— Что? Человеческая? — он сделал шаг назад от ящика.
— Ну да. На некоторых татуировки, что были у людей. Вот это женская кожа. Видишь узор? Такие незадолго до ядрены модно было у девок над задницей набивать. А вот распятие большое на фоне церковных куполов в облаках. Похоже, что коронованного вора в законе освежевали.
К своему удивлению, Николай уже не чувствовал рвотных позывов, бывших для него обычным делом в подобных ситуациях. Только появилась горькая липкая слюна во рту, которую очень хотелось выплюнуть, что он и сделал.
— Зачем им человеческая кожа? — выдавил, наконец, он.
— Ну, мало ли зачем. Может они кошельки с сумками из них собираются делать. И рисунки всякие уже считай готовы. Да хоть и ремни, плетки, или подбойка для одежды. Хотя кожа человека на это слабо годиться. Ты еще не понял что за существа, эти самые черновики? Они-то применение найдут.
— Илья, их надо убить. Их всех надо уничтожить...
— Ну, насчет всех, обещать не могу, но кое-кому мы сегодня пульс остановим. Особенно если ты соизволишь все-таки оказать мне помощь в поисках алюминиевой пудры.
* * *
Конечно, у него было и имя, и даже фамилия. И он их еще помнил. Но если бы кто-то сейчас, да и в любое другое время этого треклятого настоящего окликнул его по имени, то он, наверное, в последнюю очередь подумал бы о том, что обращаются именно к нему. Обычно же его окликали Перфоратором или сокращенно Перфом. Он проснулся от хмельной головной боли и непреодолимого желания отлить изрядную долю того, что он выпил со своими подельниками накануне. Тридцатипятилетний черновик медленно поднялся со своей шконяры, вдыхая затхлый, пропитанный потом и перегаром воздух помещения, которое они называли 'купе'. Это была огороженная кирпичными и деревянными стенами часть станции метро '1905 года', где жила бригада из восьми человек которыми он руководил. Все спали мертвецким сном, наполняя помещение храпом. Перфоратор осторожно поднялся, напрягая мутное после попойки зрение. Нащупал тумбу. Затем со второго раза нащупал самодельную бензиновую зажигалку и свечу. Зажег ее и, ступая босиком по невыносимо холодному полу, побрел к выходу. У двери, на расстеленной на полу собачьей шкуре сидела девица. Она была на цепи, опоясывающей тугой петлей шею и застегнутой на вмурованном в пол железном кольце. Черновик хмельно усмехнулся, глядя на нее, и подумал, что может, вернувшись из туалета заняться ею снова. Хотя, после того, что они всей толпой учинили над ней накануне вечером, ее непременно надо сдать в мойку. Перфоратор фыркнул презрительно и сделал еще шаг в сторону двери, но тут вдруг до его пьяного рассудка дошло, что что-то с ней не так. То, что она не спала, а сидела на своей шкуре, это еще ничего. Но ведь руки у нее должны быть связаны за спиной. Он хоть и был пьян, но точно помнил, что они, закончив с ней, связали ей руки и снова посадили на цепь. Однако левой ладонью она сжимала себе рот, а ее правая рука была вытянута вперед. Причем если сама девица была совершенно голая, то эти руки отчего-то были в рукавах камуфлированного бушлата. Черновик тряхнул головой и, до него стало доходить, что это не ее руки. И что на него смотрят не только испуганные глаза рабыни, но и еще чей-то жуткий взгляд черных глаз и... глушитель пистолета...
Щелчок и вошедшая в голову черновика пуля прекратила его существование и все эти мысли...
Людоед подхватил падающее тело и аккуратно, чтобы не создавать лишнего шума, положил его на пол, поставив рядом не потухшую свечу. Затем кинул девушке одежду, взятую с первой попавшейся табуретки и, тихо шепнул прятавшемуся за ее спиной Николаю:
— Помоги ей одеться. Я займусь остальным мясом.
Крест извлек из ботинка длинный и острый стальной прут, который прихватил в одном из предыдущих помещений, и направился к ближайшему спящему черновику.
