Переодеваясь, случайно зацепил рукой гитару, стоящую в углу подле шкафа. Очень удивился тому, что она здесь, а не где-нибудь на стене висит. Но тут же вспомнил, что и не думал вешать её никуда. Почему? Хм. Вроде как хороший вопрос. Как-то мой знакомый, только что ставший семейным человеком, мужем, проще сказать, завёз мебель в свою коморку. Надо сказать, мебель жены. Причём, заграничную, хорошую, качественную. Расставил, пока жена на работе была. А гитара бесхозная на диване валялась. Он едва не раздавил её, когда усталый апосля трудов праведных решил подремать на том же самом диване. Пришлось подняться и поискать место для инструмента. Не нашёл. Подумал, подумал, да и вбил в платяной шкаф немецкого деревообрабатывающего производства русский гвоздик, и повесил на него гитару. В общем, когда жена пришла и увидела сие безобразие...
— М-да. — Вслух произнёс я. — Бывает и такое. Память выхватывает непонятное откуда-то из своих закромов.
Застегнув последнюю пуговицу, взял инструмент в руки. Погладил обечайку. Провёл рукой по струнам сверху вниз. Гитара отозвалась тихим звуком. Пересчитал струны. 12. И тут до меня дошло. Я даже не знаю, как это описать, но перед глазами стала яркая картинка. 12 струн — это же струны мироздания! Нет, не так. Это струны, позволяющие выстраивать порядок событий не только в том месте, где живёшь, но и во всей вселенной. Правда, как это проверить? Я не знал, да и не собирался экспериментировать. Достаточно того, что касаясь этих самых струн, я невольно создавал своё будущее. А, следовательно, выстраивал и будущее окружающих меня людей. От такой мысли мне стало страшно. Ладно себе жизнь попортить, но другие-то в этом не виноваты!
Струны горели перед глазами двенадцати цветной радугой. И каждая из них отвечала за свою сферу воздействия. Нет, я не видел их на самом деле. Это плод моего воображения рисовал живую картинку. Так называемое образное мышление. Да, такого у меня ещё не было. Ни мышления, ни прозрения. Я точно знал, какая струна за что отвечает. Вопрос был лишь в том, как они сочетаются между собой.
"Дьявол! — Выругался я мысленно. — Это же надо такую фигню мне подсунуть. И как с ней быть? Оставить просто так нельзя, но и пользоваться опасно. Кто его знает, чем это может закончиться".
Осторожно, чтоб не зацепить струн, поставил гитару в угол и задумался. Задумался очень надолго. И если б не телефонный звонок, то продумал бы до утра.
По дороге из Синегорска к бывшей пещере, я продолжал размышлять. Гитара никак не желала оставить мою голову в покое. Какая связь между гитарой и струнами? Теми самыми, что так и висели у меня перед глазами. Если б это была обыкновенная радуга... Хотя, какая разница? Но струны имели все цвета радуги, и даже больше. Здесь были оттенки. Кроме полного спектра имелся чёрный и белый цвет. Чисто чёрный, и чисто белый. Дальше начинались оттенки. К примеру, один из них я поместил бы между зелёным и голубым. Может быть кто-то и назвал бы его бирюзовым, но мне почему-то казалось, что это не совсем так. А между жёлтым и зелёным вроде как салатовый должен быть? Между оранжевым и жёлтым цвет очень походил на розовый. Тут я бы согласился, но что-то мне подсказывало, что и это не соответствует истине. Хотя, где она истина? Кто её видел?
Я припомнил гитару. Там струны одинакового цвета, кажется, но вот толщина у них разная. Выходит, что и цвета должны быть разными. Но как их распределить? Если исходить из частоты колебаний каждой струны, то двенадцатая должна соответствовать чёрному цвету, а первая красному. Но тогда не получалось радуги. Если расположить цвета в моём порядке, то двенадцатая струна должна соответствовать фиолетовому цвету. Тогда где же должен быть чёрный цвет? Стоп, не логично. На двенадцати струнной гитаре первых две струны примы, то есть идентичны по всем параметрам. Значит, первая должна быть белой. А её парная подруга красной? Вроде как выстраивается, но где место чёрной? Всё же последней? Тогда фиолетовая одиннадцатая? Не логично. А чего я мучаюсь?! Надо взять гитару, тронуть нужную струну и посмотреть, какая струна отреагирует. И тут до меня дошло. Гитара — это инструмент, на котором я могу выстраивать интересующие меня последовательности, наделив каждую струну определённым цветом и предназначением. Тогда я буду видеть ближайший результат, которого и добиваюсь. А потом просто перенести эту последовательность на эти самые визуальные струны.
