Помурыжив нас, толпа с разочарованными минами свалила восвояси вместе с иглометом, который, я подозревал, уже не увижу никогда. Перед уходом комендант полиции заявил, что до выяснения всех обстоятельств дела нам запрещено покидать Кобэ-тё. На лодыжки нам нацепили следящие браслеты, после чего нас наконец-то оставили в покое и вернули в палаты. Я уже начал привыкать, что больница на Терре является для нас логичным завершением любого крупного приключения, так что не особо и стремился обратно в дормиторий. Тем более что оставалось неясным — позволят нам остаться в нем еще хоть ненадолго или нет. Имея приличный запас долларов, мы могли без проблем переехать в любую местную гостиницу, но тратиться без нужды не хотелось. Тем более что и о директорских стипендиях наверняка можно забыть. Ну, полицейскую охрану убрали, и то хорошо.
Мы с Леной вяло обсуждали такого рода проблемы, когда к нам явились новые посетители. Директор школы прислал — еще на школьный адрес, поскольку фальшивые школьные айди продолжали действовать — вопрос, можно ли поговорить с нами прямо сейчас. Мы отоспались днем, так что с готовностью согласились: лучше услышать неприятные известия сразу, а не оттягивать на потом.
Директор явился в сопровождении Мотоко. За ними увязались также остальные чики нашего дормитория, но их в больницу не пустили: как оказалось, первый этаж оккупировали армейцы, стерегущие то ли нас, то ли четырех якудза в отделении интенсивной терапии (остальных увезли вертолетами в Хиросиму, кого в больницы, а кого в тюрьму, или где там террики содержат пленников). Посетителей пускали лишь в виде большого исключения, и я лишь смог помахал нашим подружкам из окна. Директора и Мотоко провели к Лене в палату, и туда же явился я. Я впервые увидел старосту нашего класса в одежде, отличной от школьной, фехтовальной и спортивной формы. Сейчас она носила строгую одежду — серый жакет поверх белой блузки и серую юбку ниже колен — и выглядела суровой и минимум на три вгода старше. Из-под юбки, однако, несмотря на всю ее длину, на левой ноге выглядывал краешек пластыря. Высокий воротник блузы не до конца скрывал темные пятна синяков на шее, где ее стискивали пальцы Торадзимы.
— Отлично выглядишь, Мотоко, — я слегка улыбнулся ей, присаживаясь на край кровати и прислушиваясь к жужжанию сервомоторов. Кажется, их тон слегка изменился — или я успел отвыкнуть и сейчас домысливаю? — Приветствую мано. Кэйтаро-сан, мы с Леной сразу хотим принести извинения за все случившееся. Наша вина. Мы не ожидали, что за нами устроят такую погоню, и вовсе не хотели, чтобы пострадал кто-то еще. Гомэн насай. Мосивакэ аримасэн дэста.
Я поклонился настолько низко, насколько позволяла сидячая поза.
— Мы понимаем, что доставили мано — и всей школе — огромные неприятности, — добавила Лена. — Сумимасэн. Нам запрещено покидать Кобэ-тё, но мы больше не появимся в школе. И из дормитория выедем.
— Ййэ... — директор с явной неловкостью почесал в затылке и оглянулся на Мотоко. Та решительно кивнула. — Честно говоря, я хотел попросить вас о совершенно ином. Я разговаривал с Морихэи Макото-сама. Он ужасно шокирован произошедшим, но просил меня не держать зла. Мэр-сама сейчас занят, разбираясь с последствиями налета, но обязательно встретится с вами. Э-э... Аояма-сан?
— Хай, Кэйтаро-сан, — кивнула Мотоко. — Мы обсудили... ну, в дормитории... В общем, если кто-то узнает, что вы скрывались в школе от погони, плохо станет всем. Кэйтаро-сан уволят, мэр-сан вынужденно подаст в отставку, родители начнут забирать учеников из школы, и вообще репутация и города, и школы окажется сильно подорвана.
Я молча кивнул, чувствуя себя все более паршиво. Втянуть сколько людей в неприятную историю только из ребяческого желания натянуть нос Стремительным? Нам ведь не грозила никакая опасность, но мы навлекли ее не только на себя, но и на других. На детей, что самое скверное.
