— Папа барон и папа граф, — легкомысленно сказала я.
Солдаты грохнули от смеха.
— Очень хорошо, что у меня два папы, а то я такая плохая девочка... — рассудительно сказала я, загибая пальцы.
Совсем как взрослая.
Даже Логан отвернулся.
— И невоспитанная! — с тоской добавила мама. — Дрессировать волка легче, чем Лу привить правила поведения — абсолютно безнадежное дело!
— Так, а куда мы идем? — наконец спросил папа.
— Нас где-то тут поселили, — задумавшись о чем-то грустном, рассеяно проговорила мама.
— Только я не вижу пока свободной комнаты... — буркнула я.
Опять началось всеобщее веселье.
— Это что, мы будем здесь ночевать? — подозрительно спросил Логан.
— Я не виновата, это твои родственники, — буркнула я. — Нас выперли из нашей комнаты, и я даже не знаю, где моя одежда, украшения, кремы, помада, и все, без чего не может жить порядочная девушка...
— Украшений там было где-то на пятнадцать миллионов, — сказал китаец. — Это те, что бросали из окон в экстазе... Мы раздели ползамка...
Капитан присвистнул.
— Ничего себе поездка в гости! — проговорил он.
— Еще бы, мне здесь не нравится... — доверчиво, как ребенок, сказала ему Мари. — И у меня дурное впечатление, что никакой комнаты тринадцать там нет... Мы должны были остаться здесь, и от нас не осталось бы и клочка одежды и костей, а утром все бы подумали, что мы опять удрали... И уехали из страны, как часто это делаем... И ищи нас свищи по миру, мало ли где мы пропали...
— Ты ничего не подписывал? — спросила я отца. — Утром не обнаружится твое завещание или дарственная?
— Если и обнаружится, то быстро заобнаружится обратно... — спокойно, но безжалостно сказал в ответ вместо него Логан. — Чуть что я вам помогу... Надеюсь, и вы мне... Я тоже не помню, но если завтра окажется, что я кого-то слишком люблю, то видит бог, я его полюблю всенародно по настоящему! Как мужчина... — без тени шутки сквозь зубы проскрежетал он.
Я с удивлением посмотрела на него. Любовь что-то раньше была ему не свойственна. Мне представился умиленный святой Франциск на месте Логана, говорящий королю — "братец мой волк" и трепетно и с теплом лобзающий его в лоб, и я умиленно вздохнула... Мир и любовь... Поцелуй врага своего, как говорил святой... И люби его со всей силы... Благодать... Что делает с людьми всего лишь сутки в клетке с тиграми — растроганно подумала я — сразу понимают, что нельзя кусаться!
Наконец, в самом центре лабиринта (впрочем, он был не столько громадным, сколько извилистым, обходя клетки с разных сторон кругами, что создавало бесконечное впечатление глубины, которой на самом деле не было) мы неожиданно вышли наружу.
И, пройдя через открытую поверхность кругового типа, посыпанную песком, наконец, пришли.
— Это что, нам? — неверяще спросила я.
Я увидела на лице Логана плохо скрываемое желание пойти и сделать с ними плохо.
Оба китайца желали сделать с ними очень плохо и очень больно.
Мама широко раскрыла глаза.
А Мари обнаружила в себе желание любить всех по-мужски, и я испугалась даже, не стала ли в этом грязном замке моя сестра извращенкой, раз возникли такие противоестественные это самое... причем очень громко и открыто выраженные...
Мне же больше не понравился цементный пол этого маленького уютного гробика, который имел три метра в длину, два в высоту и полтора в ширину... И где в сыром сумраке этой комнаты для десятерых человек ничего не было... Если, конечно, не считать полуразложившегося скелета в углу и капавшей со стен воды...
— Чудесный гробик!
Мало того, от улицы ее отделяла только занавеска. Весело подрагивавшая на морозном ветру...
— А где же драгоценности? — недоуменно спросила я.
Все только хихикнули.
Капитан растеряно смотрел по сторонам. Отворачивая от нас лицо.