"Боже, как просто!" — Подумал я, загоревшись немедленно вернуться в цитадель и проверить догадку. Но возвращаться не имело смысла, будучи практически у цели. К тому же, пришлось остудить разыгравшееся воображение. играть-то я не умел, а как в таком случае собирать необходимую последовательность?
— Приехали, ваше величество. — Сообщил Лесовой.
Мы выбрались из карет. Солнца не было. Ветерок еле-еле шуршал в пожухлой траве. А может то и не ветер был. Не знаю.
— И что там? — Спросил я, указывая рукой в сторону, где по моему мнению должна была находиться бывшая пещера.
— Нечто колонообразное, бело-мраморного цвета. — Откомментировал Лесовой.
— Ваше величество, — заговорил подошедший Грабовский. — Мы слишком далеко от горы. Тут бинокль нужен.
— А чего ближе не подъехали? — Ворчливо поинтересовался я.
— Черта. — Коротко сообщил Степан Георгиевич.
— Черта. Какая к... — Я осёкся. — Какая черта? Откуда?
— Откуда, не знаем. А какая? Ограничительная. Как у нас раньше была. Пройти нельзя.
— И давно она здесь образовалась?
— Сразу после того, как мы покинули занимаемую бывшей горой зону.
— А долина?
— Долина, как ни странно, жива. И ничего с ней не стряслось. И мы посещаем её время от времени.
— Непонятно. — Сказал я, действительно не ориентируясь в происходящем. — Так, кто-нибудь пройдите до этой самой черты. Дайте мне ориентир.
Кружкин тут же шагнул вперёд и упёрся в невидимую стену.
— Стена. — Сказал он как-то не очень уверенно.
— Прокоп Егорович, — обратился я к министру внутренних дел. — Напомните мне, пожалуйста, вы с той стороны пришли или нет?
— Так точно, ваше величество, с той. — Отчеканил Егоров.
— Только не надо так официозно. — Поморщился я. — Когда вы шли, эта гора существовала?
— А как же? Мы её обходили. Только никакой пещеры там не было. Из ручья воду брали. Это я хорошо помню.
— Сейчас ручей есть? — Спросил я.
— Да. — Ответил какой-то мужик.
— Блин, не узнал. Кто это? — Спросил я.
— Потрошков Василий Семёнович! — Отрапортовал мужик.
— Понятно. Спасибо. Только вот кричать так не надо. — Недовольно поморщился я. — Прокоп Егорович, попробуйте-ка вы пройти черту?
Егоров сделал несколько шагов и так же, как и Кружкин, упёрся в невидимую преграду.
— Хорошо. Спасибо. — Сказал я, раздумывая, попробовать самому, что ли? Очень уж не хотелось рисковать. Откровенно, было страшно. Тем более, что за спиной не было Изольды, которая смогла бы в любой момент вытащить меня из передряги.
— Ладно, — решился я. — Прокоп Егорович и ты, баронет, станьте друг к другу ближе. Я пройду между вами.
— Ваше величество, — заговорил Лесовой. — Я отвечаю за вашу безопасность.
— И что? — Заинтересовался я.
— Я иду с вами.
— Пожалуйста. — Пожал я плечами, хотя внутренне облегчённо вздохнул, не один, и то хорошо.
Набрав в грудь побольше воздуха, шагнул к черте, и ничего не почувствовал.
— Эй, вы где? — Позвал я. Но ответом мне была тишина.
Я протянул руку назад и, о ужас! Ощутил гладкую стену из непонятного материала.
— Твою же мать! — Выругался я вслух. — Это же надо так попасться? Как пацану?!