— Мы придумали, — продолжала девушка, — что можно подать историю совсем иначе. Вы прилетели на Землю, чтобы познакомиться с ниппонским обществом и древними красивыми традициями. Обязательно говорите, что именно с нашими традициями, в Ниппоне всем понравится. В Хиросиме вы случайно встретились с мэром-сан Кобэ-тё. Поскольку город известен своей приверженностью к истории, мэр-сан предложил вам пожить здесь, чтобы лучше понять нашу культуру. Директор-сан, хороший знакомый мэра-сан, решил поддержать идею и пригласил вас в школу, чтобы вы рассказали ученикам о культуре и обычаях жителей пояса астероидов. А перед тем он разрешил вам какое-то время изображать простых учеников, чтобы вы лучше поняли земную жизнь и сообразили, что именно окажется нам интереснее всего. Планировалось, что вы проведете цикл лекций перед летними каникулами, но тут вас якудза решили похитить вас ради выкупа. Ну и... все, в общем.
— Мотоко, а ты рассказала Кэйтаро-сан о том, почему мы здесь на самом деле? — поинтересовалась Лена.
— А-а... нет, — Мотоко потупилась, но в остальном выдержала подозрительный взгляд директора. — А надо?
— Пожалуй что нет. Хм... Алекс? Хина?
"Очень хорошая легенда, если ее публично поддержат официальные лица", — отозвалась Хина текстом в наглазниках.
— Мне нравится идея, — согласился я. — Спасибо, Мотоко. Ты настоящая умница.
Девушка потемнела от смущения.
— Набики-тян придумала, — тихо сказала она. — И Марико-тян. Я только предложила директору-сан.
— Значит, вы все умницы.
— А ты еще и дурочка! — Лена грозно нахмурила брови. — Мы с Алексом очень признательны, что ты решила нас защитить, но кто же в одиночку бросается с палкой на кучу людей со скорострельным огнестрелом? Чего ты хотела добиться? Неужто победить рассчитывала?
Мотоко на мгновение закусила губу.
— Настоящий воин не думает о шансах на победу, — все так же тихо, но упрямо ответила она. — Он выполняет свой долг. Всегда.
— Ты не воин, Мотоко. И никогда им не станешь, к счастью. Ты славная девочка, но у тебя совсем иная судьба. Постарайся научиться рассудительности. И еще раз спасибо, мы очень ценим твое отношение.
— Кто бы говорил о рассудительности... — пробурчал я. — Не обращай на нее внимания, она сама думать толком не умеет. Однако, — я тут же спохватился, что разрушаю весь педагогический эффект, — бросаться на толпу с автоматами с одним только боккэном и в самом деле не стоит. Как бы мы себя теперь чувствовали, если бы тебя убили? Как бы от вины отмываться стали?
— Я... я не думала... — Мотоко потемнела еще сильнее.
— Знаю, заметил. Ты храбрая чика, но битвы не выигрывают лобовым натиском одиночки на армию. А, хватит нудить, — я усмехнулся. — Старикашкам типа нас только дай волю молодежь поучить, не остановишь потом. Кэйтаро-сан, вы готовы поддержать такую версию?
— Умм. Да.
— Отлично. Тогда прошу объяснить, какие именно действия вы ожидаете от нас.
— Это-о... — директор сдвинул наглазники на лоб и устало потер глаза ладонями. Я испытал новый укол вины, заметив, как устало он выглядит. — Наверное, ничего особенного. Если бы вы двое на самом деле могли бы рассказать ученикам, как люди живут в космосе... чем занимаются, как дома устроены... наверное, хватило бы. Две или три лекции. Финансовые условия... а-а, обговорим. Сможете?
— Да хоть десять, — пожала плечами Лена, ерзая в кровати, чтобы усесться поудобнее. — Даже без финансовых условий. Позволите пока в дормитории остаться, и мы квиты. Только позволят ли нам? Нам город запретили покидать. Могут и в тюрьму посадить. А из тюрьмы лекции читать не очень удобно.