— М-мне кажется, ее не успели приготовить, — застенчиво-растеряно сказал он.
— Убрать забыли, да? — я широко похлопала глазами... Дело в том, что сия комната была склепом, но с вырванными дверьми, то есть плиты не было... Зато было четыре мумии в узких углублениях в стенке... — И забыли постелить для НОВЫХ гостей? Потому что старые слегка протухли... Я имею в виду простыни... — я брезгливо взяла двумя пальчиками ткань, окутывавшую египетскую мумию и понюхала — ...а не гости...
— Чем это их таким напоили, что они такими стали?!! — шепотом ошеломленно спросил солдат, в шоке глядя на лицо египетской мумии, которая в темноте особенно хорошо выглядела, потому что у нее зубы светились...
Он явно подумал, что это предыдущие гости...
— Ну, знаете!!! — рявкнула, наконец, пришедшая в себя мама. — Мои дочери, конечно, садистки, но даже они поступили так с гостями всего один раз!
— Ты говорила, что у твоей подружки странное чувство юмора, — буркнула я.
— ...когда подложили одному из гостей, вместо ушедшей к любовнику жены, в постель египетскую мумию... Слегка подкрасив ей губы фосфором, наведя макияж...
— Они поступили так с королем? — быстро спросил Вооргот.
— Нет-нет, — быстро сказала мама. — Короля мы еще домой не приглашали...
— Ну, что вы скажете? — строго сказал папá нам с Мари.
— Но он зато понял, что она сука! — недоуменно сказала я. — Мы поступили хорошо... Она его обманывала... Он знает, что она плохая...
— Он до сих пор ее видеть не может спокойно... — обвиняюще сказала мама.
— Надо было подложить любовнику, — сквозь хохот и слезы сказал Логан.
— Любовнику они тоже подложили... — буркнула мама. — Когда она от него только-только ушла... Еще в тепленькое, на цыпочках сразу подобравшись... У меня до сих пор в ушах стоит его вопль... Бедняжка... Он обнаружил подмену не сразу, а только после того, как с ней...
Капитан, Вооргот, солдаты просто рыдали и тряслись, отвернувшись, а Логан тот вообще скорчился на полу, истерически что-то визжа и размазывая слезы...
— Ну, мама! — рассержено сказали мы с Мари. — Это дела давно прошедших дней! Мы уже давно исправились... Ты думай, кому ты говоришь, ведь мы собираемся за них...
Вдалеке послышался вой.
Рыданья прекратились.
— Нет, я здесь спать не буду, — промычал Логан. — Я буду на улице... На дворике...
Я тоненько хихикнула. Потому что я, наверно, единственная, кто понял, что представлял собой этот дворик, пока мы шли... И почему он посыпан песочком... Это была типичная гладиаторская арена... С пятью выходами для зверей по кругу... Зрительских мест не было, но только потому, что смотрели со стены...
— Высокое расположение стен и зрительских мест и полная удаленность от главного входа, так чтоб не было слышно криков случайным гостям, предполагает, что этот ДВОРИК предназначается не просто для гладиаторских боев, а именно для боев между дикими животными, если вы еще этого не поняли, — проинформировала их я.
Все хихикнули.
— Причем в подземелье несколько тысяч кошечек! — радостно сказала я.
Солдаты и все остальные побледнели.
— Их собрали на праздник...
Они все выглянули и рассмотрели.
И стали очень мрачными и очень нервными.
— Вообще-то я не предполагала, что короли так развлекаются, — помрачнев, сказала мама, ибо это навело ее на некоторые неприятные мысли. Папа вообще уже спал после пережитого крепким сном, заново перевязанный китайцем, который продезинфицировал ему раны крепким ромом, взятым у солдата (на дежурство же шел человек), посыпал китайской дрянью, зашил, уколол, вставил поломанные кости и наложил шины, пока мы болтали... Впрочем, мама и Мари и я помогали ему... Не впервой ведь...
— Тут есть какой-нибудь второй выход без лабиринтов? — спросила мама капитана.