Попробовал шагнуть назад, но, увы. Упёрся в ту же стену. А идти вперёд смысла не было. Куда идти? Заблужусь, как пить дать. Никаких ориентиров. Никаких звуков. Единственный ориентир — стена. Покидать это место для меня смерти подобно. Это шанс выбраться назад, если догадаюсь, как открыть эту ловушку. Конечно, можно идти вдоль стены, но что это даст? Здесь же я имел шанс всё же вернуться к своим людям, которые, наверняка, ожидали меня там, и были так же растеряны, как и я.
Я опёрся спиной о стену. "Чёрт, не торчать же мне вот так, неизвестно сколько?" — Подумал я, и решил хоть присесть на корточки. Как тут же ощутил, что сижу в мяком и очень удобном кресле. Положение что-то вроде полулёжа. Очень удобно. А дальше? А дальше ничего. Не помню и всё. Образы какие-то. Отрывки толи воспоминаний, толи картинки будущего. Ничего не понять. И лица все какие-то неизвестные. И делали они что-то непонятное. В общем, бред да и только.
И закончилось всё это неожиданно. Я вдруг понял, что падаю спиной назад. Сделал шаг, чтоб удержаться на ногах, одновременно пытаясь удержать равновесие, балансируя руками. И тут кто-то меня подхватил, помогая устоять.
— Блин! Ты кто? — Спросил я, удержав-таки равновесие.
— Это я, ваше величество. — Отозвалось сразу несколько голосов.
— Чёрт. Сколько вас?
— Мы все. — На этот раз ответил за всех Лесовой.
Я сделал ещё пару шагов назад и буквально плюхнулся на пятую точку.
— Рассказывайте, что здесь произошло?
— Ничего — Снова ответил Лесовой. — Вы шагнули в стену. Мою руку так отбросило, что если б не Прокоп Егорович, улетел бы метров на пять назад. Вы исчезли, а мы остались.
— А колонна? Бело-мраморная?
— Так и продолжала торчать на том же месте.
— Ну, а куда же я исчез? Вы же колонну видели?
— Колонну видели, вас нет.
— Так. Понятно. — Сказал я, пытаясь собраться с мыслями. — Сколько времени я отсутствовал?
— Двое суток. — Ответил Кружкин.
— Бляха медь! И вы всё это время здесь ожидали?
— Да. Спали в каретах. По очереди. — Пояснил Егоров. — А в час, когда вы ушли за черту, мы старались находиться у стены в том же составе, и даже в тех же положениях, как и в момент вашего исчезновения. Мы же не знали, когда вы появитесь.
— А место-то, как приметили? — Удивился я.
— Камнями обложили. — Пояснил Лесовой. — А когда мы отдыхали, другие дежурили. Так что всё время кто-то здесь был.
— Мы даже экспедицию организовали вокруг этой самой черты. — Улыбался Грабовский. — Теперь точно знаем её диаметр.
— И что это вам дало? — Поинтересовался я, просто так, без обид.
— В принципе, ничего. — Сник археолог.
— Ну, и зачем тогда устраивали путешествия грузина вокруг магазина? — Иронически поинтересовался я.
— Алёна игоревна с герцогиней Гречановой приезжали. Вчера вечером прибыли, на ночь в город отправились. Сегодня с утра тоже были, но какие-то дела. Уехали. Обещали завтра утром вернуться. — Попытался перевести разговор на другую тему Кружкин.
— Вы бы хоть палатку здесь разбили. — Устало посоветовал я. — Зачем в каретах дрыхли?
— если честно, — немного смущаясь, сказал Егоров, — мы просто забыли об этом.
— Очень сильно растерялись. — Добавил Грабовский.
— Ладно. — Устало сказал я. — Надо бы срочно добраться до Междуреченска.
— Сначала в цитадель. — Запротестовал Лесовой. — Всех успокоить, а потом куда угодно.
— Нет. — Твёрдо сказал я. — Немедля отправляемся в Междуреченск. Я, кажется, что-то узнал.