Васнецов отпустил девушку и бросил взгляд на то, как Людоед, держа наготове одну руку у рта спящего человека, другой резко вгоняет ему прут прямо в ухо. Тот чуть вздрогнул и продолжал лежать в принятой им во сне позе. Но уже мертвый.
— Я не хочу их одежду, — дрожащим голосом и потрескавшимися, окровавленными губами, прошептала девушка.
— Другой нет. Одевайся. — Ответил Николай, стараясь не смотреть на ее избитое, покрытое синяками и ссадинами худое голое тело. Он схватил ее за ноги и бесцеремонно стал натягивать на них ватные штаны черновика.
— Как странно, — нервно хихикнула она, — Впервые вижу мужиков, которые не пытаются меня раздеть, а наоборот, заставляют одеться.
— Просто мы не люди, — угрюмо пробормотал Васнецов.
— А кто? — она удивилась.
— Ангелы смерти. Ну не сиди ты сиднем. Одевайся.
— У меня болит все... осторожней... — всхлипнула девушка.
Людоед тихо и мгновенно умертвил каждого. Но последний черновик проснулся и уселся на кровати, глядя пьяными глазами в пол и лениво почесывая волосатую грудь. Он ничего подозрительного не успел заметить. Крест схватил его, сжимая ладонью рот, и сильно ударил другой рукой в область печени. Черновик обмяк и замычал.
— Блаженный, ну-ка дай ей нож, — сказал Илья, ехидно улыбаясь.
Николай без лишних слов протянул ей холодное оружие.
— Держи.
— Зачем, — она испуганно взглянула на Васнецова.
— Отомсти. Накажи этого выродка. — Ответил Николай, поняв замысел Людоеда.
— Нет, — она замотала головой, — Я не могу... Нет...
— Зарежь этого упыря, — продолжал Васнецов, — Вспомни, что они с тобой делали.
— Зачем ты мне напоминаешь об этом?! — вскрикнула девица и заплакала.
Васнецов взглянул на Людоеда и, вздохнув, развел руками.
— Успокойся, сестренка, — произнес Крест, — Как тебя звать кстати?
— Рита, — тихо ответила девушка.
— Рита. Скажи, Рита, ты прощаешь его?
Она бросила на последнего в этом помещении живого черновика презрительный взгляд и нервно кивнула.
— Да... — сдавленно ответила она.
— Слышь, урод, — проговорил Людоед на ухо бандиту, — Великодушная Маргарита тебя прощает.
Черновик что-то замычал и быстро заморгал.
— А я нет... — Договорил Людоед и свернул ему шею. — Вот и все. Эту авгиеву конюшню, можно сказать вычистили. Пора идти дальше.
Забившись в угол и сжавшись в комок, девушка тихо заплакала.
— Зачем вы вообще пришли, — простонала она.
— Тебя спасти. Уже не мало, — ответил Людоед, вытирая от крови стальной прут.
— Зачем, — выдохнула она сквозь слезы.
— Тебе тут нравилось? — зло ухмыльнулся Николай, вспоминая так называемую кантину олигарха и тамошнюю проститутку, которая отказалась уходить с ними.
— Я просто жить не хочу...
— Вот как? — Крест присел рядом с ней, держа перед лицом девушки заточку, — Закрой глаза. Больно будет только секунду. И все.
— Нет! — она отскочила от него, испуганно выпучив глаза.
— Вот так-то лучше, — Илья улыбнулся. — Не бойся девочка. Ничего я тебе не сделаю. — Он убрал оружие и протянул в ее сторону руку. — Дай мне свою ладонь.
Она какое-то время колебалась, затем вложила свою дрожащую худую ладонь в его руку. Испуг на ее лице сменился выражением обыкновенной усталости. Она буквально рухнула на колени и прижалась к Людоеду всем телом. Николай смотрел на все это, чувствуя, как в нем растет отвращение и раздражение от развернувшейся перед ним сентиментальной сцены.
— Ну, все деточка. Успокойся, — Тихим баритоном проговорил Илья, гладя девушку по грязным и спутавшимся черным волосам.
— Тебе не противно меня обнимать? — прошептала она.
— Нет. Что ты.