— Нет, — мрачно ответил тот, крестясь, — дворик расположен на заднем дворе в глубоком каменном колодце, и так, чтоб никто о нем не знал... Другим вообще не слышно криков, звучащих здесь... Прямой путь сюда ведет только тайным ходом из королевских покоев, но он односторонен... И отсюда открыть невозможно...
— А... — облегчено сказала мама. — Так это она так захотела пошутить... Сейчас дверь откроется, и нас пригласят в новое обиталище, заставленное яствами и медами, украшенное золотом...
— В небесную обитель, да? — безжалостно сказала я. — Тот, кто открывал клетку с сотней тигров в переходе, был ключарем, да?
— И где гарантия, что она вообще сейчас просто не спит? — холодно спросила Мари. — И что она вообще знает, что нас переселили? Выйти вполне может король...
Логан нервно оглянулся, и, увидев подвешенные на стенке гладиаторские старые проржавевшие боевые топоры, мечи, рогатины, болтавшиеся так и сяк на ветру, быстро сорвал оттуда топор...
— Для старого друга, — пояснил он. И стал зачищать его песочком.
— Оно проржавело, — сказал он на мой взгляд. — Давно не чистили, я хочу исправить оплошность... Все-таки это мой дом... Помогу родственникам, — мечтательно сказал он, проводя пальцем по лезвию топора... — Наведу немного порядок...
И в это время каменная плита наверху медленно стала раскрываться, обнажая королевскую ложу...
Все замерли, приподнимая оружие... Мама прицелилась, что-то себе шепча.
Дверь открылась, и вышел улыбающийся Рихтер.
Я ухмыльнулась и отвернулась.
Но, поскольку у любого бойца абсолютно развито периферийное зрение, так что он простым оборотом головы получает круговой обзор, не кося глазами, я видела, как к скинувшему лесенку и даже здесь элегантно слезшему Рихтеру, поспешил Вооргот.
С все еще громадным окровавленным топором в руке, с которого капала кровь.
Рихтер стал затравленно на цыпочках отступать к стене, с ужасом уставившись на топор и дергаясь в стороны в поисках спасения.
Вооргот хотел что-то недоуменно у него спросить.
Рихтер отступал все быстрее и быстрее к лестнице, но было поздно.
— Вооргот, клянусь, это не я, — заголосил он. — Она оказалась не девственной, да? Я этого не делал!
Услышав такое, я сорвала со стенки рогатину. И лицо мое вытянулось. Неотрывно уставившись на него, как Вий, я медленно-медленно пошла на него с рогатиной, не отрывая от него побелевших глаз.
Вооргот, до которого дошло, исказил лицо.
— Ой, ты еще этого не узнал, да? — завыл Рихтер, пытаясь успокоить безумца. — Я ошибся, ошибся, клянусь, она была девственна!
Мама медленно, шажок за шажком неотвратимо наступала на него слева, вытянув вилы и что-то безумно бормоча. Отрезав ему путь бегства.
Слева шла в атаку, выставив меч, Мари.
— Ой, что я говорюююююю...
Китайцы с сетями отрезали гаду путь с двух сторон.
Вооргот, наконец, заметил топор в своей руке и брезгливо бросил его.
— Проклятье, — рявкнул он Рихтеру. — Сколько можно тянуть! Ты меня познакомишь или нет, у меня к нему важное сообщение!!!
Рихтер остановился. И, бессильно опершись на стену, стал вытирать холодный пот со лба.
Я все-таки желала выяснить, девственна я или нет, и так же приближалась к нему, как заколдованная.
— Лу! — заорал Рихтер. — Я дурракк!!!!
— Это я знаю, — проблеяла я, тихо приближаясь к нему и уставившись в него, как сумасшедшая, которую оскорбили перед Воорготом. — А вот глубину познания моей девственности желаю узнать! — я сделала угрожающее движение рогатиной, приноравливаясь его наколоть и промерять его глубину ей.
Вооргот сбил рогатину в сторону.