— Не посадят! — решительно сказала Мотоко. — Я еду домой, как и планировала. Через полчаса уходит поезд в Хиросиму, а там пересадка на синкансэн, и еще через час я на месте. Я поговорю с о-тоо-сама. С отцом. Вы гайкокудзины, вы не знаете, насколько в Ниппоне важны личные связи. А о-тоо-сама их имеет очень много, в том числе в полиции и администрации губернатора Ниппона.
— Мотоко, — по возможности мягко сказал я, — ты не можешь знать, что твой отец поверит целой истории. Что он поддержит тебя. Что захочет связываться из-на нас с могущественными противниками. Не слишком надейся на семью.
Мотоко лишь упрямо сжала губы и вздернула нос. Я усмехнулся про себя. Подросткам свойственно верить в справедливость и рациональное устройство мира. Особенно — когда их воспитывали в древних традициях, никогда не существовавших в действительности. Воин, да уж. Путь воина, или бусидо, как его называют в Ниппоне. Думай только о чести и живи так, словно уже умер... Ну, может, и к лучшему, что она уезжает. Если нас собираются прибить окончательно, то сделают это в ближайший день-два. По крайней мере, Мотоко окажется далеко и не сможет встрять в драку снова.
— Хорошо, Кэйтаро-сан, — я перевел взгляд на директора. — Когда планируется первая лекция?
— Эт-то... Завтра занятия в школе отменены. Послезавтра тоже. Возможно, и в четверг. С заложниками работают психологи, которых везут со всего Ниппона. Кроме того, съезжаются родители, чтобы убедиться, что с детьми все в порядке. В городе не хватит гостиниц, придется занимать все свободные места в дормиториях и, возможно даже, размещать футоны в спортзале. В худшем случае занятия могут не возобновиться до конца следующей недели. Однако, думаю, мы можем устроить лекции и до того. Они послужат хорошим способом отвлечь детей от происшедшего.
— Замечательно! — с энтузиазмом заявила Лена. — Они и меня от происшедшего немного отвлекут. Завтра — слишком рано, и дети еще возбуждены, и невменяемые родители толпой набегут...
— Уже набежали... — вздохнул директор. — Больше ста человек приехало сегодня. И еще около трехсот прислали уведомления, что появятся завтра. Ох, Кэрри-сан-тати, почему Морихэи-сама не привез вас в какой-нибудь другой город?
— Наверное, потому, что не является мэром никакого другого города, — усмехнулся я. — Гомэн насай, Кэйтаро-сан. Если бы мы ожидали чего-то такого, то и сами бы сюда не явились. У мано есть идеи, как организовать лекции? У нас с Леной нет опыта... хм, выступлений перед массовой аудиторией. У внезов занятия редко проходят в группах более трех-четырех человек.
— Эт-то-о... нужно подумать. Аояма-сан появилась со своей идеей только час назад. Я попробую придумать какие-то планы сегодня ночью, завтра утром...
— Подожди, Кэйтаро-сан, — перебила Лена. — Мано не надо думать ни над какими планами, он и так вымотан до предела. Тем более мано мало что знает о нас. Мы справимся сами. Мотоко, ты на поезд не опоздаешь?
— Ой! — спохватилась наша староста. — Да, мне пора. Сэнсэй, я пойду, хорошо? Я вернусь послезавтра. А вы без меня лекции не начинайте, понятно? Я тоже послушать хочу.
В палату заглянула медсестра, вопросительно глянула на директора.
— Да-да, я помню о времени. Мы уже уходим, медсестра-сан, — поспешно сказал тот, поднимаясь со стула. — Аригато годзаимащта.
Он поклонился отдельно Лене и отдельно мне. Мотоко поклонилась нам обоим, и они вместе вышли.
— Прошу прощения чики! — окликнул я медсестру, пока та не исчезла.
— Хай?
— Можно навестить Сидо и Оксану? Их привезли вместе с нами. Сидо — такой седоусый мано, а Оксана парализована ниже пояса.