Возражать мне больше не стали. И спрашивать, что узнал и каким образом тоже. Помогли подняться, отряхнули от приставших травинок и пыли, насколько позволяла ситуация привели одежду в порядок, погрузились в кареты и отправились к Синегорской башне. Оттуда порталом до западной, что в Междуреченске, и к Стаховскому в апартаменты. Рабсул Рустамович, разумеется, никого из нас не ждал. А тем более меня. Поэтому, когда ему доложили о моём появлении на башне, он всполошился. Мы ещё спуститься не успели, не то, чтоб до его резиденции добраться, а он уже у башни ожидал. Чего испугался? Не понятно.
Я же, покинув стены башни, сразу затребовал охранника, который точно знал место, где произошло исчезновение Дженни. На моё счастье тот оказался в свите Стаховского. Вызвали кареты и отправились на реку. Правда, Стаховский настойчиво предлагал перенести посещение леса на утро следующего дня, так как уже вечерело. Но я был не приклонен. Какое-то внутреннее беспокойство гнало меня к месту трагедии. Кучера, видимо, так же почувствовали моё нетерпение, и гнали лошадей, как могли быстро.
В общем, через час с небольшим вся компания уже стояла на том самом месте, где Дженни исчезла. Но ничего не происходило. Я обошёл полянку по периметру. Ничего не обнаружил. Даже попробовал в воду войти, но тут уж меня не пустили. Стаховский лично разголился и перешёл речушку вброд туда и обратно. Никакой черты не выявилось. Это немного сбило с меня спесь самоуверенности, но для пущей убедительности попросил показать место, где нашли охранников.
Здесь полянка была немного больше. Но черты не было и здесь. Что-то не срасталось.
Я присел у самой воды, представил себе сферу, на которую опирался, и почти ощутил её. Только чуть левее, за деревом у самой воды. Поднявшись, решительно шагнул в ту сторону. Оказавшись за деревом я тут же споткнулся. Хоть скорость и не была большой, но инерция всё же бросила меня на землю. Я упал, явно придавив кого-то. Стараясь не потерять ориентацию, осторожно ощупал то, через что перелетел. Это была женщина. Она была жива, но дышала как-то с трудом, что ли. Я стал на колени, осторожно нащупал дерево. Просунул руки под женщину и поднял. Удивительно, но она оказалась очень лёгкой. Стараясь не стукнуться о дерево, шагнул в сторону, как мне показалось, стены. И не ошибся. На поляне стоял такой гвалт! Но стоило появиться мне, как всё тут же стихло.
— Что заткнулись? — Спросил я, ощутив тяжесть на руках. — Не уж то помочь некому?
— Дженни! — Вскрикнул Стаховский, и бросился ко мне.
— Спокойно. — Сказал я, освобождаясь от груза. — Немедленно девушку в цитадель к Генриетте. Как бы мы не опоздали. Сколько дней её не было?
Ответом мне была тишина. Никто не помнил. А может и не знал. СТаховский, конечно, знал, но ему сейчас было не до этого. Он рыдал над бесчувственным телом.
"Рабсул Рустамович явно не ровно дышит к Дженни", — Подумал я, безразлично, а вслух добавил:
— Так, быстро к пирамиде.
— Ваше величество, — зашептал мне на ухо Лесовой. — Это не Дженни.
— Что? — Не поверил я своим ушам.
— Это не маркиза Гарлисон. — Повторил Виктор Петрович.
— Ладно, разберёмся. — Буркнул я. — Всё равно её надо к врачам. Пусть разбираются. Так, в Междуречинск.
Но у пирамиды чуда не случилось. Альбина не появилась, как, впрочем, и стена. Не соло нахлебавши, глубокой ночью я вернулся в цитадель.
Спать не хотелось. Видимо, адреналин играл в крови. Приведя себя в порядок, нашарил гитару, устроился в кресле и принялся экспериментировать. Музыки не получалось, как и картинки. Наверное, усталость всё же сказалась. Ничего не добившись, вернул инструмент в угол за шкаф, и завалился спать. Но сон не шёл. Мельтешили обрывки каких-то мыслей, воспоминаний, толи образы, толи тени людей что-то делающих, к чему-то призывающих. Но никакой конкретики. Слова Лесового не шли из головы. Не понятно. Почему он решил, что это не Дженни? Зря я всё же не зашёл к Генриетте. Надо было убедиться хоть в чём нибудь.
