его увидеть Скару Бандариса, но знал, что приехавшего ждет быстрое преображение.
После бегства, после убийств на месте свадьбы Нарад начал украдкой примеривать соседям-солдатам черты трупов. Воображал их лежащими на земле, без жизни, лица заморожены смертью. Может, это была лишь игра, а может, посул или даже молитва. Ему хотелось, чтобы все они умерли. Хотелось взглянуть в глаза хохотунов и увидеть мужчин и женщин, которым больше не до смеха. Хотелось узреть жест судьбы, усмехнуться в лицо любому, не ожидая ответной насмешки и вызова.
Во главе отряда подскакал капитан Скара Бандарис, резко остановил взмыленную лошадь. Нарад уставился в мужское лицо, торопясь приладить маску мертвеца.
Но увидел лишь ослепляющую ярость.
— По чьему приказу?!
Столпившиеся было вокруг солдаты отпрянули.
Что-то яркое, вроде пламени, вспыхнуло в Нараде.
Скара Бандарис спешился. Пошагал прямиком на сержанта Редас. — Кто твой офицер и командир, сержант? Отвечать!
— Вы, сир.
— Какие приказы я тебе оставил?
— Мы должны были ждать вас в лесу. Но, сир, лейтенант Инфайен Менанд привезла приказы от капитана Хунна Раала.
Лицо Скары отображало полное непонимание. — Хунн Раал приказал Легиону убить лорда Джаэна и его дочь? Забрать жизни знатных гостей на свадьбе? Хунн Раал приказал тебе натравить солдат на Энесдию? Изнасиловать ее на камне очага и бросить умирающую? На камне, даре лорда Аномандера брату? А можно ли посмотреть приказы, сержант? Лично разглядеть печать Хунна Раала?
Редас побелела. — Сир, лейтенант Инфайен, принесшая слово капитана Хунна Раала, она приняла командование. Я солдат Легиона Урусандера. Я следую приказам вышестоящих.
— И где теперь Инфайен?
— На востоке, сир. Едет к командующему Урусандеру.
Подошел капитан Халид Баханн, они с Тат Лорат вели между собой мужчину без ноги, едва ковылявшего на костылях по неровной почве. Нарад много раз смотрел на Халида и нашел, что его лицо очень легко вообразить неживым — вся наглость куда-то пропала. Какое чудное видение... Халид Баханн был негодяем, чему доказательством и поведение, и опухшие черты. Такие лучше всего выглядят мертвыми.
— Скара, старый дружище, привет, — начал Халид. — Думаю, кое-кто просчитался. Тут мы с тобой согласны. Перед нами вызов: уменьшить ущерб, обратив на пользу нашему делу.
Скара смотрел на него равнодушными глазами. — Наше дело, Халид, — сказал он неожиданно спокойно. — Напомни-ка о нашем деле. Хочу, чтобы список благородных подвигов огласили погромче. Будь логичен в его составлении, снова подними нас в царство добродетелей. Но молю, старый дружище, начни с самого низа, там, где кровь меж ног юной женщины.
Улыбка Халида пропала.
Не ожидая ответа, Скара продолжал: — Не понесешь ли нас выше, не обращая внимания на эти пятна? К заложнику, убитому на защите той женщины, зарубленному не в честном поединке, но приколотого к земле словно бродячий пес? Потом к старику, отцу и герою войн с Форулканами, умершему на пороге дома зятя? — Он говорил громко, с нажимом, и голос проносился над лагерем, ударяясь о молчаливых солдат. — Погоди же. Добавим еще ступеньку к лестнице нашего дела. Горничная, рука отрублена. Девица, ставшая жертвой неравенства, кое мы так презираем. И домовые клинки, едва вооруженные, уложенные ради нашего дела на ковер из потрохов и мятой травы. — Он воздел руки, словно охваченный негодованием оратор. — Но здесь мы заново видим знаки тропы, ведущей Хунна Раала к справедливости! Обгорелые трупы отрицателей в лесу! Как же их ведьмы разжирели на наших подаяниях, верно? А детки показывали неподобающую роскошь, надев наши обноски. Расскажи нам, Халид Беханн, о чистоте нашего дела. Расскажи, как выбор веры разделил королевство, которое мы клялись защищать, и назови причины встать на твою сторону. Занеси список на столпы дыма, что позади меня, и растяни на все небо...
— Кончай болтать! — рявкнула Тат Лорат. — Наступит справедливость для Легиона Урусандера, когда он будет стоять один! Нужно бить первыми, Скара, чтобы разделить оставшихся врагов.
Он обернулся к ней, усмехаясь. — Разделить? Кто-то верит, что разбросав немногие трупы отрицателей, мы оставили ложный след? Лорд Джаэн был мастером клинка, но не мог сравниться с Крилом Дюравом. Он-то убит отрицателями? Пал от множества ударов, нанесенных тренированными, умеющими обращаться с мастером клинка солдатами. Принимаете лорда Аномандера за глупца?