— Потом убьешь, мне он сегодня нужен, — пробормотал он. — Хотя я испытываю сильное сомнение, что он до этого доживет, — с этими словами он оттащил Рихтера, и, прижав его к стене за шкирки, стал с ним беседовать.
— Мне сначала нужно поговорить с Лу... — жестко сказал и вырвался Рихтер.
Вооргот зарычал, но Рихтер был непреклонен — он тоже это умел, иначе бы не стал секретарем короля, где приходилось и не то переживать от осаждающих короля.
— Одну минуту, — рявкнул Вооргот. — После этого я тебя убью!
Рихтер потянул меня в сторону, хотя мне хотелось сначала сделать с ним кое-что другое.
— Лу, — накинулся он на меня. — Ты в порядке?
— Ты это хотел спросить? — сквозь зубы спросила я. — На глазах у моего жениха?
— Лу, он требует познакомить меня с Берсерком, он совсем меня замучил! — тихо прошипел Рихтер. — Я не могу уже сопротивляться! Или ты встреться с ним, или откажи! Я ему скажу и пойду спать! Я с ног валюсь. Я не смог найти твоего отца!
Я посмотрела на отца.
Рихтер, зная, что я ничего не делаю никогда просто так, тоже глянул туда. И ахнул.
— Что с ним!?!
— Львы порвали, — сквозь зубы ответила я. — Спит!
— А почему на земле?
— Пошли я покажу тебе почему...
— Там что, не приготовлено? — спросил Рихтер. — Я вообще то тут никогда не был... Сказали, что вы в этой комнате номер три...
— Посмотришь... Когда-то же надо сделать в первый раз... А я пока обдумаю твое предложение подальше от яростных глаз Вооргота... Закрой глаза...
Я завела его в притвор.
— Можешь открыть!
Он дернулся прочь со всех ног, но я его жестко держала.
— Это МЫ в этой комнате, — хихикнула я, повторив его слова.
Чтоб он носом в труп.
— Это наша комната... — радостно, слишком радостно, даже очень радостно сказала я, обводя рукой... — Ее для нас приготовили! И вещи сюда принесли! И постели постелили! Мы тут новые, предполагается, жильцы!
Рихтера рвало и он, потеряв соображение, пытался удрать.
Но я предпочитаю, чтоб человек не бежал от приготовленной нам красоты. Всегда, знаете, желаю поделиться, хлебом меня не корми, дай разделить творческое чье-то открытие с другими...
— Между прочим, чтоб ты был в курсе, дорогой, драгоценностей в нашей комнате, из которой нас выселили без нашего разрешения будто арестованных, было на пятнадцать миллионов без всяких шуток! — жестко сказала я.
Рихтер ничего не мог сказать, и только попросил одними собачьими глазами, чтоб его вытащили отсюда. Знаете, мумия, для тех кто ее раньше никогда не видел, зрелище до самых косточек. Я то привыкла, лазя и грабя в детстве пирамиды в одиночку или с Мари, а вот мама до сих пор вздрагивает и ночью плохо спит, если увидит днем это чудо. Все мумии фараонов, что мы попривозили, она, чуть мы уехали, сдала в музей с пожеланием никогда больше их не видеть... Уродство впечатляюще и первый раз просто выкручивает человека...
Рихтер вывалился на улицу.
— Чем это вы там занимались? — подозрительно спросил Вооргот, нашарив топор. — Чего это он стал так истощен и бледен?
— Именно тем и занимались... — хмуро буркнула я. — Комнату ему показала... И мусор, что не убрали...
Вооргот не поверил. Он снова осторожно приближался к нам.
— Лу, — мигом протрезвел Рихтер. — Твой ответ!
Вооргот чуть не взбесился, услышав вопрос. Лицо его подозрительно задергалась в оскале.
— Иначе он убьет! — рявкнул Рихтер.
— Хорошо, я разрешаю... — устало сказала я. — Все равно когда-то он должен узнать... Лучше, чтоб все произошло раньше...
Вооргот смотрел на меня с понятным зверским выражением, услышав эти слова.
— Это ты так ищешь Берсерка? — холодно спросил он Рихтера.