— Но они...
— Это они, — Людоед не дал ей договорить, — А ты это ты. Главное останься сама собой. Они мертвы уже. А ты будешь жить. Верно?
— Возьми меня с собой, — всхлипнула она.
'Вот оно как!' — Николай нахмурился, — 'Возьми! Не возьмите, а возьми'. Ярость и обида закипала в нем от досады и обиды. Ведь они в равной степени учувствовали в ее спасении. Но она теперь чуть ли не отдаться готова Людоеду. Если Крест сейчас ответит ей утвердительно, то до конца своих дней Николай будет его презирать, ведь именно он, Людоед, говорил, что им в группе не нужна женщина. И что теперь? Каков его ответ?..
— Послушай, девочка, — начал говорить Крест, — Тебе с нами нельзя. Мы идем дальше. Я тебе сейчас дам оружие одного из этих жмуриков. Умеешь с автоматом обращаться?
Девушка медленно закивала.
— Вот и славно, — продолжал Крест, — Ты пойдешь в ту сторону. Бандитов там уже нет. Дойдешь до коричневой двери справа. За ней лаборатория...
— Я знаю, где у них лаборатория, — шепнула Рита.
— Чудно. Так вот. Там три женщины. Может они уже в сознание пришли. Может тебе удастся привести их в сознание. Заберешь их с собой, и пойдете дальше. Дойдешь до стены с дверью. За ней тоннель. Дойдешь до завала, где поезд засыпало. В завале есть лаз. Выберетесь наружу. В город. И уходи.
— Куда мне идти? — устало проговорила девушка.
— К людям. К нормальным людям. Их еще много и в этом городе и во всем, что осталось от нашего мира.
— Я тебя больше не увижу?..
После этих ее слов, Васнецова с еще большей силой передернуло от злости и отвращения.
— Поверь, девочка, я не самый достойный из нормальных людей. — Крест улыбнулся, — Мы с моим другом, на черновиковском складе, что возле лаборатории, смастерили что-то вроде напалма из подручных средств, что там были. Я просто тут взорвать хотел все. Сжечь к чертям. А друг мой, — он кивнул в сторону Николая, — Решил проверить это помещение и нашел тебя. Если бы не он...
Она вдруг рванулась к Васнецову и, с силой притянув к себе, зарыдала, обнимая за шеи обоих своих спасителей.
— Ребята, спасибо вам! Спасибо вам огромное! Спасибо!
Теперь Николай ощущал растерянность. Что и говорить, Людоед лихо все повернул. Даже за свою злобу стало стыдно перед ним.
— Нам пора, — пробормотал Васнецов. — Мы теряем время.
* * *
В обустройстве станции и прилегающего подземелья, казалось, не было никакой системы. Склады не были собраны в определенном месте, а встречались постоянно и где попало. Так же было и с жилыми помещениями. Различные посты тоже были разбросаны по подземелью без всякой логики. Очередным таким постом были десятки деревянных ящиков в тоннеле и столик с погашенной керосиновой лампой. На столике лежал автомат. Рядом, на ящике, расстелив старый матрац, дремал молодой черновик. Без лишних сантиментов и каких-то колебаний Людоед задушил его.
— Напоминает подводную лодку. Маленькую дизельную. — Пробормотал Крест. — Тоже длинная труба, где экипаж спит, где придется, и все припасы рассованы повсюду. Это с одной стороны хорошо. Нам легче продвигаться. Особенно с той стороны, откуда никто здесь угрозы никакой не ждет.
— Лучше скажи, что ты там за сцену лирическую устроил с этой девкой? — недовольно проворчал Николай.
— Каждый видит то, что хочет. У тебя с лирикой точно проблемы в голове. — Илья усмехнулся. — Я просто вдохнул в несчастную желание жить. Вот и все.
— А зачем? С твоим-то цинизмом это не логично.