— Он такой всего один, — сказал Халид Беханн, успевший за краткий миг невнимания вернуть себе наглость. — План был дурно задуман, но мы же знаем, Скара: трезвость покидает нас в разгар резни. Да, это печально. Но будут и другие преступления с обеих сторон, прежде чем всё кончится, и ты глуп, если думаешь иначе.
— О, я точно глуп, — отозвался Скара. Вернулся к лошади и влез в седло. — Но я здесь заканчиваю. — Он обернулся, глядя на солдат, что сопровождали его с Харкенаса. — Оставайтесь здесь и деритесь рядом с товарищами, если хотите. Я же отказываюсь от командования и чина в Легионе Урусандера.
Тат Лорат засмеялась: — Беги же в Оплот Седис, забери с собой всех трусов. Не я ли предостерегала тебя, Скара, от дружбы с братом Аномандера? Будь уверен, белокожий уродец уже пустился по следу, сердце пылает местью. — Она покачала головой. — Останешься в стороне? Такого выбора уже нет, Скара. Ни для кого, а особенно для тебя.
Нарад заметил, что некоторые собирают вещи, явно решив поехать с беглым капитаном. Помешкал — и сам начал собираться.
Тат Лорат возвысила голос. — А если тебя не найдет Сильхас Руин, однажды найдет Легион. Я обещаю. Ты знаешь, что командующий Урусандер делает с дезертирами.
Большая часть собиравшихся солдат замерла, многие побросали вещевые мешки.
Скара Бандарис увел свою группу из лагеря назад, по речной дороге. Следом потекла жидкая колонна догоняющих . Нарад был среди них. Впереди он увидел капрала Бурсу. Сержант Редас осталась сзади, но он унес в памяти ее лицо. Мертвое, никогда уже эти губы не пошевелятся, не дадут форму словам. Никогда она не скажет: "Всё хромаешь, Жижа?" и никогда не зашагает среди дыма и пламени, забыв несправедливости, учиненные ею и товарищами из Легиона Урусандера.
Мертвое лицо увидел он мысленно, а когда вернулся еще назад, повиснув над ней злобным духом, увидел ее простертой на камнях, ноги широко раздвинуты и кровь течет ручьем.
Видение должно было вызвать содрогание, но он не ощутил ничего.
"Не от моей руки, сержант".
Слова Скары Бандариса все еще отзывались в душе. Презрение его утешило. Негодование стало отзвуком должного судилища, и если сам Нарад попался на крючок... что же, разве он не заслужил?
Вскоре капитан остановился, поджидая новоприбывших. За его спиной была большая дорога и река.
Скара сказал: — Здесь будем отдыхать. Но не так долго, как хотелось бы. Было бы лучше вам попросту рассыпаться, найдя отдаленные убежища. Я буду ждать в Оплоте Седис и, если Сильхас Руин меня найдет, драться не буду. Нет, я стану на колено, склоню шею и буду ждать касания клинка. Я вам это говорю в надежде, что вы поймете: рядом со мной не найти безопасности.
И тут же несколько всадников развернулись и поскакали обратно.
Сцена казалась горькой и волнующей.
Взгляд капитана упал на Нарада. Офицер нахмурился. — Не знаю тебя.
— Что ж, — отозвался Нарад, — в том моя единственная надежда.
Капрал Бурса кашлянул. — Мы подобрали его в лесу, сир.
— Ручаешься за него, капрал?
Внутри Нарада все сжалось. Снова ощутил он под собой лежащую женщину и услышал смех над собой, неловким. Смех обрушивался жгучим ледяным дождем.
Бурса сказал: — Он выполнял приказы, сир, мы считаем его за своего.
— Отлично. — Взгляд Скары Бандариса переместился. — К Оплоту Седис ведет долгий подъем и всякого заметят за полдня. У вас будет время сбежать на север, к тракту Джелеков. Я был бы рад встретить судьбу в одиночестве.
Кто-то сказал: — Мы поскачем с вами, сир.
— До Седиса?
— Да, сир.
Скара Бандарис послал солдату кривую, горькую улыбку. — Дураки наслаждаются компанией, друзья.
"Жрица, сделай из своего поклонения бестрепетное приятие непознанного и даже непознаваемого. Принимая и обожая тайну, мы успокоим осадивший нас хаос, пока море не станет гладким зеркалом, готовым честно отражать всё сущее".
Слова богини едва ли могли претендовать на роль священного писания. Эмрал Ланир сидела в личной комнате, чувствуя себя брошенной. Отослала жриц и осталась наедине с мутным отражением, столь недвижным в зеркале. Как и подобает любому служителю, она клялась в преданности, смутно надеясь на ответные дары и ныне, когда откровенные слова обнажили суть односторонней сделки, которая есть вера, ей не хотелось никого обманывать. Пусть все неотчетливое и непонятное остается в зеркале, благословенно размытом. Она же пойдет дальше.