— Фуюки-сан находится в отделении интенсивной терапии. Он в сознании, но у него сотрясение мозга. Вас не пустят без разрешения сэнсэя, а он уже ушел домой. Девочка... Оку-сан-на Че... чем...
— Оксана Чемерезова, — подсказал я.
— Хай. Она... — медсестра заколебалась.
— Что с ней?
— У нее синяки и кровоподтеки. Ничего серьезного, но сэнсэй решил пока оставить ее в больнице.
— Можно ее навестить?
— Она... сумимасэн, она сказала, что не хочет никого видеть и просила никого к ней не пускать. Она... а-а... она сказала, что особенно не хочет видеть вас двоих. В любом случае, разрешить посещения может только сэнсэй, а он уже ушел домой. Гомэн насай.
Медсестра виновато поклонилась. Мы с Леной переглянулись.
— Хорошо, — согласился я. — А можно узнать, когда выпишут нас? Я лично уже чувствую себя нормально, мне незачем тут находиться.
— Я тоже в порядке! — поддержала Лена.
— Нормально? — медсестра с сомнением осмотрела меня. — Кэрри-сан выглядит не очень хорошо.
Я пощупал бок, заглянул за отворот больничного халата. Ребра по-прежнему выглядели устрашающе, покрытые разводами синего, желтого и черного, но боль надежно блокировали анестетики. В наглазниках вспыхнула картинка, транслируемая с камеры Лены. Моя физиономия выглядела не менее устрашающе, чем ребра — распухшие щеки и губы плюс огромный синяк под глазом, не скрываемый даже наглазниками.
— Выгляжу замечательно, — согласился я. — Но опухоль спадет к завтрашнему вечеру, а синяки проблемой не являются.
— Хай. Однако принять решение может только сэнсэй, а он...
— ...уже ушел домой, мы знаем, — с досадой перебила Лена. — Спасибо большое чике.
Медсестра поклонилась и исчезла, закрыв за собой дверь.
— Вот Оксана — проблема, — пробормотал я. — В упор не понимаю, что она делает. Она ведь привела к нам якудзу, потом попыталась от нее защитить, а теперь видеть не хочет. Лена, как чика объясни — что с ней происходит?
— Я-то откуда знаю? Переживает, наверное. Вопрос, почему она вообще с якудзой связалась? И как? Они по каналам объявления о вербовке не развешивают.
— Да, нетривиально. А ведь ей еще и полиция заинтересоваться может. Ладно, сегодня я совсем не в настроении новыми проблемами заниматься. Башка разболелась.
Я ушел к себе и снова завалился спать. На том День Большого Факапа и завершился.
Утром следующего дня нас осмотрел врач. Мои многострадальные ребра еще раз обследовали на томографе и снова не нашли там серьезных повреждений. Форма моей физиономии уже почти вернулась к норме, боль заметно уменьшилась даже без анестетиков, оставаться в больнице мы не желали категорически, тем более что вопрос с медстраховкой оставался неясным. Врач покачал головой, поцокал языком, признал, что нам и в самом деле нечего здесь делать, выдал из больничных запасов тональный крем для маскировки фингалов и отпустил восвояси. Перед тем он, однако, проконсультировался с какими-то справочниками и выписал нам несколько новых общеукрепляющих средств, якобы полезных после длительного безвеса. Мы не возражали: запас из госпиталя в Миядзаки уже почти исчерпался, так что обновить его стоило в любом случае — особенно с учетом неопределенности в ближайшем будущем.
Перед уходом мы все-таки добились разрешения повидаться с владельцем додзё иайдо. Когда мы вошли в палату интенсивной терапии, мано, лежащий на высокой и неудобной на вид каталке в окружении медицинской аппаратуры, как раз ругался о чем-то на японском сразу с двумя медсестрами. Судя по последним фразам, ухваченным переводчиком, он требовал выпустить его из тюремного заключения, а медсестры увещевали и взывали к благоразумию. Выглядел он вполне прилично, если не считать синяков под глазами, ничуть не уступающих моим — и не скажешь, что накануне валялся без сознания. Осознав наше присутствие, вся компания замолкла и выжидающе уставилась на нас.