— В холостую работать не люблю. Мы ей жизнь спасли, а она жить не хочет. Неправильно это. А тебе, блаженный, надо не за чужим поведением следить, а с самим собой разобраться. То ты сопли распускаешь по поводу и без. То бесишься на пустом месте. Такие заскоки, знаешь ли... Я мог бы махнуть рукой на это дерьмо. Ну, с головой плохо у парня, подумаешь. У кого с ней в наше время нормально вообще. Но на кону стоит многое. На кону стоит все. И исход всего этого зависит и от тебя в том числе. Если тебя так будет швырять из стороны в сторону, то беда случится. Смекаешь?
Васнецов пристально посмотрел на товарища.
— А ты бы и вправду убил ее, когда она сказала, что жить не хочет? А. Крест?
Людоед зло улыбнулся.
— А ты, блаженный, как думаешь?
— Может ты и меня убить смог бы, если бы решил что я стал опасен для миссии? — Прищурился Николай.
— Можешь не сомневаться.
Васнецов покачал головой, вспоминая измышления собственного внутреннего голоса. Этот убьет. И глазом не моргнет.
— Ну и что ты там себе думаешь? — ухмылка Ильи словно говорила, что он читает все мысли Николая. Людоед положил руку ему на плечо и добавил, — Просто не давай мне повода, братишка. Вот и все.
* * *
Надзиратель тюремного блока в очередной раз ударил старой милицейской резиновой дубинкой по стальной решетке.
— Ну что ты вылупился, мразь! — рявкнул он на одного из шестерых пленных, которых держали тут специально для крещения кровью тех, кто решил примкнуть к черновикам.
Надзирателю по кличке Кукан было всего двадцать шесть лет. Он был черновиком во втором поколении, поскольку вступил в эту банду еще его отец.
Кукан любил заступать на охрану заключенных. Его излюбленным занятием в этой жизни было демонстрировать свое превосходство над теми, кто не мог ему ничем ответить. Другое дело внешние посты или охота на людей. Там бывало страшно. Там могли убить. А тут он мог вдоволь наслаждаться своей властью и чувствовать себя сильнее других. Вот и сейчас он ходил вдоль клеток с пленными из различных городских группировок и орал на них матом, вещая унизительные для любого нормального человека вещи. Он наслаждался, видя, как они бесятся в клетках, не имея ни сил, ни возможности что-то ему ответить. Если кто-то начинал из клетки огрызаться, то на него выплескивалось ведро с фекалиями. Такого унижения никто не хотел и, все молча слушали, лишь позволяя себе скрежетать зубами и зло смотреть в ответ.
Кукан продолжал развлекаться, то и дело, оглядываясь на своего более старшего напарника по кличке Шалый, который сидел в автомобильном кресле, спиной к темному тоннелю ведущему в тупик, закинув ногу на ногу и курил самокрутку, одобрительно кивая головой и смеясь.
— Ну что молчите, парашники? — продолжал молодой надзиратель. — Может, кто сказать что в ответ хочет, а? Что, слабо, девочки? Имел я вас, козлы драные! Мам ваших имел, сучки вы гнойные!
— Если бы ты был мужчиной, то открыл бы мою клетку и разобрался со мной по-мужски, один на один, — прорычал пленник, напротив которого остановился Кукан.
— Чего? Чего ты вякнул? Ты сомневаешься, что я мужчина? — черновик убрал дубинку в сторону и приспустил свои штаны. — На, урюк, смотри. Мужская штучка, а? — Он захохотал и принялся мочиться в клетку прямо на пленника.
— Падла! — воскликнул тот, отскочив в дальний угол и уварачиваясь от струи мочи.
— Глянь, Шалый, как я его! — черновик, гогоча, обернулся и взглянул на своего подельника. Тот больше не смеялся. На лице его был испуг. Он нервно сжимал зубами самокрутку, а за его спиной, стоял молодой человек в камуфлированной одежде и прижимал к виску Шалого пистолет с глушителем. Как и этот молодой парень, из полумрака тоннеля показался еще один незнакомый человек. Он был в черной шинели и в руке держал странного вида меч.
— Когда ты перестанешь ссать, твой кореш умрет, — усмехаясь, сказал Людоед, — Цена его жизни, твоя моча.
Кукан рефлекторно потянулся к кобуре с пистолетом, но Крест быстро прислонил лезвие своего меча к шее бандита.