Но лицо ее так и не стало "честным отражением".
Какая ирония: слова Аномандера отказались верными. Юная красота выносит откровение света, тогда как теряющая краски старость ищет темноты; и две верховные жрицы поистине заняли правильные стороны. Эмрал было горько понимать, какую сторону она избрала и почему не было иного выхода. Темнота хотя бы скрывает вечно. В грядущие столетия у Синтары появятся поводы проклинать откровения света.
Но сейчас они противостоят одна другой, готовые вступить в битву, в коей не может быть окончательного победителя. Умрет одна — вторая потеряет символический смысл. "Не добавить ли пару истин в скромное писание? Возможно, заметку на полях, не так элегантно написанную, торопливо и с сожалением.
Если святые слова не дают ответа отчаянию, какое в них благо? Если откровенные истины не сулят искупления, разве не равны они проклятиям? И если искупление не найти в смертном мире, все мы склоняемся к бездействию, к равнодушию. Обещаешь душе награду, зарытую среди гипотез? Мы обречены всю жизнь тянуться, но никогда не коснуться? Должны грезить и надеяться, но так и не познать?
"Сделай из своего поклонения бестрепетное приятие непознанного и даже непознаваемого".
Подобная преданность не обещает наград. Делает любое положение униженным и одиноким. Откровение сулит вакуум, вера обречена тонуть. Но вдруг она желала дать именно такое откровение: внутри мы — свет, но снаружи лишь тьма?
Синтара, мы враждебно переглядываемся. Но если и это лишь обман профанов?"
Хмурясь, она потянулась к странице. Пришло время увертюры, решила она...
Звук торопливых шагов, стук в дверь. Она вздрогнула, вскочила, оправляя одежду. — Войдите.
Удивительно, но там была не жрица, а историк Райз Херат.
— Верховная жрица, прошу, идите за мной.
— Куда?
— Во двор. Заклинание уже творится.
— Что?
— Прошу, — сказал он. — Эмрал, там темнота, непроницаемая тьма, и... — он помялся, — Верховная Жрица, тьма истекает кровью.
Шагая к выходу, Синтара расслышала слабые вопли, а также грубые окрики — кто-то во дворе пытался успокоить панику. — Историк, — сказала она, — это вполне может быть волшебством Матери Тьмы и бояться нечего.
— Ваше явление и соответствующие уверения могут вызвать такие мысли, верховная жрица, — отозвался Райз. — Потому я вас и отыскал.
— Но вы не верите, что это от Матери?
Он глянул на нее, бледный и осунувшийся. — Подходя к двери, я надеялся — признаю — услышать спокойный ответ на принесенную новость.
— Но не услышали его.
Он тряхнул головой.
Они вышли наружу. Тисте отступали перед явлением, показавшимся в середине двора; от входа в Цитадель уже не было видно ворот, скрытых неизмеримым мраком. Это пятно висело в воздухе, черное и клубящееся, выпускало гладившие мостовую щупальца. Эмрал смотрела и видела: оно растет, сочится, скрывая надвратные башни, помосты с пригвожденными к месту дом-клинками.
Разноголосица начала стихать, словно обманчивое спокойствие Эмрал навело тишину.
Явление не издавало звуков, но сочилось холодом — тем же, что ощутим в Палате Ночи. Эмрал смотрела, гадая, действительно ли Мать Тьма начала заклинание. Но ради чего?
В этот миг сгустившихся сомнений конная фигура быстро выскакала из тьмы. Огромный мужчина в доспехах резко натянул удила боевого жеребца, искры заплясали под подковами. Остановился он прямо пред Эмрал и Райзом Хератом.
Она заставила себя выдохнуть. Темное явление быстро уменьшалось за спиной всадника.
Историк поклонился.— Консорт, с возвращением.
Лорд Драконус спешился. Холодом веяло от его плеч, блестел иней на сапогах и доспехах. Он стянул перчатки. — Верховная жрица, — сказал он, — ты мне нужна.
— Консорт?
Он указал на здание за ее спиной. — Она знает, что я вернулся. Я обещал дар, а ты должна быть со мной.
— В каком качестве?
— Как Первая Дочь Ночи.
— Не ношу такого титула.
Он приближался. — Отныне носишь, — ответил он, проходя мимо к входу в Цитадель. Эмрал двинулась следом, за ней Райз Херат.
Лорд Драконус вошел в Великий Зал и замер в середине величественного помещения. — Очистить зал! — приказал он.
Спокойный здоровяк, прежде знакомый Эмрал, словно преобразился. Аура власти была ощутимой. Тяжелый взор упал на нее. — Верховная жрица, отыщи пустоту внутри. Отдай волю зрения Матери Тьме, чтобы она узрела мой дар.
— Консорт, не знаю, как это сделать.
— Потому что никогда не пыталась. Смотри же на меня, а в душе пинками открывай дверь веры.